Трещины (СИ)

Разве он не должен был взорваться?
А потом оборотень втянул носом воздух, почти всхлипнув.
Тристан… Тристан что-то делал с ошейником Алека… Тристан отключил его?
Тристан позаботился о нем.
Александр больше не мог этого выносить. Где-то невдалеке Палач наступал на его мать. Конечно, он все понял…
Он всегда был умным… Умнее всех…
И Алек побежал. Помчался прямо к воротам тюрьмы. Прочь… Он не хотел этого видеть. Пусть его убьют надзиратели, пусть… Пусть они его пристрелят. Пусть…
Но только не Тристан. Лишь бы не от его рук…
Алек видел цель - стену ограждения. И он стремился прямо к ней. Лучше пусть он разобьет лоб, лучше пусть его убьет высоким напряжением…
Но, пожалуйста, Господи, только пусть это будет не Тристан…
Не надо.
Кто угодно, но не он.
Конечно, никто не услышал его молитвы. Алека сбили с ног одним резким броском.
Огромная волчья туша затряслась в руках худого с виду мужчины.
Алек жмурился, изворачивался и скулил, словно неповоротливый мохнатый шар, изо всех сил пряча когти… Ранить Тристана он не хотел.
Если бы Алек поднял голову и посмотрел в глаза Палача, то он бы понял, что в них не было ненависти. Но оборотень не смотрел.
И тогда Тристан его заставил. Палач схватил волка за шею, чуть приподнимая его.
Александр застонал так, будто был сейчас человеком, а не огромным, страшным животным.
Но Тристан жестко приказал:
- Смотри на меня, мой волк. Смотри. Не отводи взгляд.
И Алек не посмел ослушаться. У Тристана были серые, живые и очень мудрые глаза. В них плескались непонятные чувства.
- Ты похож на него, - уголки губ мужчины дрогнули, только вверх или вниз, было непонятно, - Но ты не он. Ты - Александр Юнг. И ты не отвечаешь за своего отца. Да, ты отвечал за тех людей, которых убила твоя Вики, но не за него. Я принял это в тебе, как ты принял меня. Грехи отца тебя не касаются. Успокойся, мой волк… Давай успокаивайся, а то нас пристрелят… Давай….
Тристан поднял руку и погладил его по мохнатому лбу и мягким ушам.
- Давай, хороший мой, - ласково повторил мужчина.
Алек перестал дергаться, с жадностью слушая Тристана. Но нервы скрутились внутри него в тугой комок. Он пока не был в силах превратиться в человека.
- Александр, пожалуйста, - уговаривал мужчина, - Я никому не буду мстить. Тем более, тебе. Я выгорел. Я не буду мстить даже твоему отцу. Он испугался, он забрался в свою нору. Он больше не убивает… Он виноват, но месть… Месть она никого не вернет. Она принесет только больше страданий и боли. Моя жизнь до тюрьмы - это прошлое. А ты - мое будущее. Не уничтожай мое будущее, Александр. Пожалуйста, мой милый волк, превращайся… Я молю тебя… Заклинаю…
И слушая этот нежный, так не свойственный Тристану, голос, Алек млел, подставляя голову под тонкие пальцы мужчины. Оборотень отпускал себя, расслабляясь.
И он превратился, теряя сознание…
***
Как только Александр обмяк в его руках, Аластор вмиг похолодел, превращаясь в настоящего себя.
Он никогда не был подарком.
О! В глубине души мужчина любил убивать, что бы ни говорил Александру. Он знал, кто в этой тюрьме настоящее чудовище.
Аластор был демоном, который уничтожил Тристана, чтобы выжить. Демон - это демон, как бы он ни звался.
Демон и его пес. Вот умора!
Аластор стащил с себя рубаху и аккуратно прикрыл обнаженное тело оборотня, осторожно поднимая его на руки.
Она стояла рядом. Сейчас что-то скажет. Тварь. Если бы она не была матерью Александра, он бы выбил ей мозги одним ударом.
Аластор, словно кукла на шарнирах, резко повернулся к ней, продолжая держать на руках своего волка и улыбаясь страшным оскалом.
- Ты не получишь его, сучка! - сразу обозначил свою позицию мужчина.
Она попробовала возмутиться. Он закатил глаза, терпеливо вздыхая.
 
- Это не месть, - лениво пояснил Аластор, - Он просто мой. Какие тут могут быть возражения? Ты вынюхала, что твоего сынка отправили неизвестно куда вместо некоего Давида Шпика и примчалась, как только смогла. Да, я понял. Но ты опоздала. Он мой. Если не согласна, пожалуйста, протестуй. Но знаешь, в чем соль? Меня хотели оправдать. Мол, я совершил свои преступления в состоянии аффекта. Меня хотели вытащить из этой задницы… Но я сам не хотел этого. И… Понимаешь, следователи, судьи, прокуроры ко мне хорошо относились. Оборотней у нас не жалуют, соображаешь? Некоторые были даже рады тому, что я выкосил целую общину. Целую, кроме вас, разумеется. Ты испугалась и подкупила кого-то, правда? И вроде как умерла. По бумагам. Но деньги не всегда спасают. Если преступления твоего мужа всплывут, то вы пойдете в утиль. И да, это шантаж, деточка. Я не остановлюсь. Он мой. Подумай, что тебе важнее - перевести сына в обычную тюрьму и прождать его двадцать лет или оставить его тут, но спасти мужа и себя? Двадцать лет - это меньше, чем пожизненное, правда. Но это не гарант того, что его не убьют. Ты можешь потерять обоих. Или одного сына. Думай, милочка. Хотя я в любом случае его тебе не отдам. Сорняком из-под земли вылезу и задушу твоего мужа в постели. Это тогда я был неопытным. А сейчас я оброс мясом. И это мясо уничтожит тебя, если будешь несговорчивой…
Договорив, Аластор развернулся, не глядя на нее, но в последний момент обернулся и хмыкнул:
- И да, спасибо за сына.
Теперь он сказал все.
Аластор направился к главному корпусу, оставляя ее позади.
Он не чувствовал мук совести. Мужчина не чувствовал ничего, кроме размеренно бьющегося сердца Александра под своими руками.
***
Олимпиада Юнг стояла, словно громом пораженная. Ее сына относили прочь, а она ничего не могла сделать…
По щекам волчицы катились слезы. Ее сердце разрывалось на части.
Но… Но…
Она знала, какое решение примет. Она знала.
- Это ваш сын? - осторожно спросил ее надзиратель.
И Олимпиада молча покачала головой, глотая слезы.
- Давай, не подведи меня, - тихо пробормотала она, яростно утирая слезы.
- Что? - переспросил надзиратель.
- Он всегда мне нравился, - пояснила Олимпиада, пытаясь прийти в себя, - Он отличался от других Палачей. Строгий, холодный и справедливый. Мозги у него были на месте. В отличие от остальных.
Надзиратель посмотрел на нее, как на безумную. Хотя почему как?
Она на самом деле сошла с ума…
- Люди не меняются. Их сердцевина остается с ними до конца. Не подведи меня, Тристан, - прошептала Олимпиада почти про себя и резко развернулась, чтобы уйти.
========== Глава 22 ==========
Don’t cry, don’t cry little bird
Не плачь, не плачь, маленькая птичка!
Though you are scared and you’re hurt
Хотя тебе страшно и больно,
You’re gonna wake up
Ты очнёшься,
It’s only a dream
Это всего лишь сон.
And why do dreams make people scream
И почему же сны заставляют людей кричать?
You’re not alone…
Ты не одинок…
What if it’s all in one kiss
А что если всё - в одном поцелуе,
That turns all seeds into trees
Благодаря которому семена превращаются в деревья,
The strongest wind into breeze
Сильнейший ветер - в бриз,
Enter all doors without keys