Смерть композитора. Хроника подлинного расследования
Заключение технической экспертизы часов от 18 июня 1979 г
Итак, что мы имеем в отношении часов что называется «в сухом остатке»? Часы были исправны в момент смерти композитора и таковым оставались вплоть до обнаружения тела. Часы являлись автозаводными, но простого потряхивания руки для взведения пружины было недостаточно – рукой требовалось взмахнуть с большой амплитудой, так сказать, целенаправленно. Эта деталь, кстати, отлично соответствует тому, что сообщала следствию одна из свидетельниц, говорившая, что Ивасюк имел привычку взмахивать рукой, заводя часы.
Самая большая неопределенность, связанная с часами, заключается в следующей дилемме: явились ли показания календаря – «27», «fri» – результатом работы механизма, или же они появились в результате произвольного перевода стрелок милиционером, снимавшим часы? Ведь он мог не просто снять часы с руки, но и покрутить заводную головку на корпусе, проверяя исправность механизма и возможность перевода стрелок… Очень бы хотелось знать правильный ответ – это знание позволило бы наложить чёткие рамки на возможный интервал смерти. Но это невозможно, нам придётся априори признать размытость интересующих нас границ.
Рассмотрим 3 основных варианта: 1) часовая стрелка была значительно откручена назад, скажем, в пределах одного полного оборота по диску; 2) часовая стрелка вообще не крутилась и её показания соответствуют естественному ходу механизма; 3) часовая стрелка была значительно откручена вперёд, скажем, в пределах одного полного оборота по диску. В случае 1) истинное время остановки – ночь на 28 апреля, в случае 2) – то, какое мы имеем на часах (т.е. примерно полдень 27 апреля), а в случае 3) – ночь на 27 апреля. Далее. Время работы хронометра при полном взведении пружины – от 16 до 24 часов. Если часы остановились около полуночи, значит последний их завод посредством энергичного взмаха руки последовал утром или ночью того же дня. Если часы остановились около полудня, стало быть они были заведены днём или вечером накануне.
Что получается в «сухом остатке»? Самое раннее время, когда Владимир Ивасюк мог появиться в Брюховичском лесу, следует отнести к вечеру 25 апреля – это в том случае, если милиционер прокрутил стрелку вперёд на 12 часов. Все остальные варианты (если он не крутил, либо прокрутил назад) дают более позднее время – день, либо вечер 26 апреля.
Мы считаем, что Владимир не ходил по ночному лесу и появился на месте смерти в светлое время суток. Добавим к этому известную информацию, согласно которой композитор ушёл из дома в обеденное время 24 апреля, чуть позже 13 часов. А в Брюховичском лесу появился не ранее вечера следующего дня, во всяком случае до заката. 25 апреля 1979 г заход Солнца за горизонт на широте Львова произошёл в 20:29. Где-то около этого времени – не сильно ранее! – Владимир мог появиться возле дерева.
Почему это важно? Мы знаем, что Мирон Петрович Фуртак и его жена утверждали, будто видели Владимира Ивасюка днём 25 апреля в середине дня (до 16 часов). Исходя из времени на часах композитора, даже если согласиться с тем, что их показания искажены в результате манипуляций одного из милиционеров, мы видим полное подтверждение показаний свидетеля и его супруги. Фуртак не ошибался – он видел Ивасюка именно в тот день, а не неделей ранее!
Но показания часов означают и кое-что ещё, а именно – Ивасюк оставался жив ещё примерно 30 часов со времени ухода из квартиры. Владимир явно провёл одну ночь вне дома, причём речь идёт о минимальной оценке! Если в показания часов искажений не вносилось, то время жизни композитора автоматически увеличивается ещё примерно на 12 – 16 часов или чуть более и тогда следует признать, что Владимир вне дома ночевал дважды.
По мнению автора, это очень важный вывод, который следователь Гнатив был просто обязан сделать.
Но не сделал.
Наверное всем хорошо знакома русская пословица, гласящая, что в доме повешенного не говорят о верёвке. К следствию по факту повешения это правило не относится – о верёвке оно говорить не только может, но и обязано. Следователь должен выяснить происхождение предмета, использованного для завязывания петли, установить связан ли этот предмет с повешенным или с местом обнаружения трупа, а также узнать степень специфичности узла и другие вопросы, представляющие интерес с точки зрения прояснения обстановки на месте происшествия и практической реализации замысла (например, волочение или подтягивание трупа в петле и т.п.). Следствие не может считаться полным, если вопросы, связанные с петлёй и предметом, на котором она была завязана, не были надлежащим образом исследованы.
Следователь Гнатив назначил 2 криминалистические экспертизы, связанные с исследованием пояса с петлёй, в которой был найден композитор Ивасюк. Одна из них, трасологическая, касалась особенностей петли и повешения, другая (криминалистическая экспертиза материала) – общности ткани плаща и пояса.
Фототаблица из заключения трасологической экспертизы петли, в которой был найден труп композитора Ивасюка В. М.
Перед первой из экспертизы, назначенной 29 мая 1979 г, были поставлены вопросы: «1. Имеются ли на петле какие-либо признаки, свидетельствующие о том, что тяжесть подтягивалась через ветвь дерева [т.е. не душили ли Ивасюка, подтягивая конец пояса, переброшенный через ветку – прим. А.Р.]? 2. К какому виду относятся узлы, образующие петлю и узлы в месте привязки к ветке дерева? 3. Характерна ли завязка этих узлов для какой-либо профессии?» Формулировки немного косноязычны, но ход мысли Гнатива вполне прозрачен. Если на поясе в средней его части окажутся микроследы коры и потёртости, то можно будет считать, что пояс скользил по ветке, а значит, его кто-то тянул за другой конец. Это заставляет предположить присутствие на месте повешения как минимум ещё одного человека. Аналогичное предположение возникало бы и в том случае, если бы выяснилось, что узлы на поясе в месте его крепления к ветке и в месте завязывания петли чем-то необычны, экзотичны, редки. Такие, какие вряд ли мог бы знать студент консерватории, зато мог бы знать десантник, моряк или, скажем, выпускник циркового училища, практиковавшийся в исполнении фокусов с верёвкой.
Никаких неожиданных результатов трасологическая экспертиза не принесла. Её полный текст каждый может прочесть на фотографиях, представленных в «Приложении 6» к этой книге, а мы же приведём здесь резолютивную часть: «1. На представленном на исследовании поясе каких-либо признаков, свидетельствующих о подтягивании тяжести, в частности, тела человека через ветвь дерева, не имеется. 2. Имеющиеся на представленном поясе узлы относятся к простым двойным узлам (по типу их завязки). 3. Простые двойные узлы могут быть завязаны любым лицом и определенный род занятий (профессию) не характеризуют.»
Вторая экспертиза касалась определения состава плаща и пояса. На первый взгляд может показаться, будто данная проверка избыточна и лишена всякого смысла, но это только на первый взгляд. Следователь посчитал необходимым удостовериться в том, что пояс, на котором висело тело Ивасюка, был комплектен плащу. Другими словами, для повешения или самоповешения, использовался пояс именно того плаща, который принадлежал Ивасюку, а не какого-то другого. В том случае, если пояс происходил от одежды, отсутствовавшей на месте обнаружения тела, эту одежду следовало найти или, по крайней мере, выяснить, каким образом пояс от неё оказался в Брюховичском лесу.
Строго говоря, сама по себе комплектность плаща и пояса, как и некомплектность, никак не влияли на возможность убийства Ивасюка. Ведь злоумышленники могли воспользоваться как посторонним поясом, так и поясом самого Владимира, но… Если пояс происходил от посторонней одежды (плаща, пальто, куртки), то это выглядело более подозрительно. Назначение этой экспертизы является во многом симптоматичным. Из него следует, что следователь вовсе не был предвзят и отнюдь не отметал версию убийства. Если бы Гнатив уклонялся от рассмотрения таковой, то подобной экспертизы ни за что бы не назначил, поскольку её неожиданный результат послужил бы для него источником серьёзной головной боли. Гнативу пришлось бы искать ту одежду, от которой взят пояс и без объяснения его происхождения он бы, скорее всего, вообще не смог бы закрыть дело.
