Железная Империя (СИ)

— Это долгий рассказ, Владыка, — мягко произнес Берт, и в его разуме пристально вглядывающийся Фрес разглядел тошнотворное сплетение движущихся потных тел, то ли пятерых, то ли четверых, извивающихся, как белые поблескивающие черви. Кажется, в одном из них Фрес угадал, узнал Аларию, кричащую и бьющуюся в экстазе. Сразу двое мужчин проникали в ее тело, и все действо было почему-то зловещим и болезненно-извращенным, хотя, казалось, ничего особенного в этой сцене не было. — Все мы люди, все мы слабы и преследуем каждый свои цели. Малакор идет своим путем; когда-то мы были едины, но затем он начал убивать и нас, чтобы насытить свою потребность в Силе. Он убил Леди Аденн, выпив ее Силу, и на ее место призвал Аларию, пробудив ее от смерти. Но, кажется, ей не понравились его уроки; она уговорила меня избавиться от его власти и влияния — а она умеет быть убедительной.
— Не тебя одного, — сквозь зубы произнес Фрес, все пересматривая эту шевелящуюся массу любовников, сплетенных в один ком, ласкающих друг друга без разбора, безжалостно и грубо терзающих женщин. Лиц он не видел, не мог рассмотреть; иногда ему казалось, что они стремительно менялись, превращаясь из одного в другое, и черты были неразборчивы.
— Не меня одного, — с улыбкой согласился Берт, внимательно изучая раскалившиеся добела глаза Фреса.
Вероятно, тонкий привкус ревности Инквизитора привлек темную сущность, обитающую в этой красивой оболочке, выманил ее, как стервятника на запах падали, и Берт не сдержал ее натиска.
Смердящим зловонием разложений, грязи и извращенной жестокости пахнуло из раскрывшейся души этого человека, так умело скрывавшегося под личиной падшего, но все же ангела.
Вмиг тошнотворная картинка ожила, задвигалась, и из черных глаз в серые перетекло все то, что Берт, издеваясь, хотел сказать Фресу.
Он не лгал, когда говорил, что всему самому темному и ужасному научил его Малакор.
Он не лгал, когда утверждал, что его академию смертью и трупным ядом наполнил Малакор.
Он не лгал, когда говорил, что Алария совратила его и всех прочих, уговаривая взбунтоваться против Малакора.
Он умолчал только об одном: все, что происходило в его академии, ему… нравилось.
И то, что он с таким презрением призывал вычистить и выжечь, он на самом деле хотел нести дальше, пролив эту отраву в Империи.
И первой в его яде захлебнулась бы София, глядящая на него с таки обожанием… Наверное, она снесла бы и зверские побои, лишь бы бил ее — он…
Второй он взял бы Императрицу, но лишь для того, чтобы изломать, превратить в неряшливый кровавый ком со спутанными волосами и выбросить прочь еще трепещущие, живые ошметки человека.
Это все мелькнуло в самой глубине его сознания, так глубоко, что даже у Императора не было ни малейшего шанса рассмотреть всего этого, но не у Фреса. Не у него.
Он так тщательно и ревностно искал в лгущих ему прекрасных глазах хотя бы тень образа Софии, что рассмотрел все это в мельчайших подробностях, до самого крохотного комочка подкожного жира на окровавленных светлых волосах Императрицы, вырванных вместе со скальпом.
— Как Малакор смог захватить твою академию? — продолжал меж тем Вейдер свой допрос совершенно ровным голосом, словно не слышал всей той мерзости, которой поделился с ним Инквизитор.
— У него многочисленная армия, — безразличным голосом произнес Берт, но глаза его нестерпимо блеснули, как два черных бриллианта. — На Ориконе. Фанатики, настолько одержимые им и его безумием, что если им оторвать ноги и руки, они попытаются разорвать вас зубами.
— Орикон? — переспросил Вейдер, делая пометку в комлинке. — Отлично. Мы лишим его этой армии.
Казалось, Вейдер совершенно бесстрастно записывает информацию, которой делился с ним Берт, оставаясь совершенно равнодушным к мерзости, которую отыскивал Фрес в темных потайных закоулках души Повелителя Ужаса. Его холодные синие глаза были бесстрастны, словно не о его Еве сейчас так страшно думал Берт.
Фрес не мог оставаться таким бесстрастным; черные глаза, издеваясь, смотрели в лицо Инквизитора, и в них словно плавала насмешка, напоминание о том, что руки коротки у Инквизитора, что он не смеет и не может тронуть Берта.
 
"Я нужен твоему Императору, — шептал Берт вкрадчивым голосом, торопливо пожирая ярость и дрожь беспомощности Инквизитора, наслаждаясь этой властью над ним. — Я для него так же ценен, как вожделенный Фобис. Он не даст тебе притронуться ко мне, я ему слишком дорог. Ты не можешь ничего…"
Лорд Фрес не мог сию минуту выхватит сайбер и рассечь Берта надвое, прихлопнув его сверху своим тяжеловесным ударом, и отнюдь не потому, что Берт составил бы ему серьезную конкуренцию.
Дарт Вейдер сейчас действительно не желал его смерти. Он еще не вынул из его души все, что хотел, и, напади Фрес сейчас, сию минуту на Повелителя Ужаса, кто знает, на чьей стороне был бы Император…
И София, опьяненная, зачарованная прекрасным обликом мужчины…
Но ударить хотелось, ах, как хотелось!
Укротить эту хохочущую грязную тьму, вонзить в дымное шевелящееся нечто сайбер и вытянуть из мрака еще трепещущее сердце…
Грязные липкие мысли Берта хохотали разными голосами Фресу в лицо, пачкали его сознание откровенным извращенным садизмом, и за каждое прикосновение этих гнусных дум к образу Леди Софии Инквизитору хотелось мстить, хотелось вдребезги разбить это красивое лицо, превратить его в ухмыляющийся скелет…
Но Берт был словно неуязвим; сколько бы Фрес ни всматривался в его разум, он не видел ничего дорогого, ничего тайного, что хотелось бы спрятать ото всего мира, и что было бы таким уязвимым слабым пятном в непробиваемой броне, как семья у Дарта Вейдера.
Но слабое место было, оно есть у всех, абсолютно у всех; только у кого-то оно лежит на поверхности, а кто-то тщательно его скрывает в темноте своей души. И, пробуя на вкус тщеславие Берта, его гордость, его жгучую жажду главенства, Фрес вдруг нашел, увидел это сверкающее пятно слабости.
— Кто называет себя Повелителем? — внезапно для всех и даже отчасти для самого себя, спросил Лорд Фрес, и красивое лицо Берта нервно дрогнуло, чуть изменившись. — Кто этот человек?
Это был великолепный, точный удар, поразивший Берта если не в сердце, то очень близко. Интуиция никогда не подводила Фреса, и в смешении образов и мелькающих лиц в памяти Берта он много, раз за разом, назойливо и часто видел Аларию.
Нет, Берт не любил ее.
Он не дорожил ее жизнью, и ее тело он делил с другими с превеликим удовольствием. Оно было так же грязно, как и все вокруг.
Но в его потаенных сладких грезах она, оборачиваясь к нему, раз за разом, скромно потупив прекрасные глаза, повторяла "Повелитель", и это обращение, этот негласный титул ласкали его самолюбие острее самой откровенной интимной ласки, жгучее горячего языка на головке его члена.
Ему нравилось думать, что он выше всех.
Ему хотелось верить, что именно он возглавит Орден.
Он послал на смерть Дарт Анексус ситх, спасаясь, хладнокровно полагая, что она обязана защитить своего нового хозяина.
И он искренне полагал, что в холодном подземелье, где он пытался отыскать себе убежище, в живых остался он один…
Губы Лорда Фреса тронула злая, прекрасная улыбка, открывая белоснежные зубы, и он, смеющимися глазами впиваясь в чуть растерявшийся взгляд Берта, убрал чуть дрогнувшую руку с его виска и произнес тихим-тихим голосом, уже торжествуя свою победу:
— Так кто этот человек, который спасся? Кого вы прикрыли собой, сдавшись на нашу милость? Кто убедил вас выйти, выдав вас, словно заложника? С кем Алария обманывала вас?
Берт уничтожающе смотрел на Инквизитора, и его красивое лицо пылало от гнева.
— Обманывала? — переспросил он высокомерно, насмешливо фыркнув. — Мне безразлично, с кем она была…
— О нет, нет, — перебил его нетерпеливо Фрес, придав своему вкрадчивому голосу самую невероятную мягкость, на которую только был способен. — Не была! Нет. Я спрашиваю о том, кого она называет Повелителем, кому служит?