Близости (СИ)

Даже сидя на другом конце зала, я услышала, как завибрировал телефон. Мое внимание снова откочевало к угловому столику — взяв гаджет, Антон нетерпеливо впился в экран, будто чего-то ждал. Потом вздохнул, стащил очки, взялся за трость и окинул зал властным прищуром. Его взгляд упал на меня, я поспешно отвернулась обратно к Беттине. Нас очень впечатлила ваша работа на протяжении этого года, между тем говорила она. Это был период, не лишенный трудностей, для Суда — во многом переходный период.
Надо было что-то ответить, Беттина и так недоумевала, отчего я веду себя так странно. Я кивнула и сказала: спасибо. Мало, конечно, но я не знала, что еще добавить. Мысли блуждали вокруг Адриана: думать, что наши отношения еще существуют, что он ко мне вернется, — означает витать в облаках. Я это понимала. Но в те моменты, когда мне случалось столкнуться нос к носу со своими эмоциями, со своим эго, я вынужденно признавала унизительную правду: один-единственный звонок или какое-нибудь послание — и моя надежда восстанет из праха. Если Адриан прямо сейчас пришлет мне сообщение, если напишет, что возвращается через несколько дней, и больше ничего, я твердо знаю, что посмотрю Беттине в глаза и скажу, что с радостью принимаю предложение, а неудобства, связанные с работой, я уж перетерплю.
Но никто не присылал мне никаких сообщений, и я не знала, что ответить. Мое живучее чувство к Адриану, мое нерациональное влечение — вот, по сути, и все, что у меня было. Антон сидел на своем конце зала, в мою сторону не оборачивался, вряд ли он меня вообще заметил. Он хмурился на экран смартфона, уже дошел до той точки, когда ожидание вот-вот перекипит в раздражение, в недовольство, может, он здесь встречается с важным клиентом или с кем-то, кто намерен продать редкий фолиант, мне казалось, было что-то алчное в его ожидании. Беттина молчала, и я заставила себя заговорить. Процесс был интересным вызовом, сказала я, и она участливо покивала. А что с той свидетельницей, где она? — спросила я.
Беттина отвела взгляд. Такую информацию не принято разглашать. Конечно, пробормотала я. Это сложное дело, продолжала она. Все может пойти не так. Но вне зависимости от исхода процесса и от его последствий для Суда вы вправе гордиться собою, вы прекрасно сделали свою работу. Она умолкла. «Последствия для Суда» — это она, интересно, о чем, какие последствия? В эту минуту в моем поле зрения возникла блондинка — она прошла за спиной у Беттины. Одетая в яркий фиолетовый костюм — двубортный пиджак и юбка, — с голыми литыми ногами, с гладко депилированными лодыжками, она двигалась стремительно, но в то же время с опаской, словно знала, что впуталась во что-то сомнительное. На блондинке были туфли с высоченной шпилькой и красной подошвой — бренд, известный своей дороговизной и тем, что в его продукции перемещаться почти невозможно.
Туфли были секси, по крайней мере они декларировали секс, и весьма недвусмысленно, они больше для занятий любовью, чем для ходьбы, туфли вроде этих дарят женщинам мужчины. К своему ужасу, я увидела, что женщина направляется прямиком к столику Антона. Она шагала, окрыленная решимостью, будто сама себе сказала: ничто не свернет меня с пути: ни эти высокие каблуки, ни скользкий пол. Антон встал, весь такой неукоснительно внимательный, весь в порыве, точь-в-точь большой пес при виде куска сырого мяса. Блондинка натужно пискнула от возбуждения и ускорила шаг, каблуки отрывисто застучали по полу.
А Беттина все говорила. В любом случае мы будем очень рады, если вы останетесь. Зарплату вам повысят, и у Суда есть ресурсы, как минимум административные, чтобы помочь вам полнее адаптироваться к здешней жизни. Я повернулась к Беттине. Какая еще здешняя жизнь? — подумала я, сперва равнодушно, но спустя миг пришла горечь. Поскольку я молчала, Беттина продолжала: речь не о том, чтобы заменить Амину, пока она в декрете, эта должность именно для вас, она постоянная. Она чуть помолчала и добавила: если, вы, конечно, на нее согласитесь.
Я кивнула. Можно я все обдумаю? Она откачнулась назад, немного разочарованная. Разумеется, возьмите неделю на раздумья. Даже две. Спасибо, ответила я, даже пока Беттина говорила, я все равно косилась на угловой столик, где устроились Антон и блондинка. Она сидела очень спокойно, содержимое ее декольте чуть ли не выплескивалось на стол, а Антон был весь движение, казалось, он не в состоянии не трогать ее, он касался ее щек, ее рук, волос, его губы неустанно двигались — он поливал ее потоком своей речи. Она время от времени кивала, застенчиво улыбалась, ее, бедную, похоже, придавило такое обилие внимания.
 
Пока она сидела, вот так озадаченно моргая, я увидела, что при мощной харизме тела лицо у нее совсем заурядное, индивидуальности в нем почти нет. Но Антон не зря был в таком восторге, ему и правда повезло, в телесном смысле эта штучка обещает многое и дорогого стоит. Он совсем перевозбудился, вот-вот — и взорвется, стиснул ее руку с такой силой, что она аж вскрикнула. Блондинка взирала на Антона с искренним обожанием, не сводила с него глаз, пока он стискивал ее руку, и с коварной ухмылкой перенесла ладонь ему на колени. И я вдруг поняла: Антон привлекательный, он мужчина с очень неслабым обаянием.
У вас есть ко мне вопросы? Что-то, что поможет вам принять решение? Я снова повернула голову к Беттине. На ее лице была неуверенность, мое поведение явно выбивало ее из колеи. Она откинулась на спинку стула и спросила: а где ваша семья? Я, кажется, не интересовалась? Это правда, Беттина ни разу не расспрашивала меня обо мне. Моя мать уже несколько лет в Сингапуре. Отец умер. Мне жаль, произнесла Беттина, но я покачала головой. Прошло несколько лет, и это не было неожиданностью. Скорее облегчением, он довольно долго болел. Беттина кашлянула. А ваш дом, получается, в Сингапуре? Я опять качнула головой. Я там провела от силы пару недель. Сюда я прибыла из Нью-Йорка.
Да, ответила Беттина, в Суде у многих похожие семейные истории, быть таким вот перекати-полем — чуть ли не условие приема на работу. Я кивнула. Искоса я наблюдала, как Антон встает и резко, неровно выдергивает блондинку из-за стола. Женщина покачнулась — может, уже пьяна, подумала я, Антон заказывал шампанское, бокалы они оба осушили одним махом. Они двинулись через зал, Антон опирался на трость, блондинка тащилась сзади, постукивая каблуками по полу. Вероятно, они пошли на улицу покурить. Я повернулась к Беттине и сказала ей, что дам знать о своем решении, как только смогу, долго ждать ей не придется. Она кивнула, а я спросила: а вы долго живете в Нидерландах?
Десять лет.
Довольно долго, но меньше, чем я думала. Вот она сидит напротив меня и кажется такой насквозь здешней, она понимает язык и обычаи, ей ведома неписаная мифология местной культуры. Значит, за десять лет можно так встроиться, а по большому счету десять лет — не такой большой срок.
Приноравливаться тут было к чему, добавила Беттина, когда официант принес наш десерт. Она подождала, пока он отойдет, и взяла вилку. Недешевый город, да и пейзаж неказист, не то что в моих родных краях. Езжу домой при каждом удобном случае. Мне нужно бывать в том месте, где я выросла, к тому же до Германии рукой подать. Но мне нравятся голландцы, они такие нейтральные люди, хотя и к этому надо приноровиться.
Тут в обеденный зал, пошатываясь, вошли Антон и блондинка. Антон обвил рукой талию своей спутницы, а она тяжело привалилась к нему, словно позабыв о его хромоте. Он безропотно тащил на себе блондинку и даже держался прямее, чем обычно. Блондинка с деланой скромностью положила голову Антону на плечо, я видела сзади ее разгоряченную шею, растрепанные волосы. Проходя, она одернула юбку.
Я вспыхнула и отвернулась. Что-то было во всей сцене гротескное и пикантное, не исключено, что они ходили в туалет, чтобы там быстренько перепихнуться, опершись о стену кабинки. Или он привалился к стене, чтобы не упасть, а она встала перед ним на колени и давай, или она поместилась в раковине, уселась туда прямо попой. Вид у них, когда они опять садились за стол, был самодовольный и слегка раскрасневшийся, и друг к другу они как будто немного остыли. Вскоре прибыл официант с их закусками, и Антон, как мне показалось, испустил вздох, задумчиво склонившись над тарелкой. Они даже еще не приступили к еде, еще целый обед впереди, просто так ведь не уйдешь.