В огне любви

Давина покачала головой.
— Ему нужно было отвести лошадь! — воскликнула тетя Сара. — Джед отправился к цыганам якобы для того, чтобы купить у них лошадь, представляешь, моя дорогая? И не какую-нибудь простую рабочую, а чистокровного скакуна.
Тетя Сара неодобрительно пожевала губами.
— Ответь мне, зачем дочери лесника может понадобиться скакун? Она, наверное, и ездить-то верхом не умеет!
— Так это была лошадь для... дочери лесника? — тихо спросила Давина.
— Вот именно. Только я считаю, что ему лучше было бы отвезти ей мешок муки или говяжью половину.
Давина чуть не задохнулась. Лорд Дэлвертон купил для девушки-цыганки лошадь! Должно быть, она действительно крепко запала ему в душу.
— Так вот, — продолжила тетя Сара, — мой племянник Чарльз сразу же отправился в лес, чтобы вручить свой подарок этой дочери лесника. Хотя я считаю, ничего бы с ней не случилось, если бы она подождала чуть-чуть.
«Это сам лорд Дэлвертон не мог ждать, — горько подумала Давина. — Ему не терпелось поскорее увидеть эту цыганку!»
Распахнулась дверь, и в гостиную вошли лорд Шелфорд с Говардом.
— Итак, леди, — объявил лорд Шелфорд, потирая руки. — Похоже, нам нужно искать грабителей в другом месте.
— Я никогда в этом не сомневался, — сказал Говард. Он подошел к дивану и опустился на мягкие подушки напротив Давины.
— Я тоже не был уверен, — признался лорд Шелфорд. — Ну а теперь, после последнего происшествия...
Тетя Сара в ужасе прижала руки к груди.
— Еще одно нападение, лорд Шелфорд?
— Да, — сказал он почти радостно. — Вчера на рассвете. Я только что рассказывал Говарду об этом. На сквайра Розерфорда напали четверо по дороге в Уитьем. Он вступил с ними в схватку и сумел стащить маску с лица одного из нападавших. К своему удивлению, он узнал в нем помощника своего же конюха. Его несколько недель назад выгнали с конюшни.
— Один из его же слуг? Но... что же это значит? — изумилась тетя Сара.
— Это значит, тетя, — объяснил Говард, взяв с подноса на маленьком столике у дивана яблоко и потерев его о рукав, — что цыгане почти наверняка невиновны. Они бы никогда не стали работать с чужаком.
— Таким образом, разбойники, скорее всего, кто-то из местных, — сказал лорд Шелфорд. — Недовольные или чем-то обиженные. Однако кто-то же руководит ими. Наша главная задача — найти этого человека.
— А... сквайр Розерфорд? — с дрожью в голосе спросила тетя Сара. — Он... сильно ранен?
— Его жизнь действительно была в опасности, когда они поняли, что он узнал одного из них, — сказал лорд Шелфорд. — К счастью, на дороге появился патруль, который мы недавно создали, и бандиты бежали.
— Жаль, что патруль не появился, когда напали на брата, — заметил Говард. — Ему бы тогда не пришлось тратиться на лошадь.
Он откусил яблоко и с довольным видом откинулся на спинку дивана.
— А ч-что за лошадь он купил? — спросила Давина.
— Серая кобыла, — пробормотал Говард с набитым ртом. — Красивая. С хорошей рысью. Наверное, эта дочь лесника настоящая красотка.
Лорду Шелфорду, похоже, было неприятно видеть подобную развязность в присутствии дочери. Давина тем временем почувствовала, что на глазах у нее выступают слезы, и поспешно опустила голову.
— Надо полагать, ваш брат доставил лошадь по назначению сегодня? — спросил лорд Шелфорд.
— Да, — сказал Говард. — Он вернулся днем мрачнее тучи. Я из него слова не смог вытянуть.
Он доел яблоко и бросил огрызок в камин. Огрызок приземлился на горящие угли и зашипел. Говард бодро поднялся на ноги, размял руки и сказал:
— Пожалуй, схожу прокачусь перед ужином.
В воздухе повисла напряженная тишина. Лорд Шелфорд выставил вперед подбородок и стал смотреть на огонь. Давина по-прежнему не поднимала головы. Говард, поняв, чего от него ждут, пощипал себя за губу и протянул руку Давине.
— Не хотели бы вы... поехать со мной? — спросил он. — Мы могли бы вместе прокатиться верхом вокруг озера.
Давине совершенно не хотелось ехать на прогулку с Говардом. У нее было одно желание — спрятаться в своей комнате, где не будет ни тети Сары, которая следит за каждым ее вздохом, ни отца, который задумывается над каждым ее движением. Она знала, что и отец, и тетя Сара считают, что они с Говардом слишком мало времени проводят вместе.
 
Как ей было объяснить им, что каждая минута в обществе Говарда все больше и больше убеждает ее в том, что она совершила ужасную ошибку? Ошибку, которую она бессильна исправить, с которой придется мириться всю жизнь, и о которой нельзя рассказать ни одному человеку на свете.
Не поднимая глаз, она покачала головой.
— Мне нужно заняться письмами, — тихо сказала она.
— Что ж, — сказал Говард, оглядываясь на присутствующих. — В таком случае я вернусь через час. Лорд Шелфорд... Давина... Тетя Сара.
Говард раскланялся и вышел из комнаты.
Лорд Шелфорд и тетя Сара обменялись понимающим взглядом. Но прежде чем кто-либо из них успел сказать хоть слово, Давина поспешно встала и, присев в реверансе, попросила прощения за то, что тоже должна уйти.
— Мне действительно необходимо удалиться, — сказала она и вышла из комнаты.
— Нехорошо это, — раздался позади нее голос, когда она направилась к лестнице. — Вы при всех отказались от моего приглашения.
Она развернулась и увидела Говарда, который, глядя на нее, натягивал перчатки для верховой езды. Ей показалось, что он специально дожидался ее, чтобы выразить свое неудовольствие.
— Мне очень жаль, но... Я хочу побыть одна, — ответила Давина.
Говард пожал плечами. Он не был бессердечным человеком и часто сожалел, что для достижения цели ему пришлось воспользоваться именно такой тактикой. О, это прекрасное создание, эта наследница, которая тревожно вздрагивала, когда он даже случайно касался ее, бледнела как мел от самого воздушного поцелуя! Он давно понял, что не может рассчитывать не только на страсть к нему, но даже просто на любовь Давины.
Он так и не смог понять, что заставило ее принять его предложение, но собирался стать хорошим мужем, когда придет время, то есть когда она разделит с ним его жизнь и его постель. Говард не сомневался, что сможет изменить ее чувства к нему. Еще ни одной женщине не удалось устоять перед его натиском. Пока же его не обижало то, что она была с ним так откровенно холодна. Она ведь все равно станет его, вместе со своими деньгами, а он умел быть терпеливым.
— Что ж, как вам будет угодно, — сказал он.
Он смотрел, как она поднимается по лестнице, и от вида ее изящной фигуры у него закипела кровь. Он представил себе их брачную ночь и то, как его напор преодолеет робкое сопротивление, которое она, возможно, попытается оказать.
Несмотря на эти предвкушения, лоб его омрачили складки печали.
Другое лицо, другая любовь, другое время промелькнули в его памяти, отчего в сердце кольнуло как от удара кинжалом. Но он прогнал от себя это наваждение.
«Говард, старина, забудь о прошлом. Займись-ка лучше подсчетом своих денег... и немалых денег», — сказал он себе и уже в приподнятом настроении, взяв хлыст, отправился на поиски лошади.
Давина тем временем распахнула дверь своей комнаты. Она пришла сюда, чтобы скрыться от всех, но ведь от боли сердца не скроешься. Сердцу нельзя приказать успокоиться, нельзя запереть его в глухой шкаф, чтобы не слышать биения, от которого все тело пронизывает дрожь.
Она прошла в свой будуар и посмотрела на портрет Эвелин Фэлк.
«Это плохой знак, мисс».
— Это ты!.. — закричала Давина. — Это ты во всем виновата...
Вряд ли она в тот момент понимала, какие слова срываются с ее уст и как мало было в них здравого смысла. Ее душевные страдания превратились в ярость, стыд — в упрек. Это не она, Давина, вывела себя на эту дорогу. Во всем виновато дьявольское влияние этой женщины, которая жила и умерла тридцать лет назад; женщины, которая сама была несчастна в любви и наложила проклятие на чувства всех, кто будет жить в этом доме после нее.