Любовь и смерть Катерины

Доктор Кохрейн проехал два съезда, перепрыгивая с одной полосы на другую, не забывая проверять, не появился ли за ним хвост. Видя, что горизонт чист, он свернул вбок и выскочил на небольшую асфальтовую дорогу.
Дорога привела его к перекрестку с указателем, которого не было видно, поскольку фонарь над ним был разбит, а лампочка вырвана с корнем. Впрочем, доктор Кохрейн и без указателя прекрасно знал, куда ехать.
Он еще раз повернул направо и вскоре добрался до маленькой площади, ярко освещенной уличными фонарями. Там шла бойкая торговля — пахло жареным мясом, а в магазинчиках, где вместо дверей проемы закрывали газеты, торговали сигаретами, конфетами, бульварными романами и вульгарными, кричащими журналами, заполненными изображениями грудастых звезд телесериалов. Ярко раскрашенные будки, в которых продавались лотерейные билеты, стояли по углам площади, словно маяки, ограждающие моряков от мелей и острых рифов.
Доктор Кохрейн нашел место для парковки на боковой улочке, запер машину и зашагал назад к площади, отмеривая расстояние тростью. Он подошел к остановке, откуда отходил автобус номер 73, дождался его, бросил в кассу несколько сентаво и пробрался на заднее сиденье.
Черные проемы окон зияли, ни единым огоньком не давая понять, какое место они проезжают. Доктор сидел, нахохлившись, обеими руками опираясь на трость и время от времени взглядывая в черное окно, будто ожидая от него указании.
После двух остановок в автобус больше никто не садился. На пятой основная масса пассажиров вышла. Автобус двигался рывками, пыхтел, скрежетал коробкой передач. В салоне пахло горячим дизельным маслом, и от его сладковатого запаха к горлу доктора Кохрейна подступила тошнота. После одиннадцатой остановки в салоне не осталось никого, кроме высокого, худого мужчины в грязной синей куртке, сидевшего в правом ряду недалеко от водителя и доктора. Доктор Кохрейн давно заприметил этого подозрительного мужика: он внимательно наблюдал за ним с тех самых пор, как тот влез в автобус и втиснулся на узкое сиденье, приподнятое над передним колесом.
Теперь в автобусе было полно свободных мест, однако мужчина вроде не собирался пересаживаться, так и сидел, поджав колени почти к подбородку, болтая из стороны в сторону головой и периодически задевая виском стекло.
Доктор Кохрейн бесшумно подвинулся на сиденье чуть ближе к окну — это дало ему возможность использовать черное стекло как зеркало и через отражение заглянуть в лицо худому мужчине. Глаза мужчины были закрыты. Доктор его не узнал.
Автобус резко дернулся на повороте, и высокий мужчина проснулся. Он вскочил, дико огляделся по сторонам и побежал по проходу вперед, хватаясь руками за спинки кресел.
— Эй! — хрипло закричал он. — Эй, шеф! Стой! Я пропустил свою остановку! Останови, я сойду здесь!
— Не положено. Здесь нельзя останавливаться.
— Да открой ты! Что тебе стоит? Все равно же стоишь на красный! Я никому об этом не расскажу, будь уверен.
— Не положено, я сказал. Жди до остановки. И, кстати, разговаривать с водителем во время движения запрещено, понял? А ну отойди назад за желтую полосу!
— Что ты сказал, пахьеро [9]? Отойти за черту? Не базарить с водилой? Смотри! — Рассерженный пассажир взмахнул руками и одним прыжком перемахнул через злополучную черту. — Ну что, видал? Вот я и перешагнул твою долбаную черту и стою у тебя прямо за башкой. Слышишь? С тобой разговариваю! Что ты мне сделаешь, а? Ссадишь?
Водитель грудью налег на руль, как рулевой на трехмачтовом корвете, огибающем мыс Горн, и почти встал ногами на педаль тормоза так, что автобус, охнув, всей тяжестью осел на амортизаторы и остановился как вкопанный.
Дверь с шипением распахнулась, и водитель в сердцах заорал:
— Пошел вон!
Высокий мужчина сунул ему в окошко пальцы, сложенные в неприличном жесте, и быстро скатился по степеням на улицу.
Водитель высунулся из окна:
— Кавеса де миерда [10] — прорычал он вслед. Откинувшись назад и все еще дрожа от возмущения, он провел рукой по волосам и в зеркало заднего вида оглядел салон автобуса.
 
— Прошу прощения, — сказал он доктору Кохрейну. — Извините, не сдержался. Может, вы тоже хотите тут сойти?
Доктор Кохрейн покрепче сжал набалдашник трости и наклонил голову вниз, пытаясь спрятать лицо за широкими палями новой темно-серой шляпы.
— Я еду до кольца, — сказал он.
— Хорошо. — Водитель закрыл двери, и автобус, вздрогнув, покатился дальше.
Ссора водителя с пассажиром смутила и расстроила доктора Кохрейна. А он-то считал, что ездить автобусом — лучший способ добраться до места незамеченным! Сколько раз он ездил на автобусе, и каждый раз новое путешествие ничем не отличалось от предыдущего. Именно на это и рассчитывал доктор. По его расчетам, водители автобуса по мере работы должны утрачивать человеческие черты, превращаясь в роботов. Ведь каждый день на протяжении многих лет они ездят по одному и тому же маршруту, возят одних и тех же пассажиров, в одном и том же месте совершают повороты, тормозят и переключают скорости, открывают двери на тех же остановках, останавливаются перед теми же светофорами. Пассажиры, которых они перевозят, должны казаться им похожими друг на друга, как братья-близнецы. И поэтому доктор очень рассчитывал, что если в некий прекрасный день полицейский поднимется на подножку автобуса, надменно оттопырив зад, сдвинув на лоб зеркальные очки, небрежно опустив правую руку на кобуру револьвера, и помашет перед носом водителя фотографией, вопрошая: «Вы видели этого человека?» — водитель только презрительно улыбнется. Или пожмет плечами, сплюнет, удивляясь глупости этого человека, вернет фотографию, отрицательно покачав головой, и упрямо уставится в пол. Теперь надежды доктора были разбиты. В этот раз водитель его запомнит.
Доктор Кохрейн подавленно глядел под ноги. Досконально рассмотрев пыльные туфли, он перевел взгляд на грязный, заплеванный пол. В полу явно виднелась крышка люка — наверное, через этот люк механики спускаются в чрево автобуса, чтобы отладить и смазать наработавшийся за день механизм. Доктор Кохрейн проследил взглядом извивы и выпуклости неровной алюминиевой крышки, в голове крутились бессмысленные уравнения и формулы, а к горлу подступала желчь.
Автобус несся сквозь тьму, шатаясь и подпрыгивая на ухабах.
— Конец маршрута! — устало произнес водитель в микрофон.
Отчаянно взвизгнув тормозами, автобус остановился. Водитель открыл дверцу кабины и спрыгнул на землю, постанывая от боли в затекших ногах, несколько раз присел, забросил руки за голову, с наслаждением разминая усталые мышцы. Доктор Кохрейн смотрел, как водитель, прихрамывая, пошел к фонарному столбу, на ходу охлопывая карманы в поисках сигарет и спичек. Когда он вошел в бледноватый конус света, сзади на его рубашке явственно проступила уродливая темная полоса. Свет фонаря разрезал его пополам: ботинки и брюки были видны как на ладони, но лицо пряталось в тени, и только по горящему огоньку сигареты можно было определить местонахождение рта.
Доктор Кохрейн поднялся и быстро заковылял по автобусу вперед, к открытой двери. Повесив трость на сгиб локтя, он обеими руками схватился за грязные поручни и, закусив от резкой боли губы, выбросил тело вниз, на землю. Оказавшись на дороге, он еще глубже нахлобучил на лоб шляпу и быстро пошел в противоположную от водителя сторону, стараясь держаться в тени автобуса. Увидев слева от себя щель между домами, он, не задумываясь, нырнул в нее.
Доктор шел, запутывая следы, как охотник, внезапно оказавшийся с наветренной стороны от зверя, постукивая тростью по растрескавшемуся асфальту, натыкаясь на пустые бутылки и жестяные банки, устилавшие его путь. Ему приходилось напрягать зрение, чтобы рассмотреть дорогу в синеватом, мертвенном свете, падающем из лишенных занавесок окон, откуда доносилось невнятное бормотание и блеяние телевизоров, которые словно надсмехались над ним из глубин комнат. Доктор прошел по большому кругу и вернулся к остановке, прячась за домами, заборами и ненадолго застывая в темноте.