Туманная река 3 (СИ)

— Витюша, мальчики, — улыбнулась она, — пожалуйте на наш небольшой сабантуй.
— Нам не положено Лариса Николаевна, — пробубнил практикант.
— Если женщина просит, бабье лето торопить её не спеши! — ответил я с кровати.
Потом встал, как сомнамбула, так как тело от полученных побоев продолжало болеть практически везде, всунул ноги в тапки и пошёл сабантуить. Витюше ничего не оставалось делать, как сопровождать меня следом. В целом здоровье моё стремительно улучшалось. Самуил Михайлович, когда рассматривал новые рентгеновские снимки, очень сильно удивлялся.
— Кости целы! Зубы целы! Ребра целы! — охал он, — и главное, гематома в голове рассосалась. Всю войну прошёл такое чудо впервые вижу.
— Это советская медицина творит чудеса, — невесело пошутил я, — одними примочками человека на ноги поставили.
— Нужно будет об этом обязательно написать статью в научный журнал, — пританцовывал от нетерпения доктор.
— Ваше право, — пожал плечами я, — только потом не удивляйтесь, когда где-нибудь в высоких кабинетах скажут, что в лучшем госпитале страны для качественного лечения лекарств и оборудования не хватает.
— Н-да, — Самуил Михайлович озадаченно почесал свой затылок.
Это означало, что статье вряд ли быть, что впрочем, меня устраивало на сто процентов.
Лариска, как и обещала, выставила на стол бутылочку азербайджанского портвейна три семёрки.
— Пейте сами и рекомендуйте всем, портвейн семь, семь, семь, — сказал я, рассматривая жёлтую этикетку бутылки.
Лариска первая прыснула от смеха. Потом я зажал ноль семи литровку горлышком вниз между колен и несильно постучал по дну бутылки. Когда пробка вышла примерно на половину, я руками, к которым уже стала возвращаться былая сила, вытянул её из горлышка. Затем содержимое разлил по стеклянным медицинским мензуркам.
— Приятно, когда за столом мужчина, — прокомментировал мои манипуляции Лариска.
— Ты смотри, отобьёт она у тебя парня, — сказала медсестра средних лет покрасневшей Марине.
— Ну, хватит вам, тётя Нюра, — психанула Марина и выбежала из ординаторской.
Лариска с видом победителя, за которым осталось поле сражения, разложила по тарелкам отваренные клубни картошки с луком. Сначала мне, потом Витюше, затем всем остальным. Я за минуту проглотил свою порцию и посмотрел в честные глаза студента практиканта, который передвинул мне и свою часть закуски.
— Мерси, — буркнул я, и снёс картошку с луком одним махом.
Еле удержавшись, чтобы не вылизать языком тарелку я галантно раскланялся перед благородной компанией незамужних девушек и женщин.
— Все было очень замечательно, дай Бог вам богатых женихов, — сказал я и поплелся спать.
Лариска хотела было меня задержать, но тут за больного человека вступились медсестры постарше, поэтому я спокойно перебрался в свою плату. Посреди ночи, мне вновь захотелось есть.
— Да что же это такое! — я вскочил со скрипучей кровати, — а ты чего не спишь? — спросил я дежурившего рядом Витюшу, который смотрел на меня из-за стола испуганными глазами.
— Я тут отчет по практике пишу, — неумело соврал он.
Я подошёл к столу, и взял в руки его тетрадь с каракулями. Студент хотел было перехватить свиток таинственных заклинаний, но его тощие пальцы ухватили лишь пустоту.
— Нехорошо читать чужие записи, — пискнул он, — вас разве дома этому не учили?
— Валерий вытащил из ранца бластер и выстрелил в надвигавшуюся на него тень, Мэри громко закричала, когда из темноты на них полетели большие куски вонючей плоти, — прочитал я последнее перед почеркушками предложение, — космическую фантастику пишешь?
Я вернул практиканту толстую тетрадь, которую тот прижал к груди как самое ценное сокровище.
— О чём роман? — я присел обратно на кровать.
— Это рассказ о космодесантнике, который спасает свою девушку, — ответил все ещё испуганный Витюша.
— А Мэри у тебя такая невысокая фигуристая милашка, с кругленьким личиком, маленьким аккуратным носиком и большими персидскими глазами? — усмехнулся я.
— Откуда вы знаете, — проблеял, покраснев студент.
 
— Что я, по-твоему, нашу молоденькую медсестру, Марину, не видел, — я прилег на кровать поверх одеяла, и закинул нога на ногу, — ерунда все это, юношеское гормональное бумагомарание. Пиф паф, ой ой ой, помер вдруг противник мой! Взяв волшебный автомат, застрелился, как я рад!
Тут Витюша подпрыгнул со стула как ужаленный, и принялся нарезать круги по моей маленькой больничной палате.
— Почему? Почему? Почему все вокруг считают, что из меня ничего не выйдет? — нервным полушёпотом затараторил студент, — родители, брат старший, и даже вы, которого я не знаю, и знать не желаю.
Потом Витюша грохнулся обратно за стол и зарыдал, как маленький.
— О, как! — обрадовался я, — смотри-ка ты, есть, вдруг расхотелось! Ты хоть здесь все соплями залей, никого это не волнует, запомни, Мир безжалостен.
— Много вы знаете, — размазывая слезы, проревел Витюша, — вам всего шестнадцать лет, я в карте медицинской прочитал, а вы поучаете меня как отец.
— А хочешь написать такой роман, — я уже сам вскочил с кровати и стал нарезать медленные круги по палате, — чтобы всю страну вштырило? Чтобы письма поклонники мешками писали, требуя продолжения его, а?
Витюша перестал наматывать сопли на кулак и уставился на меня, как на пророка.
— Правда, будь готов, что завистники, твоё произведение начнут оплёвывать, — я присел на край стола, — из-за своей бесталанности гадить буду по мелкому. Как сказал Горький: «Подлецы — самые строгие судьи». Зато продажи книг побьют все рекорды и в СССР и в странах соцлагеря, и даже там, на загнивающем западе.
— Хочу, очень хочу, — горячо прошептал студент.
— Значит так, — я обратно завалился на кровать, — завтра купишь в магазине мне каких-нибудь консервов, желательно сразу банок двадцать. И я тебе расскажу такую убойную историю, мама не горюй. Но, а ты ее уже сам раскрасишь своими художественными красками.
— Замётано! — улыбнулся Витюша.
  
Глава 5
 
Спустя четыре дня страсти из-за дикого происшествия на загородной базе в сборной СССР несколько поутихли. Тем более весть о том, что Крутов жив и здоров, быстро разлетелась среди спортсменов.
— Я уже устал всем объяснять, — гудел силач Юрий Власов в общей столовой, — что никого я не бил, и никаких бойцов внутренних войск я не калечил! Я вообще в этот день допоздна в зале ноги прокачивал.
— И, слава Богу, — допил стакан густой крестьянской сметаны тренер советского тяжелоатлета Сурен Богдасаров.
— Честно говоря, хреново все вышло, — сказал, проходя мимо с подносом, боксер легковес Боря Никоноров, — Богданыч весёлый был парень. В Алуште всей командой к нему на дискотеку бегали, а как пришли его винтить, то никто даже и не заступился.
— Никонор, — шикнул на него тренер сборной по боксу Сергей Щербаков, — ты лучше за весом следи, и голову себе ерундой всякой не забивай. Сказано же все в порядке с этим вашим Богданычем. Кстати, видел какой у него апперкот?
Никоноров хмыкнул и пошёл за свой столик. А на другом конце столового зала в молчании обедала сборная СССР по баскетболу. Латыши держались отдельно, тбилисцы тоже старались переговариваться на своем родном грузинском языке. Корней, который до происшествия был неформальным лидером команды, старался прийти в столовую либо позже всех, либо раньше всех.
— Корней, ну что так и будем в молчанку играть? — попытался его снова разговорить друг и одноклубник по московскому «Динамо» Саша Петров.
— Петя иди на хер, — буркнул Корнеев и встал из-за стола, — Суреныч, через сколько в лужу едем?
— Объявляю еще раз для всех! — ответил за главного тренера сборной его помощник Евгений Алексеев, — автобус во дворец спорта «Лужники» отходит чрез сорок минут.
* * *
Что за напасть! Я продолжал испытывать дикий голод уже четвертый день подряд. Зато организм приходил в нормальное состояние буквально семимильными шагами. Опухоль на лице почти исчезла, лишь огромные зелено-желтые круги напоминали недавнюю битву меня дурака с бравыми бойцами дивизии Дзержинского. И я даже сегодня сделал отжимания, три подхода по десять раз. Голова немного закружилась, а так вроде ничего, терпимо. Тут в дверь мою постучали. Я подумал, что это опять Лариска пришла, по какому-нибудь пустяковому поводу и решил притвориться спящим. Женщина она, конечно, хорошая, и понять ее можно, но меня-то тоже понять можно.