Железная Империя (СИ)
Обезумевшими глазами сенатор следил за тем, как гудящий алый луч, отражаясь в белом шелке, покачивается над крохотными ручками, и точно такие же отблески ложились в его глаза.
— Нет!
— И сейчас нет?! — в насмешливом голосе Фреса промелькнула тень удивления, он отвел горящий луч от корзинки, и ребенок исчез во мраке. — Так кто же из нас большее чудовище: я, готовый убить ребенка, или ты, готовый мне его отдать? А? А вдруг есть что-то, ради чего ты так же отдашь жизни миллионов граждан? Так же, как сейчас свою дочь?
Рев сенатора слился с треском разряда молнии, сорвавшейся с кончиков пальцев старика и опутавшей Фреса, припавшего на колено и вцепившегося в сайбер, вонзенный во вспламенившуюся от жара этой разрывающей Силы землю.
Самый сильный удар пришелся на поднятый вверх алый луч. Молния, извиваясь, трещала, опоясывая клинок, рвала стиснутые на рукояти пальцы, искрами пробегала по тлеющим волосам на склоненной голове, плетью хлестала по сведенным от боли плечам, и воткнутый в землю луч разрезал землю, словно огромный пирог, покуда скорчившееся тело, удерживающееся за этот сайбер, сносило прочь мощным ударом выброшенной в порыве гнева сенатора молнии.
Фрес выдержал — одним разрядом ситхской молнии можно убить, испепелить человека, превратить его в горстку горячей тлеющей золы, но ситх выдержал, изо всех своих сил сопротивляясь напору отца, и тотчас же встал, разогнулся, зло отряхнув огненные искры и черную сажу с тлеющей головы, едва молния перестала срываться с растопыренных пальцев ошеломленного своим поступком сенатора.
На бледном лице, иссеченном красными разводами, играла недобрая усмешка, и ярко горели налитые ненавистью глаза.
— Я понял, — сорванным горлом прохрипел ситх, сипло, почти беззвучно посмеиваясь. — Я понял! Ты ненавидишь меня за то, что сам такой же, как и я!
Сенатор вновь взревел, не в силах пережить пожирающие его гнев и боль, и, подтверждая догадку Фреса, его глаза вспыхнули алым отблеском.
Он больше не хотел сдерживаться, он больше не хотел щадить. Он хотел убить.
Он простер свою руку, и его чудовищная по своей силе молния ударила в то место, где стоял Фрес.
Этот чудовищный разряд выжег и вытравил весеннюю траву до черного мертвого цвета; он поглотил бы и белеющую корзинку, если бы Фрес не отпихнул ее ногой из зоны поражения.
Он уничтожил бы и самого Фреса, налетев, растерзав бы его, разорвав в рой горящих искр, если бы алые лучи сайбера, не прочертив в темноте затейливую петлю, завязывающуюся узлом на самой себе, не поймали бы эту чудовищную молнию, заставившую молодое, сильное тело дрогнуть и прогнуться, удерживая, справляясь с ее напором.
Этому старик не учил сына, нет; седьмая форма боя, Джуйо-Ваапад, сводящая джедаев с ума, уводящая их во мрак, черпающая силы из упоения схваткой, из радости битвы, из жажды победы, и петля Ваапада, заставляющая смертельный удар возвращаться, подобно бумерангу.
Фрес подхватил молнию на кончик своего клинка, обернул вокруг себя, не позволяя прикасаться, добавляя к ее сверкающей, совершенной мощи и толику своей ярости, родившейся от боли, и отправил ее назад, в старика, испустившего этот смертельный разряд.
Всего несколько секунд было достаточно, чтобы этот блистающий, сияющий змей пожрал, растерзал растянутое последней мучительной судорогой тело сенатора, и тело человека, обернувшись быстрым роем искр, ослепительной белой вспышкой засияло и исчезло, серой седой золой осыпавшись на траву.
— Надеюсь, ты удивился напоследок, — дрожащими губами выдохнул ситх, но своего голоса не услышал. — Никакой Силы, только темнота и пустота. Встретимся в аду, отец.
На миг юноша прислушался к своим чувствам, и не ощутил ничего.
Пустота.
Мрак.
И мертвый покой.
Фрес, чуть прикрыв глаза, все еще полные боли, некоторое время стоял, пережидая, пока сведенные судорогой мышцы хоть немного расслабятся и позволят шевельнуться. Его пальцы словно влипли, впаялись в крепко сжатую рукоять, и он разгибал их с трудом, опуская оружие. Его неестественно бледное лицо тряслось мелкой дрожью, и крупные капли пота, болезненной испарины, градом катились по перепачканному сажей лбу.
Отвратительно пахло палеными волосами, и Фрес, еще раз проведя по голове рукой, с некоторым удивлением рассматривал черную дрожащую ладонь.
Но отвратительнее всего было то, что в темноте надрывно орал ребенок, заходясь в жалобном плаче.
Этот звук резал, терзал слух Фреса, и тот, недовольно поморщившись, неверно качнувшись на уставших ногах, шагнул в темноту, к белеющему на траве пятну.
От его удара ногой корзинка перевернулась, ребенок в своих пеленках вывалился на землю и теперь орал от холода.
— Лучше б тебя молнией разорвало, — зло рявкнул Фрес, неловко подбирая грязными руками ревущую девочку с земли. Его черные пальцы тотчас же наделали неряшливых пятен на атласных тканях, он поднял младенца вверх, с брезгливостью рассматривая его.
Оставить тут? Весенний холод коварен, опускается быстро. К утру младенец утихнет навсегда.
Но что-то не позволило ему оставить визжащего ребенка здесь, на вытоптанной, сожженной траве, рядом с трупами охранников.
Очередная игрушка отца, очередная его жертва Ордену, демократии и чему там еще.
Грубовато затолкав ребенка в его корзинку, Фрес, припрятав свой сайбер, неторопливо и тихо спустился вниз по лестнице, унося названную сестру с собой.
* * *
Тем вечером Палпатин пребывал в отличном настроении.
Прекрасная музыка ласкала его слух, изысканное красное вино темным рубином наполняло прозрачный бокал на высокой ножке, и Палпатин, чуть водя в воздухе пальцами, мурлыкал мотив, чуть фальшивя, но ничуть не расстраиваясь от этого.
Сенатор исчез.
Вся его охрана, вся его свита была найдена перебитой, подъездная аллея хранила следы жестокой схватки, но ни сенатора, ни его семьи найдено не было.
Ни следа.
Ни намека на то, куда и к кому мог бы бежать преследуемый убийцами сенатор.
Тослия сопротивлялась недолго и скоро сникла, уступила Императору.
Это была победа.
Но самое приятное в этой истории было то, что при этом известии Император был так изумлен, что сыграть такую оторопь было просто невозможно.
Он помнил дрожь своих рук, когда вскакивал с кресла, и помнил длинную дугу, похожую на вопросительный знак, которую выписала на полированной поверхности его стола опрокинутая изящная золоченая чернильница.
И долгий крик, вибрирующий в горле.
"Что-о-о?!"
Что, что, что…
Палпатин отхлебнул еще вина, и настроение у него улучшилось настолько, что он позволил себе тихонечко рассмеяться, несмотря на присутствие обслуги.
Руки в белых перчатках, аккуратно наливающие императору вина, показались Палпатину очень знакомыми, и он с интересом перевел взгляд выше, на крепкие плечи молодого офицера, на его гладко выбритую голову.
Офицер, заметив на себе взгляд императора, аккуратно поставил бутылку на стол и бесстрашно глянул серыми ясными глазами прямо в ситхские глаза старика.
Прошло уже две недели со дня исчезновения сенатора, но лицо молодого офицера все еще хранило следы схватки.
Ресницы и брови юноши были опалены, сожженные волосы он сбрил вовсе.
Но несмотря на то, что бледное лицо стало немного мужественней и жестче, на его губах играла все та же ясная улыбка, и на дне серых глаз кубиками льда плавали смешинки.
— Ваше Императорское Величество, — почтительно произнес Фрес и чуть склонился, прижав руку в белой перчатке к груди.
Глава 9. Заговор Теней
— Алария взята под охрану, — отрапортовала Лора, и ситх взял ее под локоток, увлекая подальше от Софии и Виро, словно не хотел, чтобы они услышали то, что он будет говорить своей протеже.
Его рука по-хозяйски легла на плечо девушки, привлекая собеседницу поближе к себе, завлекая ее под крыло черного плаща, погружая в темноту Силы, окутывая своей аурой, и Лора покорно двинулась вслед за ситхом вглубь лаборатории, провожаемая насмешливым взглядом и пошленьким хихиканьем Виро.