Ты моя! (СИ)
— Ну, давай, что ты там принес. — Степаныч нетерпеливо взял у него пакет с лекарствами. — Давай шустрей, время уходит.
Крейг вымыл руки, вошел в комнату, в шкафу нашел футболку и спортивные брюки.
— Вот, извини, сразу не сообразил как-то. — Он виновато посмотрел на меня и положил одежду на кровать.
— Вот, что вот?! Выйди ка, Крейг. Одеваться будем. — проворчал Карл Степанович и подмигнул девушке.
Когда Крейг вышел, врач наклонился надо мной, одел мне на голову футболку, расправил, просунул руки в рукава. Под одеялом одел на меня брюки. Как же я была ему благодарна! Теперь хоть не голая буду. От взгляда Крейга было очень неловко, я уже поняла, что приставать он ко мне не собирается, по крайней мере пока, но смотрел он на меня странно, то вздыхал, то сглатывал, видно было как он старается не опускать глаза ниже моего лица.
— Все, заходи, — крикнул Степаныч другу. — мы при параде. — Принеси воды, не холодной, и спирт сразу захвати. — сказал ему врач.
Парень вернулся, поставил стакан с водой на тумбочку рядом с кроватью. Карл порылся в целофановом пакете, достал лекарства. Выдавил из блистеров таблетки и дал мне.
— Так, вот это выпей, сейчас укол будем делать, больнючий конечно, но надо. Потерпи.
Я выпила таблетки, Степаныч жестом показал, перевернись. Послушно переворачиваюсь на живот, пока врач откалывает ампулу и набирает лекарство. Он откинул одеяло, приспустил брюки с одной стороны, протер спиртом и сказал своему «ученику»:
— Вот смотри, зрительно делишь на четыре части, колешь в верхнюю внешнюю часть. В иглу набрал, чуть выпустил, чтобы не было воздуха, — врач объяснял спокойно, медленно, каким-то гипнотическим голосом. — вкалываешь под углом сорок пять градусов, приблизительно, игла должна войти на две трети. — с этими словами Степаныч воткнул иглу — потерпи, девуль.
Больно, пипец, аж искры из глаз. Никогда таких болезненных уколов не делали. Даже не представляю, как это будет делать не специалист… Да еще на пятую точку мою смотреть будет.
Становилось тепло, сонное марево затянуло мысли и я заснула.
Врач объяснил Крейгу как давать лекарства, когда уколы делать и засобирался домой.
— Звони мне в любое время, температуру меряй, даже если спит.
— Спасибо тебе, Карл Степаныч.
Они пожали руки и врач поехал домой.
Крейг постелил себе на полу, рядом с кроватью. Всю ночь, каждые два часа мерял температуру и к утру на градуснике было тридцать девять. Он позвонил доктору:
— Проснется, горло посмотри, как ангина выглядит, думаю ты знаешь, а я подъеду через пару часиков.
Крейг разбудил меня, было плохо, жарко, тело ломит. Сказал перевернуться на живот. Сделал укол, странно, сегодня меньше больно, может другое лекарство? Потом поил чаем с медом. Посмотрел мне горло, по его глазам поняла что там … ничего хорошего.
Приехал Карл Степаныч, осмотрел, послушал.
— Ангина это конечно плохо, — он задумчиво взял себя за подбородок. — но не самое страшное, хрипов нет, почки пока тоже в норме. Температура высокая около пяти дней будет, теплое питье побольше, все, что я написал, выполнять, а там посмотрим. Если выше тридцать девять и пять, укол анальгина. Я на дежурство, вечером заеду. Звони мне, держи в курсе.
— Спасибо, Степаныч, давай. — Крейг пошел провожать доктора.
— Молодец, еще работает, повезло, что дома его вчера застали. — это уже мне. — Так, если что понадобится, не стесняйся, спрашивай, хорошо?
Я молча кивнула.
Температура держалась шесть дней, как оказалось я не так много времени провела на улице. Но горло драло нещадно. Крейг отпаивал меня чаем, кормил, лечил, делал уколы. Мы почти не разговаривали. Я из-за больного горла не очень то могла разговаривать, а он не настаивал. Спросил только как зовут и возраст. Я соврала, как Степаныч сказал «на всякий случай». Имя назвала, какое первым на ум пришло, Света, имя моей подруги. Кстати, она волнуется наверное. Ну и возраст семнадцать. По лицу правда не скажешь, а вот фигурой на все восемнадцать, так что не должен догадаться. Некрасиво хорошему человеку врать, надо потом извиниться. Самым неудобным было идти в «дамскую комнату», Крейг сопровождал меня туда и обратно, сама я дойти не могла, голова кружилась и слабость очень сильная. Первый раз когда вышла из комнаты пока Крейга не было, шла по стеночке и на середине пути так плохо стало, что начала сползать вниз, даже в глазах потемнело. Крейг как раз шел на кухню и, увидев меня на полу, кинулся ко мне с переполошным видом. Пока он меня поднимал, я пришла в себя. Меня отвели в место назначения, закрыли дверь и ушли, ну надо же, прям настоящий джентльмен. Я уже успела умыться, и минут через пять меня забрали и хотели было вести под руки, но ноги мои внезапно решили подкоситься. Крейг взял меня на руки, и в мыслях мелькнуло сожаление, что сейчас я болею и мне не до его сильных рук и вообще “не в форме”.
Дней через десять мне стало намного лучше, руки только болели и горло никак не проходило. Но это еще я «легко отделалась», Степаныч сказал. Он часто приезжал, звонил каждый день. Постельный режим был отменен и я увидела, в какой большой оказывается квартире я живу все это время. Три спальни, два кабинета, зал, столовая, кухня, две ванные комнаты и два сануза! О-хре-неть! Кто же он такой, миллионер, что ли? А вид из окна, это похоже на… тот самый парк, где я сидела на скамейке!
Крейг вернулся из магазина.
— Уже встала? — он улыбался мне. — Давай завтракать, тут купил всяких разностей, а то надоело все.
Хм… «все», это наверное еда, которую он готовит… а мне она, то есть еда, вполне нравится, но видно Мария готовит более разнообразно. Экономку он на следующий день после моего появления в квартире отпустил, слышала, как он дал ей выходной, потом отпуск на неделю. Так что мое пребывание здесь, как я посчитала, должно было уже закончиться. Неделя…
— Крейг, — я испугалась звука своего голоса, трудно было говорить, — я уже выздоровела, я Вам очень благодарна, спасибо, мне наверное нужно уходить… — я замялась, боюсь, что он ответит, ведь идти мне некуда, но и оставаться будет уже неприлично… вдруг что-то потребует взамен.
— Ты чего? Тоже мне, выздоровела. И куда ты собралась? — он говорил тихо, неуверенно и как-то расстроенно даже. — Тебе же некуда идти, к тому же Карл Степанович сказал что у тебя серьезные проблемы с бандюкАми местными.
***Стоит молчит, глаза опустила, а я не знаю как задержать ее. Если уйти захочет — уйдет или сбежит.
— Ты можешь оставаться здесь сколько захочешь, — даю ей «выбор» — мне здесь одному тоскливо, у меня родных тоже никого… брат двоюродный только.
— Спасибо большое. Но мне нечем Вам заплатить, Крейг. Я попробую пожить пока у друзей..
— У друзей тебя скорее всего уже ждут. Вот что, никакой платы я с тебя не возьму, и не собирался брать.
Так что оставайся. Но если тебя так беспокоит этот вопрос, ты можешь нам готовить, в качестве оплаты за проживание, умеешь? И давай на «ты» уже перейдем, а то чувствую себя столетним старцем. — не смог сдержать улыбки.
— Умею. — медлит перед тем как задать следующий вопрос, — А ты один живешь?
— Считай, что один. Брат иногда приезжает, он в основном в командировках, так что здесь редко ночует. — вижу как расширились ее глаза, боится. Подхожу ближе, заглядываю ей в глаза, — Свет, мы не маньяки, успокойся, я тебя не трону и брат тоже.
Украдкой посмотрела мне в глаза, опять в пол смотрит.
— Ладно давай поедим, я голодный как волк.
***Мы поели, Крейг предложил посмотреть фильм и я пошла за ним в зал. Огромный диван с множеством подушек и подушечек темно-бардового цвета, огромная плазма, стеклянный столик перед диваном, шторы матово-бардовые из мягкой ткани плотно задернуты. По комнате разливается бархатный мягкий темно-красный свет.
Крейг взял пульт, запрыгнул на диван и спросил, улыбаясь: