Москва и Московия

Такие «обиды» часто становятся поводами для объявления войн. Даже Пётр, объявляя войну Швеции, тоже вёл речь о каких-то «обидах», не предъявляя территориальных претензий. Подобного рода лицемерие призвано маскировать настоящие притязания монархов, преследующих меркантильные цели.
Путано всё для меня в нынешних политических раскладах. Выяснилось, что более полувека назад, во времена Тридцатилетней войны, шведы захватывали рыбацкую деревушку Пиллау, что расположена неподалёку от Кёнигсберга, и даже построили там неплохую каменную крепость, но потом продали её пруссакам – и деревушку, и крепость. А я бывал в этом Пиллау, уже когда он назывался Балтийском, и чётко помню канал, прорытый через косу, отделяющую море от залива, в котором расположен и собственно Калининград – так переименовали Кёнигсберг после Отечественной, когда выселили оттуда немцев.
Но сейчас немцев выселять незачем, а вот край этот пора аннексировать в свою пользу. Немцы – народ рукастый. К тому же без вируса в голове о превосходстве над остальными недочеловеками они вполне вменяемы.
Я чего вожу разговор вокруг да около? Да того, что в двадцатом веке слыхивал байку, будто фашисты настолько ценили этот Пиллау, что прокопали до него метро от самого Берлина. Потому и расспрашивал бояр посольских из свиты государя про тамошние обстоятельства. А они довольно примечательны. В Кёнигсберг свозят очень много хлеба для переправки его на европейские рынки. Откуда? Из Польши, Литвы и ближних прибалтийских земель, которые довольно плодородны и находятся в благоприятной климатической зоне. Привозят и посуху, и по реке Прегель, которая одним из притоков выходит из той же Польши. А устье этой реки и есть коллектор ценнейшего продукта питания и одновременно порт Кёнигсберг, поделённый нынче на три города-порта – два морских и один речной.
А вот здесь появляется любопытное географическое обстоятельство – Куршская и Вислинская косы. Полоска суши, идущая параллельно материковому берегу на расстоянии от семи до семнадцати километров и образующая заливы. Севернее Пиллау – Куршский до самого Мемеля, а южнее – Вислинский, не дотягивающийся до устья Вислы на десяток-другой морских миль.
Сама же деревня Пиллау находится на этой косе вблизи сухой перемычки, соединяющей косу с материком. Полагаю, когда-то давно река Прегель в этом месте пробила в косе выход из Вислинского залива в море, но сейчас тут находится канал, который кёнигсбергцы многие века углубляли и расширяли, прочищая судам путь от реки в Балтику. Бывшая шведская крепостица Пиллау расположена на берегу этого канала и, имей пушки, могла бы напрочь перекрыть судоходство.
Надеюсь, теперь понятна моя заинтересованность в захвате этих мест прямо сейчас, пока вести о военных успехах пруссаков не стали объективной реальностью, данной нам в ощущениях. То есть армия у Пруссии имеется, но не выдающаяся и не снабжённая гениальным полководцем. К тому же собираемая на военный период, а не постоянно готовая к немедленным действиям. Это обусловлено тем, что нынче в Европе войны принято объявлять, а не нападать внезапно, как это практикуется на просторах Великой Степи, с которой Русь имеет давние и тесные связи. Но здесь – не там. Мы вынуждены официально выставить предъяву, тем самым дав пруссакам время собраться с силами для отпора нам, уже отмобилизованным и готовым к немедленному нападению.
Хорошо Карлу, и без того находящемуся в состоянии войны с Польшей, на которую он и намерен навалиться. Он может приступить к исполнению своих захватнических планов немедленно: уже грузит войска на корабли. Мы тоже грузимся для занятия крепости Ивангород, пока посольские проведут необходимые официальные процедуры с пруссаками.
Точных планов Петра я не знаю, но нам с Софи предписано держать флот в исправности и готовности. А Стокгольм мы покидаем, дабы не продолжать оккупацию, тем самым подтверждая исполнение договора, заключённого со Швецией.
  
Глава 45. Пруссия
 
Про то, что для перекрытия пути из моря в Неву идеально подходит сильная артиллерийская позиция на острове Котлин и ближних к нему небольших островках, я знал давно. Грунты здесь каменистые, местами вообще скальные, так что с топкостью брегов Невы столкнуться не придётся. Ну, так мне почему-то казалось. Что-то когда-то слышал или читал. Поэтому бригаду топографов и гидрологов Софи отправила туда немедля.
 
Шведы тоже послали вестника в Неву по своим крепостям и на Ладожскую флотилию. Гарнизонное воинство возвращалось частично в столицу – это я про старшее поколение. Карл сообразил, что Стокгольм нуждается в более серьёзной защите, чем имела место до нашего набега. Часть же солдат – тех, что ещё не стали ветеранами – отправляли на польский театр военных действий.
По Неве туда-сюда сновали корабли обеих недавно воевавших между собой держав. Шведов мы не торопили: нам пока не хотелось заполнять освобождаемые ими крепости, потому что, хотя сил было накоплено не только для занятия Нотебурга, для них теперь наметились иные цели. Да нам ещё следовало собрать казаков, продолжающих «шалить» по Ингерманландии. Боевые части стягивались к Ивангороду для похода на Пруссию.
Пока стратеги составляли планы, а дипломаты вели беседы с пруссаками, Софи с удовольствием обняла прибывшего с Ладоги рекой и Маркизовой лужей сынулю. Чарлик весь в маменьку – долговязый. Но всё равно пацан, у него даже голос ещё не ломается. Уверенно водит деревянный бронекатер, на котором работает старшим помощником командира, побывал не в одной сшибке и неплохо себя зарекомендовал. Сейчас его начальника перевели на другой корабль, отчего сынок исполняет обязанности командира и ожидает прибытия нового руководителя. Но сам бронекатер от этого не перестал нести службу. Да и вообще с командным составом у военных моряков и речников нынче напряжёнка. Как ни спешили Софи и Мэри с ковкой кадров, но построить посудину всяко быстрее, чем выучить капитана.
Так Чарльз Ричардович вполне в авторитете. Притащил на буксире барку со шведами из Нотебурга и высадил их в Нарве – на другом берегу реки. Ну и явился пред оченьки адмирала-мэм. И ещё привёз он очень своевременный груз – триста нарезных магазинных мушкетов пятилинейного калибра, сделанных на тульской оружейной мануфактуре Демидова. Патроны для них в гильзах от переломок, но порох бездымный. Это уже очень серьёзное дальнобойное оружие.
И кому их выдать? Тут и сомневаться не в чем. Самый понятливый из нынешних полковников – тот самый Михаил Матюшкин, что был комнатным стольником у младшего царя Петра. Он, как и многие ближники государя, ездил в Европу учиться мореходным премудростям, но служить стал по пехотной части. Полк ему доверили вовсе не гвардейский, где старше майорской должности парню ничего не светило, а самый обычный, Калужский. Но нового строя – наёмнический, стало быть. Это я для того проясняю, чтобы понимать, о чём речь, потому что основу войск, как и раньше, составляют стрельцы – привилегированное сословие, – но не казаки.
Мы с Михаилом Афанасьевичем не раз обсуждали тактику моих сермяжников, которые на рукопашное взаимодействие с противником совершенно не заточены, и на залповую стрельбу тоже. Они стрелки-одиночки, приученные к совместным действиям с коллегами, скрытным действиям с крепкими навыками драпа в напряжённых ситуациях, к стрельбе из положения «на пузе» и окапыванию, когда есть хоть немного времени до открытия огня. Хотя основное их назначение – разведка. Они грамотны, умеют пользоваться флажковым семафором и перемаргиваться морзянкой, фонарём Ратьера или солнечными зайчиками. Слишком ценные парни, чтобы бросать их в рубку или штыковую.
У Матюшкина народ попроще, но бойцы, грамоту разумеющие, встречаются. Тем не менее он со своими призовыми стрелками, вооружёнными штуцерами, отрабатывал приёмы заряжания лёжа. А это уже признак вменяемости. Да и ротного своих сермяжников о многом расспрашивал. Этот ротный – сверхсрочник, отслуживший по уговору, получивший в уплату переломку и отнёсший её родне. А сам вернулся записываться на ещё один срок в ряды «армяков», как их иногда насмешливо называют. Конечно, его приняли и сразу поставили наставником над новобранцами.