Альтер Эго. Обретение любви (СИ)

Станислав оказался юношей полностью неискушенным ни в чем, кроме игры на фортепиано. Он был одержим, занимался часами и не потому, чтобы выстучать технику, нет — он не мог жить без рояля, физически страдал, если не проводил за инструментом часа три, а лучше — шесть. Учился он не ради будущей карьеры, в Петербурге оказался потому, что мама так решила, он во всем слушал её, а она была убеждена, что именно Петербургская консерватория станет для её Стасика началом счастливого пути. Она понятия не имела, что кроме таланта и трудолюбия необходимы еще и связи, а их-то у Стасика и не было. В консерваторию он поступил легко и закончил её с отличием, а дальше оказался за бортом. В академию Станислава взяли только потому, что педагог по специальности хорошо знал завкафедрой концертмейстерского мастерства.
— Поработаешь, накопишь денег на конкурс, — говорил педагог.
Все это Максим узнал позже, когда они сошлись и стали жить вместе. До Лазарева у Станислава не было никого, ни девочек, ни мальчиков — только рояль. Патологическая стеснительность и фанатизм в занятиях оказались тем сочетанием, которое определило его жизнь, начиная с того дня, как он переступил порог музыкального училища при Консерватории. Единственное, в чем Стас упирался с невероятным упрямством — это нежелание возвращаться в Ковров к матери, а ведь там он мог бы стать преподавателем в родной музыкальной школе или даже солистом местной филармонии. Но молодой пианист не хотел уезжать из Петербурга и готов был работать хоть и не по специальности, лишь бы в столице. Он с ужасом думал о городишке на берегу Клязьмы, слишком далек был Ковров от имперского Петербурга. Что говорить, Клязьма — не Нева.
В свете всего этого его уход из академии можно было считать подвигом, но Макс считал идиотизмом, как и цепляние за Питер. Лазарев прекрасно знал, что на конкурсах чаще побеждают “свои”, а у таких, как Станислав, шансы пробиться близки к нулю. Сколько их, таких вот выпускников консерватории, мается с дипломами.
Стасик оказался послушным и чувственным, Максиму ничего не стоило убедить его в правильности необычных отношений. Справедливости ради следовало сказать — в постели хорошо было обоим. И первое время душу Макса грела мысль, что эта сторона жизни теперь никак не зависит от Залесского.
Лазарев делал все, чтобы повернуть обратно было невозможно, он как будто стремился к разрыву. Или свободы искал? Тщетно! Не было ему свободы от Сергея, прирос сердцем, сам не понял, как такое вышло, а оторваться не мог. Про Стасика не говорил, а Сергей и не спрашивал, и не звал вернуться, с каждым днем трещина в отношениях расширялась и расширялась и грозила превратиться в пропасть.
Встречались в студии, даже общались как ни в чем не бывало, но ни разу больше не поговорили по душам.
  
Глава 11. Снежная Королева
 
 
«Есть только два способа прожить жизнь.
 
Первый — будто чудес не существует.
 
Второй — будто кругом одни чудеса».
 
Альберт Эйнштейн
 
Тридцать первое декабря. Все новогодние поздравления отправлены, на экране монитора весело подмигивает краснощёкий Санта Клаус с mail.ru. Спать совершенно не хочется.
Саша снял очки в тонкой золотой оправе, потёр уставшие глаза. Сколько же он сидел за компьютером? Пять-шесть часов, может, больше. В доме никого — мама уехала на выходные к сестре в пригород. Вернётся только в понедельник, и это будет… это будет… Он щёлкнул мышью по краю заставки и открыл календарь на будущий год, который почти уже наступил.
Т-а-а-а-к, тридцать первое декабря пришлось нынче на пятницу, значит, понедельник будет третье января. Очень хорошо. Целые выходные никто не побеспокоит и можно закончить программу. На самом деле программа, полная цифр и формул, надоела Саше до чёртиков, но как и всё, что делал, эту работу он выполнял так же аккуратно и добросовестно.
В любом случае, заплатить за программу должны прилично, и мама купит новый телевизор. Она так хотела! Жаль, что к Новому году не вышло.
Саша ещё раз потёр глаза, потянулся, высоко подняв руки над головой и сцепив пальцы в замок, потом снова надел очки и посмотрел на экран.
Теперь Санта ехал куда-то с большим мешком подарков. Золоторогий олень с механическим однообразием заводной игрушки перебирал тонкими ножками — левой передней и правой задней — это совсем не походило на бег.
С компьютерного едко-синего неба падал безупречно белый компьютерный снег. Клонированные из какой-то одной, снежинки не были похожи на настоящие. Заставка мигнула и переменилась на первую картинку.
Санта улыбался и подмигивал.
«Как же ты мне надоел!» — вздохнул Саша и оттолкнулся от рабочего стола. Кресло на колесиках плавно отъехало в сторону.
Перед Сашей не было больше экрана, но заиндевевшее окно немного походило на него. Там разрастался чудный сад из неповторимых фантастических растений, похожих на папоротники с игольчатыми листьями.
Саша встал и подошел к окну, чтобы получше рассмотреть ледяную картину.
Нижняя половина стёкол была накрепко схвачена двадцатиградусным морозом и покрыта зимним узором, но верхний левый край окна оставался совершенно чистым, и было видно, как за окном падает снег. Значит, мороз спадёт.
Саша следил за полётом живых снежинок. Это движение завораживало, оно было совсем другим, не таким, как там, на экране. Снежинки кружились в воздухе. Они появлялись из ниоткуда, из темноты неба. Сыпались сверху, а в свете уличного фонаря плясали на ветру.
Сашины мысли унеслись следом за снежинками к приятным детским воспоминаниям. «Она летает на хрустальной колеснице и заглядывает в окна…» — услышал он знакомый голос бабушки.
Что это? Ах, да, Андерсен, «Снежная Королева». Сказка о любви и верности, забытая дорога в детство.
Бабушка умерла в прошлом году весной.
Снег всё падал и падал, каждая снежинка исполняла танец и ложилась на землю, или на ветви деревьев, каменные столбы забора, на провода.
Знакомая картина за окном, серая и до зубной боли унылая при свете дня, сейчас казалась иллюстрацией к сказке. Всё принимало неожиданные новые очертания. Железнодорожный вокзал напротив Сашиного дома выглядел настоящим замком.
Снежный покров искрился миллионами крошечных алмазных блёсток — не касаясь ничего, он парил надо всем прозрачной сияющей вуалью.
По верху деревьев пронёсся ветер. Белые нити проводов закачались. Алмазная вуаль шевельнулась, пошла мелкими волнами, поднялась, и вдруг внутри этого снежного облака блестящие кристаллы сложились в подобие человеческой фигуры.
Саша приблизил лицо к самому стеклу, отгородился ладонями от света комнаты и вглядывался в белёсый туман позёмки. Да, вне всякого сомнения, это была не тень, не игра воображения, не ошибка утомлённых глаз. Женская фигура, закутанная в покрывало из снежной пыли, стояла внизу под окном. Он мог разглядеть и её наряд. Подбитую мехом парчовую белую накидку, маленькую шапочку, кружевной пуховый платок, даже сапожки. Женщина не шла и не летела. Так же, как искорки света поднимаются над покрытым снегом полями, она двигалась над землёй, плавно скользила, могла подняться выше, если хотела.
Вот она уже у самого окна, и Саша видит её лицо. Совершенство правильных черт и покой, а глаза как звёзды в ночном зимнем небе.
— Здравствуй, Алекс, — сказала она, и он услышал её голос через стекло так же отчётливо, как если бы женщина находилась в комнате.
— Здравствуйте, — ответил он.
— Ты не узнаёшь меня? — спросила она с улыбкой.
— Я… мне кажется… Вы Снежная Королева? — с сомнением произнёс или подумал он.
Саша бы дёрнул себя за ухо, если бы она не смотрела на него в упор. Ему не хотелось показаться смешным и тем более трусом. Он не боялся её, почти не боялся — смешно в восемнадцать лет верить в сказки и бояться отрицательных героинь. Откуда она узнала его имя? Алекс — так он называл себя в Сети, в реале его тайного имени не знали.