Любовь и смерть Катерины
— Знаю, знаю. Этим-то я и зарабатываю себе на пропитание — описанием уродливых сторон жизни. Кормлюсь за счет человеческих драм, как стервятник. Впрочем, вы тоже делаете на этом деньги, Эрнесто. Разве я не прав?
— Да. Да, конечно, я не спорю. Но когда это касается чужих жизней, все выглядит не так уж страшно. А потом оказывается, что ты такой же, как все.
— Вы правы, — сказал сеньор Вальдес, — мы все уникально похожи друг на друга.
— Но только не вы, сеньор Вальдес.
— И я, представьте! Я сам себе удивляюсь в последнее время.
Сеньор Марром сделал изрядный глоток и закрыл глаза, ожидая, пока сладковато-мятные пары зажгут в мозгу хмельные искры. Он печально кивнул.
— Даже вы. Великий, сеньор Лучано Эрнандо Вальдес. Подумать только!
Вот оно, начинается! Сейчас Эрнесто разорется, полезет на него с кулаками и обвинит во всех смертных грехах, а он сможет лишь глупо бормотать что-то в свое оправдание. Да после этого на него будут на улицах показывать пальцем!
Сеньор Вальдес торопливо допил бренди.
— Думаю, мне пора двигаться, — неловко сказал он.
— Что за глупости? Куда? Стой! Ох, простите меня! — Сеньор Марром опять замахал рукой. — Я не хотел. Вас. Обидеть. Не знаю, что со мной такое сегодня. Все время иронизирую не по делу. Слушайте, сеньор Вальдес, оставайтесь, вы же только пришли! Мне надо с кем-то поговорить. Садитесь же! Что это у вас? Новая книга? Расскажите о ней. Как она продвигается?
Сеньор Вальдес положил ладонь на записную книжку.
— Это? Да так, ерунда, просто балуюсь немножко с одним сюжетом. Это пустяки, не стоит вашего внимания.
— Не стоит моего внимания? Нет, вы только послушайте его, «не стоит внимания»! А что же тогда стоит внимания, позвольте узнать? Ваши книги меняют жизни людей, понимаете вы это? Они могут даже изменить весь мир. Прочитаешь ваш роман и смотришь на мир по-другому.
— Да ладно вам, дружище, не стоит…
— Не-ет, это правда! Это и со мной случилось, я-то знаю.
Сеньор Вальдес удивленно приподнял бровь.
— Но вы оказались не правы.
Бровь сеньора Вальдеса приподнялась еще выше.
— То есть в чем же я оказался не прав?
— Вы думаете, — сеньор Марром с шумом всосал последние капли бренди, — вы думаете, что я должен убить свою жену.
— Я так думаю? Что вы, нет! Нет! Наоборот! — Сеньор Вальдес, внутренне поморщившись, заметил, что голос его звучит по-женски визгливо. — Почему я должен так думать?
— Я люблю ее, понимаете?
— Ну и правильно. Она превосходная женщина. Превосходная…
— Шлюха! Она шлюха!.
Сеньор Вальдес бросил взгляд в зеркало и с удовлетворением отметил, что его лицо выражало лишь искреннее потрясение от шокирующей новости.
— Послушайте меня. Это правда.
— Да нет же, уверяю вас! Вы ошибаетесь.
— У нее роман.
— Не может быть!
— Роман! — Сеньор Марром всхлипнул и капризным жестом выставил рюмку вперед. — Теперь ваша очередь угощать.
Сеньор Вальдес поймал в зеркале взгляд официантки и подал условный сигнал, а затем опять прислушался к пьяному бормотанию.
— Моя жена — шлюха, и у нее роман с каким-то подонком, но я не хочу знать об этом, потому что люблю ее, не могу жить без нее. Представляете такую глупость? Но только это между нами, понятно? Строго между нами.
— Боже мой!
— Вот именно. И я все время говорю то же самое.
— И давно вы знаете об этом?
— О! — Сеньор Марром взглянул на часы. — Около четырех часов или что-то в этом роде.
— Боже мой!
— Да уж — боже мой! По-другому и не скажешь. Но только это строго между нами.
— Конечно, друг мой. Но я уверен, что вы ошибаетесь. А у вас есть подозрения о том, кто бы это мог быть…
— Нет, ни одной зацепки. Но если брать за основу произведения сеньора Л.Э. Вальдеса… А, вот идет наш бренди! — Эрнесто хранил молчание, пока официантка не отошла, а затем заговорщицки прошептал: — Так вот, если принять за основу ваши романы, я, конечно, должен был бы выследить их и зарезать… Марию и ее вонючего хахаля, и таким образом обрести душевное равновесие. Да так, чтобы было много крови. Много, много горячей крови. Красной кровушки.
— Нет!..
— Вы поступили бы именно так. Любой настоящий мужчина поступил бы так.
— Это глупости, Эрнесто, ерунда, написано для красного словца, понимаете? Дурацкие истории, и ничего больше.
— Я не хочу ее убивать.
— Упаси вас бог, как вам такое могло прийти в голову? Она же любит вас, это все знают. Она от вас без ума.
— Но его придется убить. Может быть.
— Ну, это другое дело.
— Если я когда-нибудь вообще выясню, кто такой этот подонок.
— Она любит вас, Эрнесто, подумайте об этом.
— Нет, друг мой, дело не в этом. Дело в том, что я люблю ее.
* * *На следующее утро сеньор Вальдес проснулся с премерзким вкусом во рту и с головой тяжелой, как гудящий, набитый сердитыми пчелами улей. Лежа в постели и пытаясь набраться смелости, чтобы хотя бы приподняться, он перебирал в памяти события вчерашнего вечера и поражался собственной дерзости: надо же, провести целый вечер в компании сеньора Маррома! Но, несмотря ни на что, он справился! Да еще с каким блеском: весь вечер зализывал раны рогоносца, пытаясь усыпить его подозрения и внушить ему, что Мария — не бессердечная шлюха, как им обоим справедливо казалось, а добрая, честная, порядочная женщина и что она всем сердцем любит своего милого Эрнесто. Он так горячо и страстно рассказывал о добродетелях жены банкира, что почти поверил в собственные бредни.
А потом, около часа ночи, они выкатились на улицу в обнимку, как братья, и, стоя под осененным звездами небесным куполом возле увитой плющом стены, клялись друг другу в вечной дружбе. И когда сеньор Вальдес, усадив совершенно размякшего Эрнесто в такси, хлопнул дверцей и, задрав голову, остановил взгляд на Осирисе, он вдруг понял, что действительно испытывает симпатию к сеньору Маррому. Это было удивительное чувство! Словно прокладки плотно закрытого крана под воздействием алкоголя прохудились, и он потек, сначала по капле, а потом тоненькой струйкой, спазматически выплевывая давно забытые чувства привязанности и меланхоличной грусти, навеянной проблемами друга. Это было непривычно, но очень приятно. И сеньор Вальдес позволил новым эмоциям окутать себя, как начинающий наркоман, что с удивленной радостью опять и опять вдыхает душные, сладкие и ядовитые опиумные пары.
Рана в том месте, которое раньше занимала Мария, еще болела — слишком свежим был порез, но сеньор Вальдес знал, что он быстро затянется. Он уже начал покрываться новой кожицей — пока тонкой, розоватой. Место, что нынче занимала Катерина, ощущалось сильной болезненной пульсацией и периодически дергало, но и ему суждено было затянуться. Сеньор Вальдес искренне надеялся на это и знал, с чего начать, чтобы ускорить процесс заживления.
Он сильно сжал руками виски, задержал дыхание и сел в постели. К его облегчению, рвать не потянуло, но во рту страшно пересохло. Голубая записная книжка лежала там же, где он ее оставил накануне, — на прикроватном столике. Он подхватил ее и прошел на кухню.
Кухня в квартире сеньора Вальдеса была отделана так же красиво, как остальные комнаты: стальные поверхности столов и мраморные плиты пола сияли чистотой, панели темного дерева красиво контрастировали со светлыми стенами, огромный американский холодильник чуть слышно, басисто рокотал. Все было идеально, покойно и рационально — правильно, — а также абсолютно лишено индивидуальности. Кухня сеньора Вальдеса, так же, впрочем, как и спальня, гостиная, столовая и широкая терраса, ничего не сказали бы посетителю о личности хозяина. Его квартиру можно было бы поместить на обложку журнала «Дизайн интерьеров», поскольку дизайн действительно заслуживал всяческих похвал. Изящно оформленные комнаты будто сошли со страниц каталога мебели или рекламного буклета «Ваш стильный дом».
Вообще квартира сеньора Вальдеса чем-то напоминала дома нефтяных магнатов начала XX века: те заказывали библиотеки со стеллажами до самого потолка и наполняли их книгами с корешками разных цветов. Тридцать метров красных корешков, потом тридцать метров зеленых. Понятное дело, в книги хозяева не заглядывали, они служили лишь бесспорным доказательством их жизненного успеха. А у сеньора Вальдеса отделка квартиры была выполнена с этой же целью, и только книги были реальными, не выставленными напоказ. Если бы к нему вдруг пришли гости (хотя, кроме Марии, сеньор Вальдес не пускал никого в свою берлогу: ни коллег, ни студентов, ни пустоголовых журналистов, страстно желающих познакомиться с настоящим сеньором Вальдесом), они все равно не обнаружили бы в квартире ничего, что могло бы пролить свет на пристрастия и вкусы хозяина. Ничего, за что можно было бы зацепиться в разговоре: «Ах, это… Сейчас расскажу, как эта вещица попала ко мне. Весьма занятная история, поверьте!» Или: «О, эта безделушка мне самому очень нравится. Я приобрел ее сто лет назад, когда работал в Каире. Представляете?»