Николай I Освободитель. Книга 3 (СИ)

— Остановились, — прилипшая к стеклу Александра прокомментировала увиденное снаружи. — Мы приехали?
— Нет, еще, — усмехнулся я. — Середина пути. Сейчас подъедет поезд с другой стороны, заедет вот на тот путь, мы поменяемся местами и поедем дальше.
— Как интересно, — пробормотала девушка, разглядывая во всю парящий паровоз, подтянувший вагоны со стороны Царского Села. — «Проворный». Это его имя?
— Да, — уподобившись прилежному папочке, терпеливо продолжил я описывать все происходящее принцессе. — Каждый паровоз получил свое имя. Пока их мало, можно каждого персонализировать.
— А потом?
— А потом паровозов станет тысячи, десятки тысяч, как карет. Мы же не даем каретам имена собственные…
Кстати о масштабировании. На Урале еще зимой этого года началась потихоньку стройка дороги Нижний Тагил-Пермь. Если смотреть по прямой, то там выходило примерно двести километров, однако учитывая сложный рельеф, горы и те самые пресловутые овраги, на деле вышло все двести пятьдесят с двумя относительно крупными мостами через Чусовую и Сылву.
По плану строительство было рассчитано на четыре года. Пока укладывали только одну колею плюс станции на пути следования были не предусмотрены, все же линия проектировалась в первую очередь как заводская. С другой стороны, ничего в будущем не мешало при необходимости расширить линию до двух путей и оборудовать всем необходимым для перевозки людей.
Еще минут через пятнадцать, примерно, мы добрались до конечной станции. В Царском Селе вокзал был оформлен в модерновом стиле: ажурное кованное чугунное плетение и много стекла. Учитывая, что пока так никто не строил, смотрелось более чем интересно.
— А дальше куда дорога идет? — Задала Александра резонный в общем-то вопрос.
— Строим продолжение ветки в сторону Гатчины. Там дворец моей сестры Екатерины. «Который ранее занимала мамА, сосланная после известных событий в Москву», — мысленно добавил я. — Император Александр любит ездить туда в гости, но не любит тратить на это много времени, поэтому он попросил меня удлинить железную дорогу еще на двадцать верст. Думаю, к началу следующего года закончим.
— А дальше строить дорогу будем? — Было видно, что девушка в восторге от всего увиденного.
— Будем, — подтвердил я. — Не в ближайшие пару лет, но будем. Отсюда ветка пойдет на запад в сторону Нарвы и Ревеля.
— А дальше?
— А дальше все, наверное, — я пожал плечами, довольный в душе что удалось произвести такое впечатление. — Еще одна ветка пойдет из Петербурга на Москву. Возле Новгорода сделаем ответвление на Псков и дальше на Ригу. А оттуда на Вильно и Варшаву. А из Варшавы построим дорогу в Берлин, и ты сможешь ездить в гости к родителям гораздо чаще, если захочешь, конечно. Весь путь отсюда и до столицы Пруссии займет дня два-три, вряд ли больше.
— Три дня… — Задумчиво пробормотала жена, пораженная перспективами. Сейчас, если передвигаться по суше такая дорога заняла бы недели три. Неделю если скакать во весь опор загоняя себя и лошадей, но принцессы в каретах понятное дело передвигались медленнее. — Так быстро…
— Да, солнышко, — я наклонился и чмокнул девушку в носик. — Мир становится меньше. Скоро путешествие вокруг земного шара будет занимать не год, а всего восемьдесят дней.
  
Глава 6
 
Бабах!
— Твою мать! — Я инстинктивно втянул голову в плечи и обернулся в ту сторону откуда раздался взрыв.
— Не беспокойтесь, Николай Павлович, это горы взрывают.
— Я не беспокоюсь, — немного ворчливо ответил инженеру. — Просто неожиданный громкий звук. Расскажите лучше, как дела продвигаются. Знаете, читать сухие строчки отчетов — это совсем не так интересно, как слушать собственными ушами.
— Да, конечно, ваше императорское высочество, — Рерберг переступил через валяющееся прямо на дороге бревно, — и указал рукой на небольшой домик, казавшийся небольшим островком стабильности посреди бесконечного хаоса стройки. — Давайте пройдем в дирекцию, там и бумаги все в наличии и потише все-таки будет.
 
Я только недовольно покачал головой. Не смотря на бравурные отчеты, стройка — уже на стартовом этапе — начала отставать от графика. Местные на это смотрели философски, а вот мне растягивать «удовольствие» совсем не хотелось. Поэтому в сентябре 1817 года я решил совместить приятное с полезным. Схватил новоиспеченную жену в охапку и устроил круиз по российским рекам в сторону Нижнего Тагила. С какой стороны не посмотри сомнительного свойства свадебное путешествие, однако ничего лучше все равно в ближайшее время не предвиделось.
В Европе на фоне происходящего катаклизма, а по-другому это назвать было просто невозможно, потихоньку начал бунтовать народ. Кое-как пережившие зиму 16–17 годов люди надеялись на хороший урожай, однако погода вновь подвела. Пусть не так как в шестнадцатом году, но урожаи были очень далеки от ожиданий. Ну а запасов-то на вторую голодную зиму уже просто не осталось.
Сначала доведенные до отчаяния люди, которым просто нечего было жрать, стали выходить на большую дорогу. В городах стихийно возникающие толпы стали грабить магазины. Особенно в этом плане отличилась Вестфалия, где продолжал просиживать штаны на троне непутевый брат Наполеона Жером. Потом кто-то бросил клич, что во всем виноваты дворяне и особенно французы, причем эта сугубо политическая уже мысль достаточно быстро овладела массами, что намекало на солидную подпитку ее дензнаками. Не нужно было быть гением, чтобы понимать, чьи островные уши за этим торчат.
В итоге Бонапарту пришлось поднимать армию и вводить ее на территорию всего Рейнского союза, пока бунты не переросли в полномасштабную общенародную революцию. За всей этой катавасией с интересом наблюдали Австрия и Пруссия, которые и сами готовы были всегда прийти не выручку. Была бы выручка.
Было неспокойно в Испании. Противостояние между Королем Фердинандом и кортесами постепенно переросло в открытую гражданскую войну. Пока стычки были только локальными, стороны копили силы готовясь к окончательному решению вопроса, но чувствовалось, что полыхнуть может буквально в любой момент.
В такой ситуации отправленное в еще в прошлом году посольство на Пиренеи добилось полнейшего успеха. Поначалу, пока ситуация в самой Испании была неопределенной, Фердинанд долго-долго мурыжил наших послов, не говоря ни да ни нет, выставляя заведомо неприемлемые условия и всячески уклоняясь от конкретных решений. Он был явно не в восторге от активизации Российской империи на том направлении, очевидно, что еще один сильный игрок на Тихом океане Фердинанду не был нужен совершенно.
Так продолжалось до начала 1817 года, когда на фоне голода в Европе и на полуострове тоже начались заметные проблемы. Скачком выросли цены на продукты, бедняки начали в прямом смысле умирать с голоду, но хуже того — в казне просто не оказалось денег на выплаты жалования солдатам и офицерам. Это не могло не иметь значительных последствий.
В январе вспыхнуло восстание в Галисии, через две недели взбунтовались солдаты в Кадисе. Посланные из столицы на юг полки 19 февраля были разбиты в стычке у моста через Гвадалквивир у селения Монторо. Битвой это безобразие назвать язык не повернулся бы даже у самого оптимистичного хрониста. С обеих сторон встретились две примерно одинаковой степени оборванности банды и победила та, которая была более голодной. Когда жрать нечего порой открываются невиданные ранее вершины храбрости.
Фердинад, окопавшийся в северных провинциях страны мгновенно стал куда более сговорчив, благо один раз он уже кусок страны отдал, так что подписывать сомнительного свойства соглашения ему было не привыкать. Король к этому времени уже готов был на многое — чуть ли не на все — ради получения хоть сколько-нибудь существенной помощи со стороны.
26 марта был подписан договор между Российской империей и Испанским королевством о сотрудничестве и совместных действиях в колониях. По нему Испания отказывалась от претензий в пользу России на все земли в Северной Америке лежащие севернее 42 параллели. Учитывая, что там не было испанских поселений и близко, это была такая себе уступка. Кроме того, Испания передавала в аренду на сто лет земли Северной Калифорнии от 38 до 42 параллели. Тут уже испанские поселения имелись, хоть и не многочисленные, и главным условием было не притеснение местных испанцев и не ущемление католической церкви на этих землях.