Надежда умирает последней! (СИ)

Можно было ползти еще медленнее. Процессия, примерно из тридцати женщин, двигалась еле-еле, сейчас едва поравнявшись с нашим подъездом. Во главе всего этого действа шла дородная мадам неопределенного возраста и размахивала белой тряпкой, повязанной на палку. Женщины всех возрастов и комплекции завывали что-то знакомое, на английском, и, по моему мнению, звучащее просто кошмарно. Аж уши в трубочку сворачивались!
— Что за песня? — спросил я у рядом стоящей Птицыной, которая, как и я, вовсе не рвалась пообщаться со странной компанией, скорее, просто, с любопытством наблюдающей за разворачивающимся действом.
— Ты что? Совсем отсталый? — вытаращилась на меня белобрысая, потом стушевалась, поняв, что не стоит пока меня выводить. — Это же I Will Survive! Ее все знают, даже я, хоть она и доисторическая!
— Да они так поют, что ничего не понятно!
— Я с тобой солидарна в этом вопросе, — важно кивнула головой Птицына, сложила руки на груди, выставляя напоказ свое пренебрежение ко всему происходящему.
Я же рассматривал остановившуюся и замолчавшую колонну. Что сразу бросилось в глаза — у всех женщин был первый уровень, а, вместо никнеймов — вопросики. Похоже, ни одна из них так и не воспользовалась функционалом.
Вперед от наших вышла маман, от колонны та самая дородная дама, передав самодельный флаг субтильной брюнетке, что шла до этого по правую руку от нее. Мне эта тетка вот совсем не понравилась. Какая-то неаккуратная, с волосами, торчащими во все стороны, которые крайне хотелось назвать патлами, обрюзгшая и с надменным выражением лица.
— Приветствую чудом выживших Надежд! — громогласно произнесла дама с каким-то странным пафосом.
— И мы вас приветствуем, — маман протянула руку для рукопожатия и дружелюбно улыбнулась.
Тетка остановила протягиваемую руку на пол пути. Потому что ее глаза нашли меня, стоящего за спинами своих женщин.
— Что это? — истерично заорала дама, вскинула руку, показывая дрожащим указательным пальцем на меня. — Мужчина!
— И что? — пожал я плечами. — Мужчина и мужчина. Ну, небритый слегка, так это потому, что водопровод не работает.
Неприятная тетка выхватила у брюнетки знамя, обратно, в свои руки, и начала крутить тряпкой, направляя палку в мою сторону.
— Изыди тот, от кого отрекся мир! — начала орать дама. — Утони в океане благочестия, о осквернитель женского рода!
Естественно, никуда я не пропал. Похоже, даже дебаф у тетки не получалось на меня повесить. А вот надо было функционалом воспользоваться, может, тогда, что и вышло бы.
— Новый мир был призван дать надежду человеческому роду, для чего избавился от низших существ, что называли себя мужчинами!..
— Прекратите уже! — поморщилась маман, отодвигая рукой знамя. — Без мужчин человеческий род просто вымрет, и никакая надежда уже не поможет!
— Да ты! Падшая женщина, что можешь понимать в длани Всевышнего! Собрались вокруг одного мужчинки плешивого и каждая вожделеет его!..
«Буммм!» — раздался звук, разнесшийся по окрестности. Птицына, деловито делающая пару шагов обратно ко мне, опустила свой жезл, который секунду назад встретился с головой тетки, отправив ту в нокаут.
— Говорит всякие мерзости, — прокомментировала белобрысая. — Пусть отдохнет! И вообще, она слова даже меньше меня знает! Тут слово «длань» не подходит!
Колонна из женщин начала испуганно переглядываться, а когда из-за наших спин выбежал Холодечик и, подняв свою желейную лапку, пометил чем-то мерзким, похожим на слизь, тетку, пребывающую в отключке, субтильная брюнетка, так и вовсе, в обморок грохнулась.
— Почти как Лили, — пьяненько ухмыльнулась Сигизмундовна. — Только от нашей хоть польза есть.
Парикмахерша дипломатично промолчала.
— Так! — прервала дальнейшую демагогию маман. — Есть кто-то, кто желает адекватно пообщаться?
Из хвоста колонны вышла, прихрамывая, маленькая, сухонькая старушка.
— Давайте я все объясню, — прошелестело божье создание. — Мы… — старушка огляделась, помедлила, потом исправилась. — Они. Они идут неким крестным ходом, собирая всех выживших женщин, — она покосилась на меня, но исправляться не стала. — А когда соберут, то устроют поселение, где будут взывать к всевышнему о благодати и милосердии.
 
— А питаться вы чем собираетесь? — Сигизмундовна икнула. — Божьим духом?
— Милосердный всевышний сошлет им дары, когда они соберут достаточное количество женщин! — не очень уверенно ответила старушка.
— Это кто вам такую чушь сказал? — брови маман взвились вверх. Видно было, что она возмущена и раздражена, но старается сдерживаться.
— У Надежды Великой, — старушка кивнула на лежащую тетку. — Было видение.
— Фанатики, — испуганно вцепилась мне в рукав Смородина. — Они же сектанты, ей-богу!
— Не упоминай имя всевышнего всуе! — прошелестело по колонне.
— Так… Ладно… — маман, явно, больше не хотела слушать этот бред. — Нам с вами не по пути! Отправляйтесь восвояси!
— Вас покарает всевышний! — выкрикнул кто-то из колонны.
— Ага, два раза, — огрызнулась даже Смородина.
— Приведите в чувство припадошную, — попросила маман. — Так они быстрее отсюда свалят.
Когда я достал из рюкзака, с которым не расставался, флягу, в которой булькали остатки воды, женщины в колонне заволновались. Кто-то начал облизывать губы и тихо вздыхать. Я проигнорировал, набрал в рот воды и выдул ее на мерзопакостную даму. Та заворочалась.
— Теть! Пора подниматься и валить подальше от плешивого мужичонки! — сказал я, видя, что та открывает глаза.
Дородная дама, при помощи своих спутниц, опасливо оглядывающихся на нас, шатаясь, поднялась.
— Вы! — опять направила она на меня палец, потом обвела им моих спутниц. — Вы все! Вы будете прокляты! На вас канет гнев всевышнего.
— Канет — неправильное слово в этом предложении! — сплюнула на асфальт Птицына и поморщилась, когда тетка затряслась от негодования, потом скоприровала мой тон и добавила: — Теть, вы бы поспокойнее, а то удар хватит.
— Извините, простите, — между мной и маман протиснулась парикмахерша, встав перед теткой и глядя на ту глазами, полными восхищения. — Можно мне к вам присоединиться?
— Вот! — дама довольно улыбнулась. — Даже среди отступников есть блаженные…
— Может, праведники? — опять встряла Птицина. — Блаженные — это люди немного того — кукухой поехавшие.
Я не стал говорить белобрысой, что и ее определение не столь уж и верно, да и слово имеет много значений. Было приятно, что эта пигалица доводит мерзкую тетку до бешенства.
Дама схватила парикмахершу, всучила той флаг и снова завела какую-то странную песню, явно раньше бывшую рэпом. Колонна подхватила ее, и быстро двинулась прочь от нас.
— Она пятилитровку с водой сперла, — буднично заметила маман.
— Ну, и фиг с ней. Пусть останется на ее совести, еще аукнется, — пожал я плечами. — Мы сможем себе на воду и еду сами заработать.
— Может, надо было им про функционал рассказать? — робко спросила Смородина.
— Неее, — икнула Сигизмундовна. — Пусть им эта коза, Лили, рассказывает! Пригрели змеюку на хруди!
— Жаль, без хилера остались, — вздохнула Светка.
Мы провожали странных женщин взглядом, а те, периодически, испуганно оглядывались на нас и сбивались с шага, нарушая общий ход колонны.
— Простите, — вдруг прошелестело рядом со мной.
Я посмотрел в сторону голоса. Сухонькая старушка так и осталась стоять там, где была, когда рассказывала нам о целях колонны.
— Ммммм? — удивленно протянул я.
— Не были бы вы столь любезны принять меня в свою компанию? — начал говорить божий одуванчик. — Не поймите меня превратно. Я вовсе не преследовала тех же целей, что и эти женщины. Просто я не знала, что мне делать, когда все вокруг столь сильно изменилось, — старушка обвела двор рукой. — Потому и последовала за ними.
 
— А почему говорили за ту мымру? — задавшая вопрос Сигизмундовна уже почти протрезвела.