Школа Лысой горы. Мой прекрасный директор (СИ)

«Управление образования Энского района»
И ниже:
«Начальник управления образования
Твердолобов Анисий Аркадьевич»
Постучав, Василиса шагнула за порог.
На нее недовольно уставилась средних лет полная дама в очках, вынужденная отставить в сторону чашку чая и отложить печенье, чтобы задать обязательный вопрос о поводе появления в кабинете. Голос Василиса узнала, так же как и манеру дожевывать еду во время разговора.
– Доброе утро, я – тот молодой специалист, что звонила вам в понедельник по поводу работы в школе. Хотела бы устроиться в Лысую Гору учителем, – представилась Василиса.
– Сегодня уже пятница, – недовольно отозвалась дама и хлебнула чаю, – долго собирались.
– Так получилось. Я могу увидеть Анисия Аркадьевича?
– Нет! – с непонятным злорадством ответила дама. – Он на совещании.
– А когда его можно увидеть?
– После совещания, – логично ответила дама и взялась за новое печенье.
– Замечательно, – тихонько пробормотала Василиса и громко спросила: – А когда закончится совещание?
– Полагаю, до обеда оно точно закончится, – ответила дама и с прежним непонятным злорадством добавила: – и Анисий Аркадьевич сразу уйдет на обед.
– Ясно. А после обеда он будет на месте?
– Анисий Аркадьевич и сейчас на месте, – вдруг оскорбилась дама на вполне невинный вопрос. – А вот вас принять он сможет только после обеда. Наверное. У него всех замов сократили! И вообще-то пятница – короткий день.
– Всегда? – подивилась Василиса, впервые услышавшая об усеченной пятнице.
Дама не удостоила ее ответом. Василиса вышла и самостоятельно прочла в объявлении на двери, что обед в управлении образования с половины первого до двух часов. Итак, ей предстояло три часа изучать достопримечательности города. Надо будет в церкви свечку за здоровье Агафьи Федоровны поставить, которая перед отъездом впихнула ей в руки большой пакет с едой.
Спустя час Василиса полностью согласилась с Игнатом, что развивать туризм на таком хлипком основании – безнадежное дело. Свечки в церкви за упокой родителей и за здравие новых знакомых она поставила, яблок у бабушек купила, на развалины крепости в строительных лесах полюбовалась, выяснила, что городской кинотеатр не работает с позапрошлого года и не планирует открываться в ближайшем будущем, поскольку денег на переоборудование и ремонт у городских властей нет. В запущенном городском парке было страшно пройтись по дорожкам, так сильно они были изрыты ямами, а про качели и говорить нечего – сесть на них мог только желающий срочно попасть в травмпункт.
Обойдя весь центр Энска по большому кругу, Василиса вернулась к прежним развалинам и пошла вдоль обвалившейся, а местами сровнявшейся с землей крепостной стены, короткие рукава которой тщились охватить южную окраину городка. Мелкая крошка древнего красного камня хрустела под ногами, зеленый мох свешивался со сколотых камней стены, производившей тягостное впечатление поверженного исполина, затянутого потемневшими от времени строительными лесами как крепкими оковами. Дойдя до самого окончания хоть как-то сохранившегося крепостного вала, Василиса увидела ржавую вывеску над деревянной дверцей, которая вела внутрь земляного вала. Вероятно, раньше за этой дверцей размещался пороховой погреб, а теперь надпись на табличке сообщала: «Музей истории Энска».
Обрадовавшись, что нашла в райцентре еще один след культурного наследия, Василиса толкнула дверь. Задребезжал колокольчик, дверь открылась, на Василису пахнуло затхлостью и холодным воздухом. Ей навстречу поднялся седенький старичок и вышел из-за прилавка с сувенирами, путеводителями и книжками, среди которых было творчество местных поэтов, сборники репродукций картин с видами Энска, наборы почтовых карточек с теми же видами, и всякие исторические записки.
– Желаете осмотреть экспозицию? – осведомился старичок.
– Да. Сколько стоит входной билет?
– Пять рублей.
«Сколько – сколько?!» – захотелось переспросить Василисе, давно считавшей, что государство напрасно тратит средства на тиражирование денежных знаков номиналом меньше десяти рублей. Оказывается, в провинции и мелкие монетки пригодны к употреблению!
 
Правда, при виде экспозиции Василисино удивление поутихло: все музейные сокровища помещались в одном маленьком зале. Одна стена была занята темой партизанского движения в Энском районе в годы Великой Отечественной Войны: тут лежали под стеклом гильзы, гранаты, разное оружие тех времен, стояла противотанковая пушка с обломанным дулом и ржавым остовом. На стенах висели черно-белые, пожелтевшие фотографии героев войны с краткими пояснениями: годы жизни, место рождения, в чём отличился. Вторая стена также была посвящена войне: тут рассказывалось об оккупации и освобождении территорий района.
Третья стена отводилась под небольшое количество археологических находок, сделанных поблизости в разное время. Пространство же последней стены было занято дверью в прихожую и сведениями о выдающихся деятелях района в послевоенные советские времена: председатели колхозов, передовики производства, герои социалистического труда – все неодобрительно взирали с фотографий и портретов на горожанку, решившую нарушить их покой.
На улице было жарко, так что Василиса, к вящему недовольству музейного смотрителя, пошла обходить зал во второй раз, внимательно вчитываясь и вглядываясь во все экспонаты, которые оказались гораздо интереснее, чем подумалось при первом взгляде. Старичок, видя, что быстро покидать его владения посетительница не собирается, подошел и стал рассказывать.
– Этот Василий Ушаков даром, что молодой был – самым лучшим информатором у партизан числился, поскольку немецкий язык отлично знал, без малейшего акцента на нем шпрехал! Сколько раз умудрился к фашистам переодетым в их форму прокрасться и разного повыведать, прежде чем разоблачили его.
– А этот молодец, когда войска немецкие вот-вот должны были по дороге вблизи деревни пройти, велел своим односельчанам крыши с домов поснимать и обмазать передние стены домов сажей. Фашисты с дороги глянули, что все дома темные, горелые, без крыш стоят – и мимо прошли, в деревню не сунулись, решив, что та уж дотла сожжена. Потом он к партизанам подался, командиром у них был – шибко его за ум и смекалку уважали, многих он в лихие годы спас, – рассказывал старичок у фотографии следующего героя.
Василиса всмотрелась в молодое лицо. Качество снимка было ужасным, но изображенный на нем человек очень напоминал ей молодого директора Лысогорской школы. Еще и звали это партизана Елисей Назарович! Елисей Назарович Иванов. В Энске повальная мода на это имя?
В ответ на расспросы музейный смотритель рассказал, что партизан Елисей Иванов, прикрывая своих товарищей, организовывавших эвакуацию жителей целой деревни, приговоренных фашистами к всеобщему сожжению, был контужен, в беспамятстве взят в плен и насмерть запытан фашистами, хотевшими узнать месторасположение партизанского лагеря, куда увели спасенных людей.
– Да-ааа, много тогда людей от мучительной смерти в пламени он спас, а в итоге его самого сожгли, уже истерзанного, безглазого, переломанного всего, – закончил повествование старичок-смотритель.
Василиса содрогнулась.
– Говорите, его могила недалеко?
– В братском захоронении он лежит – на следующий день после его смерти началось наступление наших войск, так его похоронили со всеми павшими при освобождении Энска. Если с центральной площади свернуть на Партизанскую улицу, то увидите в конце стелу с именами.
– Скажите, а к Елисею Назаровичу Навь из Лысой Горы этот юноша никакого отношения не имел? – спросила Василиса.
– А, вы о прежнем директоре их школы спрашиваете? Известный был человек, тоже герой войны, ветеран. Я его, правда, в последний раз еще по молодым летам встречал. Не знаю, были ли они родственниками, но думаю, вряд ли – фамилии-то разные, а имена – это просто совпадение. Если бы Иванов был его родственником, то директор на могилу бы к нему приезжал, а Навь ни разу тут не был, даже на Дни Победы только в своей школе памятные мероприятия проводил. Детишки из его школы каждый год сюда с венками приезжали и сейчас приезжают, но их сопровождают другие учителя, а директор – никогда. И нынешний директор, внук его, к стеле не является.