Его жажда (СИ)

А внизу загрохотал мотор моей машины. 
— Эй! — крикнул я угонщику. — Какого черта, твою мать! Да ты хоть знаешь, чью машину угоняешь, идиот?!
Спустившись по пожарной лестнице, я вскочил на мотоцикл одного из своих ребят и помчался по ночному городу. Моя машина гнала по сонным проспектам на полном газу. Не знаю, что за человек был за рулем, но он себе даже не представлял, как крепко влип. Потому что как только я его догоню и остановлю пулей по колесам…
Какого хрена происходит?
Я поравнялся с передним окном своей тачки и увидел за рулем Камиллу. В одной ночной сорочке, с закрытыми глазами. Она вела машину, не видя дороги. С выключенными фарами, давя на газ до самого упора. 
Мой пистолет застыл в руке, я едва отрулил от столба, разделяющего полосы движения. Все летело в тартарары. Я не мог по ней стрелять, не мог остановить, не мог докричаться до своей девчонки.
— КАМИЛЛА! ОСТАНАВЛИВАЙСЯ, ТВОЮ МАТЬ! МАЛАЯ, СТОП!
Но она меня не слышала. Знай себе летела по встречке, разгоняя одинокие машины. Мчалась по улицам, как призрачный гонщик. Как жуткий летучий голландец с выключенными фарами. Без освещения, с опущенными веками. Она видела сон. Все это было для нее видением. 
Лунатизм, о котором она мне говорила. Вот это и было оно. Только если в прошлый раз Камилла вышла на границу штата босиком, то сегодня все было куда ужаснее. Куда опаснее и для нее самой, и для остальных. 
Взяв ключи и сев за руль моей машины, девка летела по известному лишь ей адресу. Куда ты едешь, Кэм? Зачем ты это делаешь, черт возьми?
Я старался не отставать и моргал мотоциклетной фарой встречному потоку, разгонял людей, как получалось. Но все равно аварий было не избежать. Машины оттормаживались. Перекрестки превращались в минное поле, где с вероятностью в пятьдесят процентов светит красный. Но Камилла пролетала перекрестки в полный газ. Другие тачки сталкивались, отруливали в тротуар и фасады магазинов. А девочка летела. Но куда? Куда она прет этой темной ночью, если не домой?
Я нихрена не понимал. Только и мог, что преследовать ее до самого конца. До городка под названием Шервуд. Там у меня кончился бензин на въезде в населенный пункт. Я побежал по улицам, ориентируясь на звук мотора. Но вскоре движок умолк. Это был плохой, ужасный знак. Вместо этого шума доносился звук сирен. К нам ехали копы. 
Черт! Дьявол! 
Достав из кармана телефон, я стал звонить ребятам.
— Пацаны, я в Шервуде! Нужна подмога! Срочная подмога, приезжайте быстро в центр городка! Спасаем Кэм! Нашей Камилле нужна помощь! ЖИВО!
Я разменивал квартал за кварталом, пока не добежал до часовни. Возле нее была брошена машина. Дверь открыта, но в салоне пусто. Звук сирен легавых становился ближе, они были на подходе. Судя по всему, приедут раньше, чем мои братки. 
Дела ужасны. Дела наши плохи. 
Черт! Где же она?!
— КЭМ! — орал я, пробуждая всех собак в округе. Они лаяли, а я бежал, задыхаясь от страха потерять ее навсегда. — КЭ-Э-ЭМ!!!
Камилла
Я очнулась от собачьего лая. 
От криков людей, от странных звуков, которых не разобрать. Мне показалось, что кто-то выстрелил из ружья. Стояло облако дыма от пороха. Неужели меня ранили?
Посмотрела на живот — крови нет. Но я в ночнушке. Стою на улице под черным деревом, как видела во снах. Что здесь творится — я в бреду? Неужели я в Шервуде? Как я могла сюда попасть? И почему в таком виде?
— Убирайтесь от нашего дома! — орал мужчина с оружием в руках. Это он только что стрелял. — Убирайтесь, а то вызову полицию!
У него из-за спины кричала женщина. И я ее узнала, это была Дороти. Они с мужем стояли на пороге своего красивого белого дома и отгоняли прокаженную — меня.
— Зачем вы нас мучаете?! — надрывалась она истерически. — Зачем вы сюда приходите и стоите ночами — вы пугаете моих детей до чертиков!
— Я? — не понимала я ровным счетом ничего. — Я сюда никогда не…
И тут до меня дошло, что я и есть та самая женщина в белом. Которая являлась Робби ночами и стояла под деревом. Он меня видел. А я тянулась к нему, сама того не понимая. Наша связь была слишком сильна, чтобы не проявляться. Вот только видели ее лишь мы.
 
Я. И мой сын. Мой малыш. Мой Робби. 
— Камилла, это вы? — была обескуражена Дороти. Она вышла из-под защиты мужа, хотя он не доверял сумасшедшей в ночной рубашке посреди улицы.
— Милая, не подходи к этой чокнутой!
Но Дороти делала шаги навстречу мне, чтобы точно убедиться — перед нею стою я. 
— Дорогая, что вы делаете здесь в такое время? Почему вы стоите под нашим домом и пугаете моих детей? Вы хоть понимаете, что за такие вещи можно загреметь в тюрьму? 
— Простите, я… 
У меня горло парализовало спазмом. Я не понимала, как могла сюда дойти пешком. Ведь это очень далеко. Я такого не могла натворить самостоятельно. И словно в подтверждение моих слов к нам подбежал Марсель. 
— Камилла, твою мать! Зачем ты это делала?!
Он задыхался после бега, был весь мокрый и напуган. Откуда он здесь появился — откуда прибежал? Что происходит? Почему я оказалась в такой странной ситуации? Если не Марсель меня сюда привез, то кто? 
Неужели я сама… 
О боже. Немыслимо. Я сама это сделала? Приехала сюда посреди ночи? 
И я поняла одно. Я сделала это с одной-единственной целью. Приехала ради него. Ради мальчика. Все ради сына. Это оказалось сильнее меня, как бы я ни старалась. 
Это он. Сомнений все меньше. Особенно теперь, когда стало известно о фальшивых родах. Я тянулась к малышу не просто так. Все было предрешено с самого начала. И вот я здесь. Смотрю, как он несмело выходит из дома, пока никто не видит. В милой детской пижамке, смотрит на все круглыми глазами. В руках — какая-то мягкая игрушка, с которой малыш спал в постели. 
Мы смотрим с ним друг на друга и не шевелимся. Кажется, даже не дышим. И понимаем мысли без слов. Как это и бывает у родственных душ. 
Марс обнял меня, прижал к себе. Я слышала сирены полицейских, нас окружали. А я стояла и смотрела то на Марса, то на Робби. 
— Зачем ты всем пожертвовал? — спрашивала я у отца своего ребенка. — Зачем все бросил и пошел за мной? Разве я того стоила?
Марсель поцеловал мои руки, затем наградил поцелуем холодный лоб.
— Потому что я люблю тебя. И всегда любил. Пусть я не видел тебя в видениях, но я понял свою судьбу с той первой минуты, когда мы увиделись. Как только увидел твои необычные глаза. Я все сразу понял в ту же секунда, малая. Пусть я не экстрасенс, но я понял. 
— Что ты понял?
— Что я люблю тебя и это не лечится. 
Я гладила его пылающие щеки и улыбалась через слезы. Его слова мне позволяли перевернуть теперь целый мир. Он меня любит, и это не просто красивая фраза.
— Если ты и правда меня любишь, Марс… То ты должен полюбить и его.
Робби делал шаг за шагом, преодолевая расстояние между нами и домом. Он неуверенно подошел и задал свой привычный вопрос. Произнес слова, которые я слышала не раз. Еще до встречи.
— Ты — это она? — не сводил с меня глаз такой милый мальчуган. Похожий отчасти на папу, отчасти на меня саму. У него были общие черты как матери, так и отца. И я это заметила при первой же встречи. Все же чутье на обмануло — я не ошиблась. — Ты моя мама?
Я опустилась на колени, чтобы обнять малыша и не отпускать его ни под каким предлогом. 
— Робби…
— Мне можно называть тебя мамой?
— Да, — скатились у меня слезы по щекам от такого откровения. — Да, ты можешь называть меня мамой. Я и есть твоя мама.
— Я сразу это понял. Видел тебя, когда спал. И папу тоже, — сказал мне Робби и бросил уже взгляд на Марса. На отца. Тот не мог поверить в происходящее, стоял возле нас и только смотрел, не моргая. — Я знал, что вы придете за мной. 
Полиция нас плотно окружила.
Было несколько экипажей, много офицеров с оружием в руках. Нам велели отпустить ребенка и стать на колени с руками на затылке. Мы должны были сдаться. Но Марсель сказал, что мы не сдадимся. Правда на нашей стороне, и мы будем драться за нее до последнего. Пока нас не оставят наконец в покое.