Альтер Эго. Обретение любви (СИ)

Сергей упирался, они даже поссорились крепко, когда Максим пожал плечами и выдал с искренним изумлением:
— Да что такого, я не понимаю? У шеста ты мог, а тут никак? Нам деньги на аренду нужны!
Залесский развернулся и молча вышел из репетиционного зала. Не разговаривали два дня, на третий Максим извинился. Сергей простил. Примирились бурно. Но трещина осталась, пока едва заметная, она вроде и не росла. Лазарев сразу внимания не обратил. Дело пошло! Надо было ковать железо, пока горячо.
Идею спектакля он подцепил у субарендаторов. Экстрасенсы собирались в зале по четвергам, рассаживались на маты, проделывали странные упражнения. Руководил всем этим Владилен Бровин. Импозантный вальяжный дэнди под два метра ростом, атлет. Чем-то похож на Оскара Уальда. Вот от кого бабы дохли! Табуном шли медитировать, Влад собирал большие залы и "лечил" и "заряжал".
С Максимом они сдружились на почве армянского коньяка, под пятую рюмку Бровин сказал, картинно укладываясь на мате:
— А ты не пробовал девочек своих раздеть?
— То есть как? — Максим не понял сначала, а когда дошло, долго не мог остановить приступ хохота. — Ну ты даешь, да там кости одни, смотреть не на что! — До слез досмеялся.
— Не скажи, не скажи… У каждого свой вкус. — Взгляд Влада бесстыдно изучал Макса, глаза у Бровина были темные, почти черные. Смотрел он в упор, не моргая. Максим почувствовал себя некомфортно. — Расслабься, защиту ставить не умеешь, — ухмыльнулся Влад, — я тебя научу. А про девочек подумай. Еще можешь открыть балетную студию для взрослых. Если занятия мужчины будут вести, например, Залесский твой, бабы повалят, как на мои сеансы.
Эти слова запали Лазареву в душу и он начал уламывать Сергея.
— Не спорь, я же лучше знаю, это сработает!
— Но зачем? Тебе что, опять бабла не хватает? Или из любви к искусству меня продаешь?
На этот раз обиделся Макс, а извинялся Сергей. Помирились. Залесский согласился и на спектакль, и на студию для взрослых. Так всегда было: сначала он артачился, потом слушал Лазарева. Максим знал и поэтому не отступал сразу, брал измором. Сколько соли вместе съели, изучил.
Бровин оказался прав, дело так хорошо пошло, что пришлось приглашать еще двух педагогов. Неожиданно вместе с толстыми безумными тетками, желающими встать в первую позицию к станку и увидеть себя в зеркале в гимнастическом купальнике, потянулись в зал и балетные, привлеченные Залесским-репетитором. Особенно парни. А за ними и девочки.
Максим задумался о собственном помещении, отыскал подходящую заброшку, и снова вопрос уперся в деньги. Лазарев занял у своих прежних друзей, вопреки самозапрету, рискнул еще раз, интуиция подсказывала — нельзя, но Максим уже закусил удила. Хотел не просто самоокупаемые балетные классы, а театр-студию. Знал, что сможет, было бы только помещение. И обустраивал его по первому разряду. То ли амбиции взыграли, или на будущее провидел. Или, что вероятнее всего, для Сержа старался. Ремонт с перепланировкой развернул глобальный. Сутками со стройки не вылезал. О дне окончания срока кредита думать не хотел.
Он взял больше, чем смог бы отдать, знал это, рисковал. Как в той истории с девочкой и шариком — студия нужна была “сейчас”. Максим не сомневался. Именно сейчас, когда Сергей снова поверил в себя. Прыжок в парке все не шел у Лазарева из головы. Что это было? Желание Сергея показать девочке, женщине и самому Максу, что может, не разучился летать? Потому и разбег, и руки так раскрылись, что Залесский представил себя на сцене. И поверил, что сможет. Поверил! Отбросил то, что держало его. Боль? И это! Он столько перенес боли и разочарований. Двенадцать операций… Теперь все будет иначе!
Макс не думал о возможной неудаче. Все должно получиться!
Сергей разогревался у станка, Лазарев знал каждое мгновение этого упражнения, десятки раз видел и каждый раз замирал пораженный.
Залесский был спокоен и напряжен одновременно, сосредоточен на своем. Одухотворенное лицо, потусторонний взгляд то на руку, то вдаль. Царственная осанка, рельеф мышц. Он медленно опускался в плие. Простое плавное движение без остановки, безупречная рука в пор де бра, свободная кисть, восхитительные пальцы. Макс хотел бы целовать их и рассказать Сергею все! Все, что чувствует сейчас, но не умел выразить, а потому и не пытался, держал в себе, проявлял в другом. Он боялся нежности, как правды, она опаляла и мешала жить, принимать решения, заставляла выходить из привычного мира, поднимать голову, смотреть в небо. Макс смотрел и… оступался.
Если бы Сережа принадлежал ему! Если бы… Но так не было, с первого дня, и чтобы Максим ни делал, Залесский вставал к палке и уходил в себя. В чертов танец! Все чаще и все дальше. А Макс останавливался у черты и ждал.
Никто не смог овладеть Сергеем, его насиловали, продавали, разрывали в клочья душу, а она срасталась и воскресала в танце, божественная, совершенная, чистая и вечно живая. Максиму казалось, что у него самого такой души нет…
— Ма-а-а-акс!
— А?
— Ну на кнопку-то нажми, мне музыка нужна для середины.
— Прости, задумался.
— Считаешь прибыль? — Залесский отошел от палки в угол зала и встал на диагональ, в позу круазе, одна рука отведена в сторону, другая поднята. Точно, как в парке!
— Что? А… Ну да, куда ж мне без прибыли… Можно? — это Макс уже про музыку, так спрашивают концертмейстеры при начале упражнений.
Сергей глазами показал — “да”, перевел взгляд в зеркало и вновь ушел в себя. Он не просто тренировал мышцы, растягивался и прыгал, до автоматизма отрабатывая движения. Они уже давно заложены в нем академией, педагогом. Зря не позволяет созвониться, Лазарев не сомневался, что тот был бы рад помочь Сергею. Присутствие наставника, который посмотрит со стороны и скажет, все ли хорошо, сейчас необходимо более, чем когда-либо. Разговоров с зеркалом недостаточно, Макс понимал! Но Сергей наотрез отказывался, сердился, и Лазарев оставил это. Слишком хрупко все было, чтобы передавливать. Да и труднее становилось, Сергей перестал слушать беспрекословно, он все больше выходил из-под влияния Макса. Часто не понимал целей, а потому осуждал… “Считаешь прибыль…” Эх, знал бы он!
Не о прибыли дело шло, о жизни. Так Макс еще никогда не подставлялся. Старался не думать, отодвигал от себя неизбежное. Он юрист, вдоль и поперек изучивший закон, знал и о наказании, а преступить придется, другого расчета с “братками” не получится, они уже крепко взяли Лазарева за яйца.
Музыка прервалась, Сергей сошел с позиции, дышал. Резко поднималась и опускалась грудь, приоткрылись губы, на майке проступил пот.
Максим сцепил зубы, подавил в себе вожделение, сейчас Залесскому не это нужно. По большому счету ему все меньше нужны их ночные игры, вполне достаточно своих, заоблачных. Будь он проклят, этот чертов танец! Сергей отдышался, махнул рукой Максу — включить музыку еще раз, опять встал в угол на диагональ…
Их отношения — любовь или расплата за помощь? Не любовь, нет, это лишь стремление к ней, игра в одни ворота. Сергей принимает, но не отдает, вернее, он отдает в другом и не Максиму.
Пусть так, лишь бы хватило времени довести начатое до конца. А платить по счетам… когда-то придется, не вывернешься. Но не сейчас, не сегодня. Будет день — будет пища.
Даже если потом придется отвечать, Макс надеялся, что успеет завершить начатое, и Сергею этого окажется достаточно, чтобы взлететь…
Что видит он там, за чертой, в зеркальной глубине, в своем иллюзорном мире? Что видит Светловолосый Принц?
И вдруг со всей ясностью Макс понял, что ошибается — не свой спектакль, не студия! Не презентации, на которых все сводится к тому, чтобы показать красоту тела и балетные трюки. Это все не то! Не то…
Единственно верный путь — вернуть Сергея на сцену, в классику, к образам, о которых он мечтал и не обрел, туда, где сейчас пребывает его душа.