К востоку от Малакки (СИ)
Эберхардт ел с видимым удовольствием, пока, наконец, не отложил в сторону нож и вилку.
— Благодарю вас, капитан Роуден, — произнес он. — Я слышал рассказы о матросской диете — солонина, сухари, черви и все такое. Но, прожив большую часть жизни среди азиатов, нахожу вашу пищу вполне по вкусу.
— В свое время мне пришлось съесть достаточно солонины и сухарей, — ответил я под утвердительные кивки и улыбки офицеров. — Но я счастлив сказать, что это судно не относится к тем, на которых распространен рацион "пинта и фунт". Наши владельцы несколько более щедры.
— Пинта и фунт? — с сомнением произнесла миссис Эберхардт.
— Это матросское название минимального рациона, разрешенного Торговой палатой. Пинта воды, по фунту мяса и сухарей — и так неделями. На некоторых судах до сих пор придерживаются этого регламента, но не у нас — даже когда на борту нет пассажиров. — Я повернулся к Эберхардту, желая сейчас, когда мы разговорились, утолить свое любопытство об этом человеке. — Я так понимаю, что ваша семья обосновалась в Новой Гвинее еще в прошлом столетии?
— Ja, в самом деле, — ответил он. — Мой отец был одним из основателей Германской Новогвинейской компании. Он и моя мать прибыли сюда в 84 году, а в следующем году родился я. Конечно, за это время произошли большие изменения. Той компании больше нет, но наша семья адаптировалась к переменам, и наш бизнес выжил, — усмехнулся он невесело. — Как говорится, обстоятельства меняются.
— Я провел большую часть жизни на море, мистер Эберхардт, — сказал я, — и история никогда не была моей сильной стороной даже в школе. Правда ли, что Германия владела частью Новой Гвинеи и другими островами?
— Вы совершенно правы, капитан, — ответил Эберхардт. — В западной части Тихого океана немецкие поселения существовали в течение свыше семидесяти лет. Северная часть Новой Гвинеи и архипелаг Бисмарка принадлежали Германии до начала мировой войны. Я был юным офицером милиции, когда австралийские войска высадились в Новой Померании — Новой Британии, как вы сейчас это называете. Мы продержались некоторое время, пока сопротивление не стало бессмысленным. После войны Лига Наций отдала Новую Гвинею под австралийское управление. Так что я не уверен, являемся ли мы сейчас немцами, новогвинейцами или австралийцами. — Он усмехнулся. — Но во многих отношениях жизнь не изменилась. Мы выучили английский язык, торгуем с туземцами и китайцами, ведем разведку золота и нефти, следы которых были найдены. Однажды Новая Гвинея станет богатой страной, капитан Роуден, и, возможно, для меня еще будет время стать ее частью.
— Да, но как будет с туземцами, сэр? — встрял в разговор старший механик Фрейзер со своим резким шотландским акцентом, который до сих слушал молча. —Какое место уготовано им в вашей новой богатой стране?
Такой поворот разговора мне пришелся не по душе. Фрейзер имел сильную якобинскую жилку, и в отношении Англии разделял мнение якобинцев, но таковыми были все лучшие старшие механики трампов. Котлы и машины "Ориентал Венчура" были построены в Керколди, что на берегу залива Ферт-оф-Форт, и оказались особенно надежными, потому что, возможно, отзывались быстрее на гэльские проклятия, чем на англо-саксонские богохульства.
— Каннибалы, воры, охотники за головами, — фыркнул Эберхардт. — Совершенно неподходящие для современного мира.
— Или дети, которых необходимо привести к Богу, — откликнулась на это миссис Эберхардт. — Миссионеры изо всех сил стараются отвратить их от зловещих привычек. С горных районов до сих пор приходят известия об отдельных случаях людоедства.
— И они не хотят работать, ja, — продолжил Эберхардт. — Мы обнаружили это еще во времена компании. Поощрение или наказание — никакой разницы. В конце концов нам пришлось ввозить рабочую силу извне. Как я понимаю, вы, британцы, делали то же самое на сахарных плантациях Фиджи и Австралии.
— Совершенно верно, мистер Эберхардт, — согласился Фрейзер. — Но это же их земля, неужели они не заслуживают своей доли ее богатств?
— Они ничего не сделали, чтобы заслужить ее. Все богатство этих островов создали мы, немцы. Если туземцы хотят получить часть этих богатств, они должны вложиться в их создание, работать, подчиняться цивилизованным законам.
Он остановился, заметив, что повысил голос как контраст с молчанием всей компании. Возможно, я плохо исполнял роль хозяина и не смог перевести разговор на менее антагонистическую тему, но ведь плата за проезд и фрахт за груз давали ему право высказывать любое свое мнение. Фрейзер уловил мой взгляд и слегка кивнул в подтверждение.
— Думаю, джентльмены, вы понимаете, что я имею в виду, — продолжил Эберхардт более спокойным, примирительным тоном. — Мы все благоденствуем под сенью Британской империи, над которой никогда не заходит солнце, ja? Умелое, сильное правительство приносит пользу всем, кто живет по правилам.
— Точно так, совершенно верно, мистер Эберхардт. — Круглое лицо Фрейзера расплылось в улыбке. — Даже нам, шотландским варварам.
— Ваши шотландские солдаты были одними из лучших имперских воинов. Мы, немцы, дорого заплатили за это знание.
— Да, много было тех, кто взял королевский шиллинг, — ответил Фрейзер. — Как говорится, если не можешь победить...
Пора было переменить тему разговора. Миссис Эберхардт не выглядела женщиной, которая бы поддержала тему о сексуальных отношениях, мои же взгляды на религию были далеки от конвенциональных, и в спорте я совершенно не разбирался. Оставалась политика, которую тоже следовало бы избегать, но речь Эберхардта в защиту германской колонизации Новой Гвинее разбудила мой интерес.
— Что вы думаете о ситуации в Испании, мистер Эберхардт, — сказал я, размышляя о том, следил ли он за событиями в Европе. — Германия и Россия поддерживают противоборствующие стороны в гражданской войне. Британские газеты пишут о расширении конфликта, но, глядя отсюда, это кажется таким далеким.
— Мы далеки от Европы, и я черпаю новости только в тех редких газетах, которые добираются до Вевака, — небрежно ответил Эберхардт. — Но то, что я слышал о товарище Сталине и о коммунистах, наполняет меня тревогой за будущее. Если то, что произошло в Испании, следует остановить, то должен найтись кто-то, кто встанет против него.
— А ваш канцлер, мистер Гитлер? Как вы думаете, это подходящая фигура для этого? — Из того немногого, что я читал о нем, он не был приятным типом, но я ведь не немец.
— Среди национал-социалистов есть некоторые фанатики, которые привержены многим расистским бредням, — ответил Эберхардт, тщательно выбирая слова, — но могу вас уверить, джентльмены, что в правительстве и вооруженных силах много толковых и разумных немцев, которые упорно работают над возрождением нашей страны. Но они не хотят еще одной войны с Британией и ее империей. Поверьте мне на слово.
— Но как быть со всеми разговорами о перевооружении? Новые самолеты, линкоры, подводные лодки, — вмешался Лотер. — Мы уже насмотрелись этого вдоволь во время прошлой войны.
— Европа должна встать против коммунистов, мистер Лотер. Надо быть готовыми защищаться. Заверяю вас, что немцы не хотят войны, но вы, британцы, слишком благодушны. Вы не сознаете ни советской угрозы, ни угрозы вашим интересам на востоке.
— Русские вряд ли представляют хоть какую-то угрозу нам здесь, а японцы и китайцы заняты друг другом, — сказал Лотер, — вероятность их нападения на британскую империю крайне мала.
Мы достигли границ вежливого обмена мнениями, но прежде чем я успел сменить тему разговора, Эберхардт поднял руку:
— Капитан Роуден, джентльмены, я должен принести извинения. Политика — неподходящий предмет для дискуссии за дружеским столом. Скажу лишь, что мир становится более опасным, и лучше заранее приготовиться, как это делает Германия. А сейчас я предлагаю сменить тему и поговорить об истории. Вы участвовали в Ютландской битве, мистер Лотер. Мой брат тоже был там. Флот Открытого Моря в битве с Гранд-Флитом показал себя более сильным, вы согласны?