Нарушенный покой Хозяйки Лабиринта

  
Джо Алекс
 
Нарушенный покой Хозяйки Лабиринта
 
 
 
 
Никто не умер там, никто там не родился,
 
И ни один из смертных тронуть не посмеет
 
Мотыгой тяжкою святой твердыни Кероса
 
Ни для возделыванья злаков сочных,
 
Ни для добычи серебра и злата.
 
Кто ж, любопытством или алчностью охвачен,
 
Средь белых скал копается, подобный вепрю,
 
И нарушает сон Хозяйки Лабиринта,
 
Тот в бездну канет, с ним и его имя.
 
 
 
Из древнего папируса
 
  
1. «Это поразительная история, Джо!»
 
Тихий равномерный стук маленькой пишущей машинки «Оливетти» внезапно стих. Наступил тот момент, когда этот стук мне самому становится невыносим. Обычно это происходило после напряженной бессонной ночи, примерно в 7 утра. Я взглянул на часы — так и есть! Может быть, хоть в это время она соизволит подойти к телефону… Я снял трубку.
Над Лондоном вставал серый рассвет. К серой трубе напротив подлетел серый воробей и сел на нее.
— Мисс Бэкон занята и, к сожалению, не может подойти к аппарату, — ответил мне унылый голос миссис Даунби.
Черт побери! Да сколько это может продолжаться! Изуверка! Язычница! Для нее нет ничего святого. Меня! МЕНЯ!!! Променять на какие-то… какие-то… поцарапанные щепки! Но теперь все! Терпение мое лопнуло!
За последние две недели я слышал ее голос только раз. Она позвонила мне в два часа ночи.
— Привет, Джо! Он здорово попорчен, но я думаю, что справлюсь с ним. Он совершенно потрясающий!
— Кто потрясающий?
— Мой папирус! Иногда мне кажется, что это дело не для меня, а для тебя… Сплошные загадки… Ну, в общем, я тебе позвоню, когда закончу.
— Кэрол, ты можешь говорить яснее?
— Пока нет. Это поразительная история, Джо! Через несколько дней я расскажу тебе все. Я в таком возбуждении, Джо. Вчера для успокоения решила почитать какую-нибудь из твоих книжек. Даже не знаю какую, потому что сразу заснула. Ну спокойной ночи, дорогой.
Нет, не я владычествовал в сердце этой археологини, а остров Крит, окруженный легионами тайн и островков Эгейского моря.
— Черт бы всех побрал! — выругался я вслух и посмотрел на незаконченную страницу, торчавшую в машинке. Выдернув ее из каретки и смяв в бумажный ком, я швырнул его в сторону мусорной корзины. И не попал.
— Черт бы всех побрал!!! — заорал я.
— Кхе-кхе… — послышалось деликатное покашливание. — С добрым утром, сэр.
На пороге стоял Хиггинс в белой манишке, совершенно неподвижный, идеально выбритый и серьезный, как священник.
— Я слышал, что вы не ложились, и приготовил вам завтрак. Он накрыт в столовой. Яйца, ветчина, кофе, гренки — все, как вы заказывали.
— О, чудесно, — пробормотал я, поднимаясь из-за стола и обходя его. — А ведь скоро лето, Хиггинс… — Я поднял с пола скомканный лист и аккуратно положил его в корзину для мусора.
— Да, сэр…
— Надо будет уносить ноги из Лондона…
— По-видимому, сэр.
— Как только я улажу кое-какие… хм… дела, мы с вами дадим друг другу пару недель отпуска.
— Большое спасибо, сэр. — Невозмутимость моего дворецкого вызывала во мне просто какой-то священный трепет. Внезапно подобие легкой улыбки тронуло уголки его губ. — Я как раз внес деньги за заграничную поездку, сэр, и предупредил, что время сообщу позднее. Но, если вы позволите, я хотел бы напомнить о гренках…
— Заграничная? А в какую страну?
— В Грецию, сэр. Это недорогая поездка, ее организует бюро Кука.
От изумления я открыл рот.
— Хиггинс, почему именно в Грецию?
— Видите ли, сэр, — Хиггинс кашлянул. — Когда в последний раз мисс Бэкон ждала вас здесь, помните, у вас сломалась машина, она была столь любезна, что рассказала мне о своей работе. Она так прекрасно говорила о Греции, сэр, что я решил когда-нибудь обязательно побывать там и увидеть все своими глазами.
 
— Хм… Я вижу, меня окружили поклонники античности… Но я бы не доверял чересчур мисс Бэкон: у нее весьма специфическое отношение к этой части земного шара. Хотя Греция — действительно очень красивая страна, летом там всегда хорошая погода, и эта поездка придаст вам новые силы для борьбы с нашей чудесной английской осенью, чтоб она провалилась.
— Да, сэр. Газеты уже в столовой…
— Иду, иду, Хиггинс.
Я посмотрел на свои черные от пишущей ленты пальцы, но до ванной дойти не успел. Потому что зазвонил телефон.
Ее голос был свежим, звонким и веселым.
— С добрым утром, дорогой мой писатель.
— А… Это ты, маленькая, очень умная мисс… Я звонил тебе полчаса назад.
— Знаю, Джо, я закончила! И теперь свободна, как птица. Ты уже завтракал?
— Нет, моя прелесть, и Хиггинс теперь очень переживает за гренки.
— Ах, какая жалость, что тебе придется огорчить его еще больше. Я звоню тебе, чтобы пригласить к себе на завтрак.
— Отлично! А как твой папирус?
— Я же говорю, что только что закончила его расшифровку.
— Ты тоже работала ночью? — радостно воскликнул я.
— Джо, я не вставала из-за стола в течение последних двадцати четырех часов. И теперь умираю от голода.
— Буду у тебя через полминуты…
Приняв такое невыполнимое решение, я побежал в ванную, на ходу потирая небритый подбородок.
  
2. «Никто не умер там, никто там не родился…»
 
С новой стрижкой, в облегающих черных брючках и белой полотняной блузке Кэрол была похожа на гибкого, загорелого пятнадцатилетнего мальчишку. Глаза ее лучились так, как это бывает только в детстве.
— Слушай, ты выглядишь так, как будто сто лет ничего не делала! Что же это начнется на симпозиумах, если все ученые будут похожи на тебя?
— Не понимаю, о чем ты… — Кэрол рассмеялась, но тут же лицо ее приняло самое серьезное выражение. — Я прошу тебя, выслушай меня. Ты просто обязан узнать всю эту историю! Ни о чем другом я и думать не могу. — Она решительно высвободилась из моих объятий. — Хочешь верь, хочешь нет, но если то, что я поняла из папируса, окажется правдой, то можно считать, что мисс Кэрол Бэкон внесла свою посильную лепту в историю нашей цивилизации.
Я понимающе кивнул головой.
— Еще коллега Шекспир писал, что совершенно необходимо самому хорошо отзываться о себе, ибо другие за нас этого, с такой же уверенностью, никогда не сделают. До сегодняшнего дня я считал тебя человеком скромным и…
— Перестань, Джо! Я скромная. Скромная и очень голодная. — И она исчезла на кухне.
Постояв какое-то время, тупо глядя на закрывшуюся за ней дверь, я вздохнул и медленно направился в столовую. Сев у сервировочного столика, я закрыл глаза. Было тепло и тихо. Где-то неподалеку играло радио…
* * *
Когда с завтраком было покончено, мы, захватив чашки с крепким кофе, перешли в маленькую светлую комнату, которая одновременно являлась спальней Кэрол и ее рабочим кабинетом. Подойдя к письменному столу и осторожно приподняв белую марлю, Кэрол извлекла оттуда продолговатый предмет небольших размеров.
— Осмотри его внимательно. Только, умоляю, Джо, осторожно!
Она подвинула ко мне бурый потемневший лист, покрытый с обеих сторон тонким стеклом, скрепленным прозрачной клейкой лентой.
Я склонился над папирусом. Его покрывали ровные, красивые, слегка поблекшие греческие буквы, местами совершенно неразборчивые. Внизу был виден рисунок, изображавший стоящую женщину в длинной, закрывающей ступни одежде. В широко разведенных руках она сжимала каких-то тварей, напоминающих змей. Голову женщины украшала тройная, четко заштрихованная тиара, на которой сидела птица со сложенными крыльями. Рисунок сохранился гораздо лучше, чем текст, видимо, из-за того, что во время тысячелетнего пребывания в земле он находился в середине свитка, далеко от его поверхности.