Надежда умирает последней! (СИ)
И она продемонстрировала дырку на напопнике около бедра, из которой, действительно, торчали кусочки желтоватого наполнителя.
— Возвращаться — плохая примета, — пробормотала парикмахерша, которая, что удивительно, самостоятельно пошла всех лечить.
«Невозврат 1 ур, 20 мин» — выскочила красным надпись. Я уже понял — красное — значит, что-то плохое. Дебаф, выходит.
— Что это за ерунда? — потерла глаза Смородина. Выходит, не мне одному яркость сообщений великовата.
— Дебаф, — пояснил я. — Наложение негативных эффектов. Только что делает — еще не понятно. Но, лучше не испытывать судьбу, и не возвращаться пока.
— Куда? — уточнила маман.
— Никуда. Даже на ступеньку вниз.
— Я не специально, — парикмахерша смотрела прямо перед собой, ага, именно туда, где у нее должна была еще висеть надпись. Потом испуганно прижала ладони ко рту и оглядела всех нас.
Сигизмундовна смотрела на нее и раздувала ноздри, что твой конь перед забегом. Птицина обиженно щурила глазки и поджимала губки. И на кой черт нам вообще эта пергидрольная на головы свалилась?
— Так, не паникуем, — поднял руки я в знак примирения. — Мы, все равно, изначально собирались пройти задание, никуда не заходя и не возвращаясь
Этот довод не помог. Сеструха размяла шею. Смородина крепче сжала ножичек. Парикмахерша сглотнула.
— Есть пара плюсов! — погромче сказал я. Вроде, заинтересовались. — Посмотрим, может ли Птицына снять дебаф. Это первое. А второе, тоже для нашего бафера. Попробуй, в следующий раз «Укрепление» сразу на всю группу повесить, а не на каждого по отдельности. Вдруг, прокатит. В будущем это может очень упростить и ускорить твою работу.
Птицына снова закатила глаза. Но все же послушалась. Нехотя призвала тетрадочку. Но, когда прочитала ответ, в сердцах бросила ее на пол.
— Что за ерунду отвечает?! — крикнула она и на глазах ее навернулись слезы. Прямо даже жалко ее стало.
— А что написали? — подошла к ней маман и приобняла за тощие плечики.
— На каждый баф есть дебаф, на каждый дебаф есть баф.
— Значит, на «Невозврат» должен быть «Возврат»! — уверенно заявила маман. Не факт, что она на самом деле так считала, просто хотела, чтобы так Птицына думала.
Белобрысик вздохнула, потом кивнула.
— Попробую! — расправила она плечи, скидывая руку маман. Достала карандашики, перевязанные резинкой, подняла вверх. — Группа, Возврат!
Ничего не получилось, но Птицына зашевелила губами, что-то читая перед глазами.
— Недостаточный уровень! — наконец, выдала она. И приободрилась. — Вот! Подрасту в уровне, смогу снимать дебафы ваши! — шмыгнула, потом спросила. — Надо сейчас баф пробовать сразу на группу наложить?
Я посмотрел на ее градусники.
— Нет, пока не надо. У тебя маны меньше половины. Как предыдущий баф у всех спадет, так и попробуешь.
Кстати, «Упрочнение» понятным стало во время боя. Весь урон уменьшился на единицу. С нашими текущими противниками это было весьма немало.
— Ладно, детки, — кряхтя, поднялась со ступеньки, на которой сидела, Сигизмундовна. — Пора нам дальше двигаться. Раз нельзя вернуться — идем вперед. Только, поосторожнее теперь со словечками!
Парикмахерша покосилась на два ореха, которые бабка перекатывала в своей руке. И промолчала, лишь отойдя к самой дальней стене. От греха… то есть от СтаройКошелки, подальше.
— А почему квартира 46–47? — подала голос Смородина, когда они уже начали подниматься на следующий этаж. — Странный номер. Я специально смотрела — у всех квартир в подъезде нормальные номера.
— Там богатенькие живут, — высказала сразу свое «фи» мерзким голосом Светка. — Сразу две квартиры себе купили, и объединили.
— Только жили, а не живут, — поправил я. Признаю, тоже слегка ехидно.
Нет, мы не против того, что они богатенькие, или что две квартиры смогли урвать. Но какие мерзкие люди были! То мусор из окна выкинут, то бабке-соседке напомнят, что та бедна, как церковная мышь, то ночью вписку устроят и ментам взятку сунут, а весь подъезд — страдай.
В общем, пройтись по их квартирке и мобиков там побить, может, при этом что «случайно» сломать — мы были счастливы. Хоть так отомстить. Пусть, даже, станем в чем-то мародерами. Это не мы, это жизнь нонче такая!
Но впереди был еще один этаж, который надо было преодолеть перед тем, как попасть на площадку квартиры 46–47.
На этот раз тараканов оказалось шестеро. Двое прямо у лестницы и еще четверо у лифтов. Я ожидал семерых. Логичненько было бы — три, потом пять, потом семь. Но нет! И тут надо системе, или кто там сверху теперь распоряжается, свинью подложить. Вернее таракана и его отсутствие.
Мы уже наловчились более менее сплоченно биться с этими насекомыми. Сеструха, так вообще, жгла. Первых же двух тараканов стукнула бошками друг об друга, а когда они застанились, плюхнулась на них своим напопником. Еще двоих в руки схватила. Так аж четырех умудрялась держать! И радовалась этому, словно дите малое. Хотя… Она и есть дите малое.
Маман уже более спокойно и обдуманно пыталась откочерыжить таракашкам головы. Хотя получалось это, только когда у насекомых оставалось менее десяти процентов жизни. Точно!
— Мам! Это ж твоя абилка! Добивание! — сообщил я, когда уже таракашки трупиками, целыми, либо безголовыми, кто как, валялись по кафельному полу.
— Что? Петь… Я вообще не поняла! — пожала плечами маман, вытирая свой нож-топорик бумажным носовым платком, что у нее в кармане завалялся. Кухонная утварь должна содержаться в чистоте! Даже, если она стала боевой.
— Ой-ей-ей… — горестно простонал я. Хоть бы обучалку нормальную сделали! А то таким, как Смородина, маман и парикмахерша — совсем никак самостоятельно не разобраться. Хотя, вот, Сигизмундовна акклиматизировалась быстро, не смотри, что стара, как пень. — Абилка — это какое-то сильное твое умение, сильнее обычного удара или хорошо помогающее в бою. Вот, у меня это Холодец, — желеобразная субстанция отсалютовала маман ножкой, при этом, почему-то, грустно прижимаясь к моей ноге. — У Светки — «Ошеломление», у Птицыной — «Упрочнение», у Смородины — когда нож двумя руками втыкает…
— Агась! — встряла Сигизмундовна. — У меня тоже такое есть. Я назвала «Орех — по лбу — не грех».
Я уставился на бабку.
— Эта-сь..- продолжила та, любовно поглаживая рогатку. — Я прицеливаюсь, говорю шепотом: «Давай-ка, жахнем», после этого сразу 9-10 урона наношу, вместо 5–6, и синенькая полоска проседает. Только два раза подряд не получается, ждать надо, чтобы снова сработало.
— Откат, — пояснил я. — У каждого умения бывает откат по времени, чтобы можно было снова применить. И у всех абилок это время разное.
Ничего себе старушенция. Я ее уже, прямо, уважал!
— Поняла, — вздохнула маман, глядя, как сеструха пытается запихать в дырку на напопнике выпавший поролон. — Хотя мне и не нравится головы рубить.
Но уже как-то буднично сказала. Привыкает.
Тут я заметил, что у Холодечика кто-то из таракашек уголок надкусил. Кусок желе после этого выплюнули, и он валялся около лестницы. Нда, похоже, не зря мы так и не пробовали мамино блюдо, когда оно еще не ожило, раз даже тараканы его жрать не хотят. Холодец поэтому теперь жался к моей ноге и жалобливо крутил глазом.
Пришлось просить парикмахершу кинуть лечение и на желеобразного друга, в надежде, что сработает. Та скривилась, но просьбу выполнила. Кусок холодца восстановился, и мой питомец радостно запрыгал к Птицыной, которая изучала швабру, решая, можно ли открутить щетку с палки, и не уменьшиться ли от этого урон.
В этот раз дропом выпало аж двенадцать монет и опять разноцветные усики-крылышки, которые я, не считая, забросил в рюкзак.
— Ну что, все готовы? — спросил я, скорее риторически, чем ожидая ответ, после того, как притихшая парикмахерша опять всех подлечила. Похоже она в шоке, от того, что маман и тихая Смородина во вкус вошли. Последняя даже трястись перестала и глаза закрывать. — Следующий этаж — наша цель!