Стальная империя (СИ)

—Господа генералы, — закончив, переспросил Ратиев, — надеюсь, Вам всё понятно? Роман Исидорович, с назначением на должность обычно полагается поздравлять, но я воздержусь. Ноша начальника обороны Харбина, взваленная на Вас государем, в этой обстановке вызывает больше сочувствие.
—Значит, контратаку неприятельских войск, захвативших город, отставить… — упавшим голосом произнес Кондратенко, беспомощно оглянувшись на присутствующих.
—Отставить неподготовленные, самоубийственные наскоки на противника, превосходящего нас более, чем в пять раз, — отчеканил Ратиев, глядя, как вытягиваются лица Гернгросса и Гродекова.
—Великодушно прошу простить меня, князь, — зарокотал Николай Иванович, но я пока еще губернатор Маньчжурии и не смогу просто так сидеть и ждать, пока, как говорят китайцы, мимо меня проплывет труп моего врага. Дайте мне хотя бы один полк, и я отобью вокзал, освобожу заключенных!
— С большей долей вероятности, Николай Иванович, — вздохнул прибывший вместе с Ратиевым полковник в непривычной полевой форме, — вы и весь полк героически погибнете, завязнув в уличных перестрелках, и потеряете вверенные вам подразделения, про которые государь написал черным по белому — “беречь, сколько будет возможно”.
—Повторяю, — грузинский характер Ратиева начала проявляться в некоторой экспрессии речи, — именно лобовой фронтальной контратаки англичане с японцами от нас и ждут, а значит, мы будем поступать совсем по-другому. Разрешите представить: полковник Елец Юлий Лукьянович — ветеран англо-бурской войны и командир батальона, взявшего мятежных гвардейцев в плотной городской застройке Петербурга, не потеряв ни единого человека убитыми. Он и его подчиненные в течение года кропотливо работали над тактикой боя в городе. Учились и учили других. Экзамен сдавали лично государю. Он сам отбирал лучших. Они станут инструкторами и командирами штурмовых групп. Из состава дивизии сформируем таких полсотни, в каждой — полурота из знающих город офицеров и унтеров. День на инструкции, еще три дня на усиленные тренировки и только потом — штурм…
—Простите, но я не понимаю, — фыркнул Гродеков, — что такого произойдет за четыре дня? Мы достигнем численного перевеса? Получим чудо-оружие?
— Перевес, к сожалению, достигнут не будет, — вздохнул Елец, — но кое чем удивить сможем. Атаковать противника будем ночью. Умение вести бой в городской застройке в тёмное время суток, взаимодействуя с другими штурмовыми группами и с артиллерией поддержки, будет главным предметом обучения. И оружие, которое мы привезли, существенно отличается от штатного, предназначено как раз для такого случая. Всё сами увидите..
—Простите, князь, — вмешался Гернгросс, — но за эти четыре дня в сторону Читы проследует не менее полусотни воинских составов, способных перевезти до сорока тысяч солдат!
—Вот и прекрасно, — ответил за Ратиева начальник разведки округа полковник Потапов. Пусть следуют.
—Значит мы просто всего не знаем, — прищурившись то ли констатировал, то ли спросил Гернгросс.
— Вероятно, — кивнул Ратиев, — впрочем, как и я. Но текущее решение лежит на поверхности и продиктовано ничем иным, как сложившейся ситуацией. Подготовиться, собраться с силами и одним ударом рассечь англо-японскую анаконду, оставив ее хвост под Харбином, а голову по дороге в Забайкалье. И пусть кусается потом, если сможет.
— Со стороны Мукдена, собирая по дороге отставших и бежавших из плена, к нам идет подполковник Леш со своим железным батальоном. Как телеграфирует капитан Варнасов из разведки, вместе с прибившимися у него под рукой уже почти что полк. От Ялу к нам отходят казаки Грибского — почти десять сотен. Через два дня все они будут у Харбина, — прокомментировал ситуацию начальник разведки, — связь с ними постоянная и устойчивая, слава Богу. Могут нанести неожиданный вспомогательный удар там, где англичане с японцами его никак не ждут — с юго-востока.
—Мы объединим всю нашу кавалерию в один сводный отряд и ударим строго с юга, — чиркнул по карте ладонью Гернгросс, — таким образом, весь гарнизон противника в Харбине окажется в полукольце…
 
— Ну что ж, придется потерпеть, — встал из-за стола Кондратенко, демонстрируя, что совещание окончено. — А Вас, Иван Дмитриевич, буду рад видеть у себя в любое время…
—Да я и сам хотел напроситься к Вам и к Александру Алексеевичу, — Ратиев кивнул генералу Гернгроссу, — хочу участвовать в предстоящем деле. Сил нет, как надоела штабная работа! Я ведь строевой офицер, кавалерист! Могу командовать взводом, сотней, эскадроном…
10 мая 1902 года. Либава.
Лейтенант Dalkeith John Charles, слуга двух господ — Royal Navy и Directorate of Military Intelligence, видел эти дома и раньше, когда приезжал в Либаву на рекогносцировку под видом германского любителя местных вод, ходил по улицам, проезжал на коляске по пустынным паркам. Заросшие вековыми липами аллеи невольно притягивали своей нетипичной для портового города тишиной. Русский царь так резко свернул работы по строительству местной крепости, что казалось, рабочие просто отошли на часок на обед и на заброшенных стройках вот-вот снова застучат молотки, завизжат пилы и воцарится весёлая деловая суета.
Но эти надежды становились всё призрачнее и не сдерживаемая ничем природа неумолимо заполняла собой трещины пустых фундаментов, обживалась на грудах песка и щебёнки, заглядывала в заколоченные окна недостроенных офицерских флигелей, как неотвратимая старость пожирает лицо и тело некогда молодого, полного жизни и планов человека. Ровные линии проспектов и перспектив, кирпичные тротуары продолжали кричать о своей нерастраченной молодости, задоре и грандиозных планах, не сдаваясь забвению, настойчиво ждали воскрешающего пасхального звона колоколов Морского Собора.
Среди всего этого долгостроя зелеными островками выделялись укутанные майской зеленью палисадники мещан и желтели фронтоны особняков зажиточных бюргеров, один из которых стал объектом повышенного внимания лейтенанта английской военной разведки.
Вдоволь побуйствовав в первые три дня после оккупации Либавы, британские моряки и гвардейцы были в конце концов призваны к порядку. Неделю в городе восстановливалась более-менее нормальная жизнь — открылись счастливо избежавшие погромов лавочки и магазины, за счет флота Его Величества были заменены огромные витринные окна в местном кафе-шантане, и даже — о, чудо! — начал работать театр.
Либавская прима с божественным именем Анна и непроизносимой для англичан фамилией Гжентль-Гжибовская за несколько представлений стала кумиром практически всех английских офицеров, но благосклонно и очень дальновидно приняла ухаживания только одного из них, пройдохи суперинтенданта Lt.Colonel Андерсона, неплохо погревшего свои пухлые ручонки в Трансваале и вовсю разворачивающегося в Прибалтике. После жуткого взрыва на ночном рейде начальство приказало проверить всех русских, контактирующих с офицерами Его Величества. Для срочной инспекции были задействованы все силы и вот лейтенант Dalkeith, профессионал-разведчик, вынужден копаться в грязном белье туземцев, вычисляя степень их опасности и возможной причастности к диверсии.
 
А эта певичка вполне… В её белье поковыряться интересно… Джон был не прочь даже познакомиться с этой дамочкой поближе. У русских мадмуазель Гжентль-Гжибовская тоже пользовалась оглушительным успехом и даже умудрилась очаровать командира порта адмирала Ирецкого. Старикан, по рассказам очевидцев, так увлекся прелестницей, что пропадал в доме Анны неделями, плюнув на все приличия и собственную жену, укатившую два месяца назад в Петербург в оскорбленных чувствах. Теперь место русского адмирала занял этот тыловой боров Андерсон… Господи, как с таким свином ложиться в постель? Загадочная женская душа! Сейчас она тоже с ним, развлекает, показывает местную достопримечательность — Кургауз, «Николаевское купальное заведение с горячими и холодными ваннами». У Джона есть минимум пара часов.