Вместе с тобой (СИ)
Флер с трудом оторвала от огня взгляд, выныривая из своих невесёлых дум.
– Альберт! Мне уже так плохо здесь… Не бросай меня, мой мальчик… – она привычно запустила руку в его густые волосы, наклонилась и слегка коснулась губами его губ.
По телу герцога пробежала дрожь желания. Впрочем, как и всегда, когда она звала его «мой мальчик» или касалась своими тонкими изящными пальчиками. Он попытался углубить поцелуй, но Флер тут же отпрянула и покачала головой. Тоже – как всегда.
– Нет, Альберт. Уже – нет и никогда, – печальная улыбка скользнула по её губам.
Герцог рывком подскочил и, словно раненый зверь, заметался перед камином.
– Флер, дорогая, мы ещё можем всё переиграть. Только мы! Прими решение! По условиям договора ты всё ещё можешь ограничиться дипломатической миссией или уехать. Прошу тебя! Пока всё ещё возможно.
Принцесса печально смотрела на своего молодого опекуна и отрицательно качала прелестной головкой:
– Нет… мы упустили момент. Ты упустил, когда согласился на помолвку с маркизой Мэрителл.
– Да не соглашался я! Ты же всё знаешь! – Альберт запустил пальцы в свою великолепную шевелюру и со всей силы дёрнул волосы, причиняя себе физическую боль, чтобы хоть как-то заглушить душевную, – Договор заключён между семьями!
– Как и мой – между королевствами. Я всего лишь чуть более важная фигура на этой шахматной доске. Пожалуйста, прекрати терзать свои прекрасные локоны. Я так их люблю, – мурлыкнула Флер, – Иди ко мне, мой красивый мальчик, сядь, как прежде. Дай мне погладить их.
– Лучше б ты тогда ушла… и забрала меня с собой… – чуть слышно в сердцах прошелестел герцог, возвращаясь на место у ног принцессы, и позволяя ей зарыться пальчиками в каштановый шёлк.
– Возможно, ты прав. Мы стали бы свободны… от всего и от всех. Но ведь это ты не захотел тогда меня отпустить, – в голосе Флер было столько грусти, что Альберту стало стыдно за свой неуместный упрёк.
– Еще бы, – хмыкнул племянник короля, – Ты же пыталась улизнуть без меня…
4. Брат и сестра
Ты мой приют, дарованный судьбой
У. Шекспир
Они были кузенами. Его мать была родной сестрой её отца. Альберт и Флер росли вместе с её рождения. Герцог был на четыре года старше принцессы. Иногда ему казалось, что он полюбил её, как только королева откинула розовый кружевной треугольник с маленького личика удивительно красивого младенца.
Они вместе играли, учились, проказничали. Он защищал её, когда старшие братья особенно жёстко подтрунивали над нею. Если их ловили за проделками, несоответствующими их высокому статусу, Альберт всегда брал вину на себя. У Флер было три родных старших брата. Конечно, все баловали малышку, но именно кузен стал её доверенным лицом и настоящим другом. Когда ей исполнилось четырнадцать, а ему восемнадцать, в их сердцах стало просыпаться совсем другое чувство, гораздо более сильное, чем дружба.
Они начали часто уединяться, чтобы просто побыть вместе. По весне кузены любили сидеть под старой огромной липой в королевском лесу. Она так умопомрачительно пахла, а когда зацветала, к ней слеталось неимоверное количество белых бабочек… Флер нравилось это облако порхающих крылышек. Альберт клал голову на колени Флер, а она читала ему трактаты по истории королевства, по-детски рассуждала о философских течениях или просто читала книги из дворцовой библиотеки. Её пальчики зарывались в каштановое море его локонов и медленно перебирали прядку за прядкой, а он замирал от необыкновенно прекрасного чувства близости.
Конечно, такое положение вещей не могло долго оставаться незамеченным, и королю намекнули на уже не детские отношения Флер и Альберта. У его величества состоялся серьёзный разговор с обоими и, без обиняков, Флер объяснили, для чего растут девочки в королевских семьях. Дети пытались возражать, да кто ж их будет слушать! Молодого герцога незамедлительно отправили заграницу учиться дипломатии, а старую липу король приказал срубить…
Флер отчаянно тосковала по кузену. Им не дали даже права на переписку. Однажды принцесса пришла на их место и увидела лишь невысокий пенёк от когда-то роскошной липы. Ей показалось, что в её нежное сердце вонзили отравленный кинжал по самую рукоять… Она потеряла сознание и не приходила в себя. К вечеру того же дня у принцессы поднялся ужасный жар, который не могли сбить самые лучшие лекари Лирании.
Флер, тяжело дыша, горела и в бреду металась по подушкам, разметав мокрые от пота волосы. Её руки всё время шарили по простыням, пытаясь что-то найти, а когда не находили, она кричала и звала своего мальчика. Через несколько дней непрестанных метаний и криков она ослабла на столько, что уже не могла кричать, лишь неустанно еле слышно шептала его имя.
Король безумно любил свою единственную, так похожую на него, дочь. За время непонятной болезни в его волосах появилась широкая серебристая прядь… Королева отказывалась разговаривать с ним, а братья Флер ограничивались лишь сухими приветствиями и односложными ответами на вопросы. Королю объявила бойкот собственная семья. Да, что там бойкот… От одной мысли, что он может стать причиной смерти своей любимицы, сердце короля замирало в первобытном ужасе.
Утром третьего дня от начала странной болезни главный лекарь доложил королю:
– Ваше величество, если её высочество не придет в себя в ближайшие дни, она не поправится. Её организм уж сейчас настолько ослаб, что будет очень непросто вернуть её к нормальной жизни.
Его величество не мог больше выносить эту пытку. Стоя у кровати бледной до голубизны Флер, он взял её почти прозрачную ручку в свою и пообещал всё исправить, лишь бы дочь оставалась с ним. Он приказал немедленно доставить герцога Берского-младшего обратно.
Когда Альберту сообщили, зачем он должен немедленно вернуться в королевский дворец Лирании, он, наплевав на статус, впрыгнул в седло своего скакуна и гнал двое суток без отдыха. Ему пришлось трижды менять лошадей, чтобы не загнать их до смерти. Боясь не успеть, он останавливался лишь для того, чтобы передохнуть пару часов.
Когда у входа в королевский дворец герцог бросил поводья одному из подбежавших слуг, он был больше похож на демона, чем на особу королевской крови. Его волосы спутались и свисали безобразными космами. От него разило лошадиным и его собственным потом, а одежда была вся в пыли и, чёрт его знает, в чём ещё. Но никто не посмел остановить любимого племянника короля.
Альберт ураганом пронёсся тёмными коридорами дворца, распугивая своим видом придворных и слуг, ворвался в комнату Флер, резко распахнув дверь носком сапога. Лекарь, возившийся у кровати девушки, глянул на него с испугом, а признав, растерянно развёл руки в стороны и печально покачал головой. Мол, простите, ваша светлость, всё…
Увидев принцессу в столь плачевном состоянии, а она уже скорее напоминала скелет, обтянутый кожей, чем живого человека, герцог шумно втянул воздух через нос и разразился такой изысканной бранью, что портовые грузчики могли бы умереть от зависти. Он подошёл к кровати, опустился на колени и подставил свою косматую голову под пальчики Флер. Ничего не произошло – её руки не двигались, губы молчали. Даже её дыхание было столь слабым, что если бы она перестала дышать, это заметили бы не сразу. Неужели он опоздал? Все демоны ада, он перебьёт всех, кто сделал это с нею. Да, будь это хоть сам король! Он подхватился, сбросил надоевший плащ прямо на пол, отстегнул шпагу и отправил туда же. Резко приказал сунувшей в комнату нос камеристке приготовить ему горячую ванну.
Когда герцог был чисто вымыт, переодет в свежую одежду, приятно пах травами и цитрусом, он вернулся к Флер. Приказал переодеть принцессу в чистую сухую рубаху, полностью поменять постель, закутал девушку в одеяло и сел в кресло, удобно разместив принцессу на коленях. Когда он поднимал её с кровати, вообще не почувствовал веса, и ужаснулся от того, как сильно она похудела.