Первый закон. Трилогия: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей

Огромный и злобный Скейл легко мог бы забить ногами упавшего. Но Логен пока не упал и падать не собирался, и ему до тошноты надоела похвальба этого надутого болвана. Он шагнул вперед, заступая принцу дорогу, и положил ладонь на рукоять своего меча.
– Хватит, – сказал он.
Принц сверху донизу оглядел Логена своими выпученными глазами, поднял мясистый кулак и сжал огромные пальцы так, что побелели костяшки.
– Не искушай меня, Девятипалый, жалкая дворняжка! Твои дни давно в прошлом! Я раздавлю тебя, как яйцо!
– Можешь попытаться, но я не позволю тебе. Ты знаешь, каков я в бою. Еще один шаг, и я буду биться с тобой, опухший хряк!
– Скейл! – рявкнул Бетод. – Нам здесь больше нечего делать, все ясно. Мы уходим.
Толстый принц выпятил мощную глыбу своей челюсти, сжимая и разжимая возле боков огромные руки. Он сверлил Логена взглядом, и в его глазах сквозила самая лютая животная ненависть. Затем он презрительно хмыкнул и отвернулся.
Байяз наклонился вперед.
– Ты говорил, что принесешь Северу мир, Бетод, а что ты сделал? Ты громоздишь одну войну на другую! Страна истекает кровью от твоей гордыни и твоей жестокости! Король Севера? Ха! Ты не стоишь того, чтобы тебе помогать! Подумать только, я надеялся на тебя!
Бетод нахмурился, его глаза оставались холодны, как алмаз у него на лбу.
– Ты сделал меня своим врагом, Байяз, а я очень опасный враг. Самый опасный из возможных. Ты еще пожалеешь о том, что совершил сегодня. – Он обратил презрительный взгляд на Логена. – А что до тебя, Девятипалый, ты больше не дождешься от меня милости! Отныне любой человек на Севере станет твоим врагом! Тебя будут ненавидеть, за тобой будут охотиться, тебя будут проклинать, куда бы ты ни отправился! Я сам прослежу за этим!
Логен пожал плечами: ничего нового. Байяз поднялся со своего кресла.
– Ну что ж, ты высказался, а теперь забирай свою ведьму, и выметайтесь отсюда! – приказал он.
Кауриб, спотыкаясь и ловя воздух ртом, первой выбралась за дверь. Скейл на прощанье окинул Логена свирепым взором, повернулся и загромыхал прочь. Самозваный король Севера вышел последним. Он качал головой, и в его глазах горела смертельная ненависть. Когда шаги троицы затихли в коридоре, Логен перевел дыхание, расправил плечи и снял ладонь с рукояти меча.
– Ну, – весело сказал Байяз, – вроде бы все прошло неплохо.
 
Дорога между двумя дантистами
 
Полночь уже миновала, и Прямой проспект заливала темнота. Темнота и вонь. Здесь, возле порта, всегда воняло: застоявшейся соленой водой, тухлой рыбой, дегтем, потом и конским дерьмом. Через несколько часов эта улица вновь наполнится шумом и суетой, зазвучат крики разносчиков, носильщики с руганью потащат грузы, появятся торговцы, сотни повозок и телег загромыхают по грязным булыжникам. Хлынет бесконечный поток народа – те, кто спешит сойти с корабля или взойти на корабль, люди со всех концов мира, слова на всех языках, какие существуют под солнцем. Но ночью здесь спокойно. Спокойно и тихо.
«Тихо, как в могиле, а пахнет еще хуже».
– Это здесь, – проговорил Секутор, направляясь к темному тупику узенького переулка, зажатого между двумя нависающими пакгаузами.
– Были проблемы? – спросил Глокта, ковыляя следом.
– Почти никаких, – ответил практик и поправил свою маску, чтобы через нее мог проникать воздух.
«Должно быть, под маской очень душно, там на ней скапливается пот, и она затрудняет дыхание. Неудивительно, что у всех практиков скверный характер».
– Проблемы были только у матраса, – продолжал Секутор. – Реус изрубил его ножом в лохмотья, пока не получил от Инея по голове. Интересное дело: стоит этому парню долбануть кого-нибудь по голове, как все проблемы тут же исчезают.
– А что с Реусом?
– Пока жив.
Свет от лампы Секутора упал на груду гниющего мусора. В темноте послышался писк крыс, спешивших убраться с дороги.
– Ты знаешь все подходящие закоулки, Секутор?
– Ну да. За это вы мне и платите, инквизитор.
Его грязный черный сапог неосторожно ступил в вонючее месиво и вырвался оттуда с чавкающим звуком. Глокта осмотрительно прохромал кругом, свободной рукой поднимая повыше полы своего пальто.
 
– Я вырос неподалеку, – продолжал практик. – Здесь люди не задают вопросов.
– Задаем только мы.
«У нас всегда есть вопросы».
– Точно. – Секутор приглушенно хихикнул. – Мы же инквизиция!
В свете его лампы показались помятые железные ворота и высокая стена, утыканная по верху ржавыми остриями.
– Вот это место.
«Да, судя по виду, место вполне подходящее».
Воротами, очевидно, пользовались нечасто: бурые петли протестующе завизжали, когда практик отпер замок и распахнул тугую створку. Глокта осторожно переступил через лужу, собравшуюся в яме перед воротами, и выругался: его пола все же попала в грязную воду.
Петли завизжали снова, когда Секутор, наморщив лоб от усилия, подпихнул тяжелую створку на место. Затем он поднял колпак с лампы, осветив широкий внутренний двор, заросший сорняками, засыпанный мусором и дровами.
– Ну вот мы и пришли, – объявил Секутор.
Когда-то, похоже, здание было по-своему величественным.
«Сколько стоили все эти окна? И все эти скульптурные работы? На посетителей наверняка производило впечатление богатство хозяина дома, если не его вкус».
Но так было в прошлом. Теперь окна заколочены прогнившими досками, скульптурные завитушки задушены мхом и покрыты слоем птичьего помета. Зеленый мрамор, тонким слоем облицовывавший колонны, потрескался и местами отвалился, открывая выщербленную штукатурку. Все осыпалось, рушилось и разлагалось. Отколовшиеся детали фасада лежали на земле, отбрасывая длинные тени на высокие стены двора. Половина головы разбитого херувима печально взирала снизу на хромавшего мимо Глокту. Он ожидал увидеть грязный пакгауз или сырой подвал возле самой воды, но никак не это.
– Что это за место? – спросил он, разглядывая полуживой дворец.
– Его построил один купец много лет назад. – Секутор поддел ногой обломок скульптуры, и тот со стуком откатился в темноту. – Богатый человек, очень богатый. Захотел поселиться поближе к своим складам и пристаням, чтобы присматривать за делами. – Практик начал подниматься по замшелым ступеням к огромной и облезлой парадной двери. – Ему казалось, что идея приживется, но как это могло случиться? Кто бы захотел жить в таком месте без особой надобности? Ну а потом купец потерял все свои деньги, как обычно и бывает с купцами. Кредиторам пришлось немало повозиться, чтобы найти покупателя.
Глокта посмотрел на чашу сломанного фонтана, до середины заполненную стоячей водой.
– Ничего удивительного.
Лампа Секутора едва освещала зияющее пространство холла. Две огромные и крутые изогнутые лестницы вырисовывались в полумраке напротив них. На уровне второго этажа вдоль стен проходил широкий балкон, но большая его часть обрушилась, проломив гнилые доски пола внизу, так что одна из лестниц обрывалась прямо в воздух. Сырой пол был завален кусками штукатурки, упавшими с крыши плитами сланца и старыми балками. Их покрывали серые брызги птичьего помета. Ночное небо заглядывало внутрь сквозь зияющие отверстия в крыше. До Глокты доносилось тихое воркование голубей среди темных стропил и размеренные звуки капающей воды.
«Какое место! – Глокта сдержал улыбку. – Оно в некотором роде напоминает меня самого. Мы оба когда-то были великолепны, и у нас обоих лучшие дни далеко позади».
– Здесь достаточно просторно, как вы думаете? – спросил Секутор, пробираясь среди мусора к зияющему дверному проему под сломанной лестницей. Лампа практика отбрасывала на ходу причудливые косые тени.
– Да, пожалуй. Если у нас не окажется больше тысячи узников одновременно.
Глокта ковылял вслед за Секутором. Он тяжело опирался на трость, озабоченный тем, куда поставить ногу на осклизлом полу.
«Сейчас я поскользнусь и хлопнусь на задницу прямо посреди птичьего дерьма. Вот будет здорово!»