Тринадцатые Звездные войны

Один — вирус фунгус симбиот. Я погрузил в него свой мизинец. И кожа на моей руке стала меняться.
— Меняться? Прошу прощения.— Худ перевел дух. Старик говорил так медленно, что его было трудно не перебить.
— Да, меняться. Сначала растворился эпидермис, и обнажились живые клетки. Затем из них возникла новая кожа. Вы, наверное, знаете, что вирусы не воспроизводятся. Они просто заставляют существо, в котором они находятся, производить другие вирусы, и только сообщают новым вирусам свои свойства.
— Великолепно! Значит этот вирус создает новую кожу! Но что произойдет, если вирус дойдет до глаз?
— Не знаю. В инструкциях ничего не сказано об этом. Я решил поэкспериментировать на себе. Вирус даже уничтожает шрамы на коже.
— Это большое достижение,— сказал Харри.
— Но ты не понимаешь, как это важно. Я показал тебе только первый дар. Остальные еще более изумительны. Один из них меняет печень человека.
Глаза Харри расширились от изумления. Лидия протяжно свистнула.
— Да, да. Печень. Правда, у нас будут сложности с выращиванием этой искусственной печени в организм.
— Значит, Келлер не солгал. Маленькие печени и сердца! — воскликнул Харри.—- Парлетт, а третий дар заменяет человеческое сердце?
— Да. Почти целиком. Но тоже будут сложности...
— Черт возьми! — и Харри пустился в пляску. Он подхватил Лидию и стал кружить ее. Худ смотрел на них, глупо ухмыляясь. Кейн отпустил Лидию и бросился к Парлетту.
— А четвертый?
— Ротифайер.
— ... ротифайер?
— Да. Он существует, как симбиот в крови. Он производит то, чего не может создать человеческий организм. Кейн, меня всегда поражало то обстоятельство, что эволюция не смогла создать ничего совершенного. Например, она не дала человеку долгих лет жизни. Потребовались громадные усилия медиков, чтобы скомпенсировать...
— Что делает это ротифайер?
— Он борется с болезнями. Вымывает жировые отложения в венах и артериях. Растворяет тромбы. Правда, он не может проникать в маленькие капилляры и погибает при контакте с воздухом. Кроме того, он укрепляет слабые стенки артерий, что весьма необходимо для людей преклонного возраста.
Харри Кейн стоял, покачиваясь с пятки на носок.
— Значит, с банками органов покончено. Они больше не нужны. Неудивительно, что ты хотел сохранить все в тайне.
— Не будь идиотом.
— Что? — Парлетт открыл рот, но Харри опередил его.
— Я говорю тебе, что банки органов больше не нужны. Слушай, Парлетт! Кожа человека меняется сама собой. И сердце... и печень. А ротифайер обеспечивает защиту от многих других болезней! Что еще бы ты хотел?
— Еще многое. Селезенку, желудок, легкие.
— Он прав,— сказал Худ.— То, что прибыло на рамроботе, далеко недостаточно. Как ты заменишь сломанную ногу или руку, ослепший глаз? — Он стал расхаживать по комнате.— Чтобы банки органов стали ненужнымми, необходимо получить еще несколько сотен различных вирусов и симбиотов.
— Хорошо. Заткнись,— сказал Харри Кейн.
Худ замолчал.
— Парлетт, ты, конечно, прав. Но подумай: предположим, что колонисты на Маунт Лукиткэт узнают о прибытии рамробота и о его грузе. Не анализ Худа, и не твои рассуждения, а только сам факт. Что тогда?
Парлетт улыбнулся. Он не должен был улыбаться, но его зубы сверкнули в широкой улыбке, которая не была вымученной, насильственной.
— Они будут считать, что банки органов больше не нужны. И они будут уверены, что полиция вот-вот будет распущена.
— Да, а когда окажется, что полицию не распускают, колонисты восстанут! Все колонисты на планете! Сможет ли больница устоять против них?
— Ты слишком прямолинеен, Кейн. Я склонен думать, что больница устоит против любого нападения, хотя мне бы не хотелось проверять это. Однако, я точно знаю, что в этой кровавой бойне погибнет половина населения планеты.
— Значит ты уже думал об этом?
Лицо Парлетта искривила гримаса. Он замахал руками, как будто его вновь поразил удар соника.
— Ты считаешь меня идиотом, Харри Кейн? Я никогда тебя не считал дураком. Когда я впервые услышал о грузе рамробота? Это произошло шесть месяцев назад, когда пришло лазерное сообщение. Я тогда сразу понял, что близится конец правлению поселенцев на Плато.
 
Лейни побежала налево, обогнула округлую башню «Планка» и исчезла из виду. Мэт сначала кинулся за ней, но затем взял себя в руки и остановился. Наверное, она знает другой вход и наверняка она добежит до него раньше, чем он догонит ее. А если он последует за ней в больницу, то заблудится в лабиринте коридоров.
Но ее нужно отыскать. Ведь она постаралась ничего ему не сказать и сейчас он также мало знал, как раньше. Может она боялась сказать ему что-либо важное? Она не говорила о бомбе, пока они не приблизились к ней; не говорила о способе проникновения в ^больницу...
Постепенно она сказала бы ему, как найти Полли, но сейчас он этого не знал.
Или...
Он побежал к главному входу, обогнав толстого полицейского, бежавшего туда же. Ведь он сможет встретить Лейни в вивариуме, она же собиралась туда. Однако Мэт знал единственную дорогу в вивариум.
Огромная бронзовая дверь открылась, когда он подбежал к лестнице. Мэт замер внизу. Электронный глаз? Затем три полицейских появились в дверях и Мэт проскочил между ними. Никакой электронный глаз не смог бы зафиксировать, что в больницу проник посторонний.
Двери захлопнулись, едва не прищемив его. Мэт выругался и едва отскочил в сторону, пропуская полицейского с ультразвуковым свистком. Мэт уже видел такой свисток. Он ему пригодится, когда нужно будет выбираться из больницы, но сейчас не До него.
Ноги его отчаянно болели. Мэт шел, держась за стену и старался не стонать.
... Направо, вверх по лестнице, снова направо и затем налево...
ВИВАРИУМ. Он увидел дверь и тут же остановился, прислонившись к стене. Он ужасно устал. Он будет ждать Лейни здесь. Ноги его совсем онемели, в голове стоял звон и ему не хотелось ничего, только дышать. Во рту стоял отвратительный вкус ядовитого тумана бездны. Видимо, он слишком долго бежал, слишком сильно боялся и в его крови образовалось чересчур много адреналина. Он опирался на стену и стена казалась ему мягкой.
Было очень хорошо отдыхать, дышать, согреваться. Покопавшись в кармане, Мэт нашел пригоршню каштанов. Неочищенных поджаренных каштанов.
Капрал Халли Фокс вышел из-за угла и остановился. Он увидел возле стены поселенца. Кусочек уха его был оторван, струйка крови стекала за воротник. Он чистил и ел каштаны, бросая скорлупу на пол.
Это было странно, но не очень.
Халли Фокс родился в семье, три поколения которой служили в полиции. Естественно, что и он стал полицейским. Его реакция была недостаточно быстрой, чтобы стать налетчиком, и он был скорее исполнителем, чем лидером. Поэтому он занимал твердое положение в полиции, выполняя обязанности, не требующие инициативы и ответственности.
А прошлой ночью он задержал колониста, проникшего в больницу.
Утром произошел побег из вивариума, впервые со времени его основания. Капрал Фокс впервые в жизни увидел кровь. Человеческую кровь. Не залитую в сосуды банка органов, а текущую по платам пола вивариума — следствие человеческой жестокости.
Вечером шеф предупредил о возможном нападении на больницу. Он даже сказал, чтобы полицейские не перестреляли друг друга! И все приняли его слова всерьез.
Несколько минут назад на улице раздался страшный взрыв и все полицейские бросили посты, чтобы посмотреть, что же произошло.
Капрал Фокс не бросил свой пост. Все, что происходило сейчас, было ему не по душе. Единственное, что еще оставалось для него незыблемым и постоянным — это его инструкции. И поэтому, когда он увидел поселенца возле стены, который ел каштаны, он отсалютовал ему и сказал:
— Сэр.
Мэт взглянул и увидел полицейского, стоящего перед ним навытяжку и придерживающего рукой пистолет.
Мэт моментально исчез, а капрал Фокс продолжал свой обход коридора, в котором находилась дверь вивариума. В конце коридора он остановился, повернулся и упал.