Москва и Московия
«Вот и начала оформляться твоя империя, Софи, – подумал я для своей реципиентки. – Хочешь не хочешь, а управляй».
«Не то чтобы шибко хочу, но придётся».
«А романтическое путешествие по Белой?»
«Будет обязательно!» – мысленно топнула на меня ногой хозяйка и потянулась за следующим посланием.
Князь Голицын, тот, который Василий Васильевич, уведомлял, что планирует направить в котласскую школу группу детей боярских, грамоту и счёт знающих, для обучения наукам.
«Дворянчики мелкие, – прокомментировал я. – Такие же противные, как твой Рич в детские годы».
«Рич не спесивый был!» – внутренне вспыхнула Софи.
«Потому что вырос в провинции, где нос не перед кем задирать. А эти наверняка столичной закваски. Их можно образумить, только водя строем и заставляя за любое поперёшное слово до изнеможения подтягиваться на шкафу. Это не дети простолюдинов, которые с младых ногтей к чему-то припаханы».
– Шхуна «Энтони» входит в гавань, – доложила студентка, в свободное от учёбы время исполняющая обязанности сенной девки.
– Спасибо, Малаша! – радостно улыбнулась Софи. «Спи спокойно, дорогой товарищ, – обратилась она мысленно ко мне. – Разбужу, когда понадобишься». И выключила меня, словно тумблером щёлкнула.
Глава 16. Корапь
«Эй, внутренний голос! Куда запропал? А ну, вылезай!» – тормошила меня Софи.
«А? Чего? А ты хто? И что тебе надобно?» – решил я поприкалываться над моей реципиенткой, прикидываясь шлангом.
«Уф-ф, откликнулся! А я уже думала, что не докричусь до тебя», – не ведясь на подколку, обрадовалась Сонька, за что тут же была мною прощена. Признаться, я и не серчал на неё: чувства девушки, выходящей замуж, были бы для меня чуждыми. Правильно она сделала, что отключила лишнего наблюдателя.
«Ладно, не нервничай. Что стряслось?»
«Да корабль у нас не вытанцовывается».
«Какой корабль?»
«Река – море».
«Что? Уже построили?»
«Куда там построили! Даже по эскизам ничего не слипается. По всем расчётам выходит, что ходить он станет совсем худо».
«Где ходить? Зачем?»
«По морям и рекам ходить. Грузы и пассажиров возить. И от врагов отбиваться».
«Мелкосидящий мореходный корпус с коча срисовывается».
«Да срисовали уже. Только при доступных размерах в него ничего не лезет. Вернее, никак не упихивается даже необходимый минимум».
«Макеты уже делали?»
«Говорю же, на эскизах застопорились», – доложила хозяюшка и повернулась в сторону стола, заваленного листами бумаги.
Напомню, Софи на нынешний момент – один из самых продвинутых кораблестроителей мира, уважаемый даже генеральным сюрвейером Королевского флота Англии. Правда, с нуля она пока ничего, кроме речных барж, не строила. Тем не менее опыт переделки судов, созданных другими, у неё положительный.
Однако сейчас она явно на распутье. Попробую ей помочь.
«Профиль выбран правильный – такой, в случае если льдами затрёт, выдавит вверх, а не раздавит. Однако давай-ка станем урезать осетра. Начнём с избавления от мыслей насчёт грузопассажирскости. Создадим для пробы кораблик маневренного боя и патрулирования у своих берегов. Мангазейский-то ход почему закрыли? Потому что без собственного флота не могли контролировать иноземные суда. А теперь объясни мне, зачем ты сюда сорокавосьмифунтовку прилаживаешь? Ждёшь прихода линкоров?»
«В принципе, линкоры досюда могут добраться, однако в Двине им будет тесновато. Да и осадка у них великовата. А противофрегатный калибр у нас двенадцать фунтов, – хмыкнула Софи. – Уже легче».
«Теперь о подвижности под мотором. Мощность мы пока имеем ограниченную – такую, которая шестисоттонную „Агату“ разгоняет до пяти узлов, а двухсоттонный „Энтони“ – до девяти».
«До двенадцати», – заспорила Сонька.
«Это был предельный режим на неизношенном моторе, жрущем полную английскую бочку топлива в час, а я беру в расчёт усреднённый вариант. Тот, которым придётся маневрировать в реальном сражении. Но оставим пока вопрос скорости. Ты на свои шпангоуты посмотри. Масса болтов для их скрепления соизмерима с массой скрепляемой древесины. Совсем забыла про объёмный каркас в носу „Агаты“! А он, между прочим, уже который год безупречно служит, как и участки положенной накрест обшивки на днище и подводной части бортов. Наши баржи из такой „фанеры“ третий сезон отходили без единой претензии к жёсткости. И почему это вдруг мы единым махом обо всём забыли, капитан Корн?»
«Клейтон».
«Шо?! Уже?!»
Сонька только хмыкнула и сняла с деревянного колышка, вбитого в бревенчатую стену терема, ножницы. Те самые – два конца, два кольца, посередине гвоздик. Мы бы легко поставили такие на поток, когда бы не дефицит металла, изводимого почти на один только крепёж.
«Ты ж смотри, не забудь, что мачта будет только одна, – напомнил я своей реципиентке. – Толстая, как башня, с рубкой внутри. А сразу за ней – пристройка для подъёма и спуска шверта. А то на плоскодонке при непопутных ветрах под парусами много не наплаваешь. Трудись давай, а я вздремну».
За окном – противная дождливая картина, навевающая тоску и сонливость. Софочке предстоит выклеивание из бумаги макета будущей грозы Баренцева моря, а мне нужно прийти в себя после длительной отключки. Хотя снег ещё не лёг, значит, не такой уж и длительной. С неделю где-то.
* * *Архангельская школа – старейшая из наших на русской земле. Тут уже и третий класс заработал. Ученики здесь разновозрастные – восьмилетки могут сидеть за одной партой со взрослыми парнями, даже женатыми. Девчата тоже есть: поморы не все правила «Домостроя» приняли к исполнению. К тому же среди них встречаются и староверы, и даже язычники, хотя темы «истинной» веры в нашем учебном заведении традиционно не обсуждаются, а урок закона Божьего проводится всего раз в неделю. Так на нём все ведут себя так, словно верят правильно. Дело в том, что это занятие по нашему распорядку – лекция, в процессе которой опрос не предусмотрен. Не нужны нам споры на возвышенные темы. А в принципе, батюшка ничему неправильному не учит – жить мирно, трудиться прилежно, прощать ближних и слушаться начальства.
Особенно тепло местный поп относится к профессору Ивановой. Мэри сначала обвенчала Софью с её Ричардом по протестантскому обряду, но это было проведено в тесном семейном кругу и с утра пораньше, то есть попу об этом никто не доложил. Потом, в тот же день, эта самая Мэри крестилась в православие и сразу обвенчалась со своим Иваном, который, поскольку фамилии отродясь не носил и клички не заслужил, так и считался просто Иваном, даже без отчества.
Но Мэри стала Марией, ему принадлежащей, то есть Ивановой. Вот он и принял фамилию жены. Однако поморы, не считаясь с установленными на Руси порядками, обращаются друг к другу по отчествам, то есть с «вичами», каковые разрешены лишь для родовитых дворян. А нынче Иван Иванов воспринимается как Иван сын Ивана. Поэтому профессор Иванов мгновенно стал Иванычем. В то же время имя своего отца Джона Мэри тоже перевела на русский как «Иван». Вот и получились Марь Иванна и Иван Иваныч Ивановы.
Ну, я-то и раньше знал, что Мэри – девица непростая да с выдумкой. Эк она артистично провернула! Кстати, современную русскую речь и письменность она постигла уверенно, то есть демонстрирует полнейшую ассимиляцию. Даже одевается традиционно, по-женски, если не занята в мастерских или на шхуне, где носит или мундир с брюками, или парусиновую спецовку со штанами на лямках. Она по-прежнему охотно меняет образы. И, припоминаю, уверенно объясняется по-испански.
Так вот, ещё недавно, после отъезда Пушкаря, здесь, на Архангельском корабельном дворе, из ипсвичских школяров только один Иван и оставался, не считая нас с Софи. А сейчас к нам прибавились Мэри, Консуэлла, Кэти, Арчи, Джек и Ник. Мощный кулак для мозгового штурма. Глядя на выклеенный Софи бумажный макет, быстро, буквально за десяток фраз, обсудили и уточнили неясные места, после чего дружно принялись за деталировку, привычно разложив процесс на операции (процесс проектирования). Мы с Софи проверяли расчёты и уточняли цифры, а то уже бывало, что одни оперируют метрами, а другие – ярдами.