Железная Империя (СИ)

От этого то ли поцелуя, то ли несмелой ласки Инквизитор вздрогнул.
Никто и никогда не прикасался к его телу настолько трепетно, с такой странной смесью страсти и нежности. Она хотела этого, желала его сама, без сладкого дурмана его Силы, без властной мощи, которой невозможно сопротивляться, не следуя очередному приказу, не из страха или оттого, что "время куплено" — это был собственный выбор Софии.
Она могла не прийти, но пришла.
Она могла лишь принимать его поцелуи и ласки, но отвечала с такой страстью, словно это она иссыхала от желания обладать им, а не наоборот. Осознание этого отчего-то понравилось Инквизитору — совершенно новый "вкус". Никому и никогда он не позволял обращаться с собой так, не позволял взять над собой абсолютную власть, не выказывал свою беззащитность.
Предугадывая желания любовниц, зная, как привести их к высшей точке удовольствия — порой слишком острого, невыносимого, — предельно четко зная, чего хочет сам, он полностью контролировал процесс. Даже если его любовницы были активны, они делали исключительно то, чего хотел он… никаких неожиданностей.
С Софией все было не так. Она словно нарочно дразнила его, подчиняясь, но не отдаваясь полностью; она казалась такой беззащитной, почти невинной, когда спала в его объятиях, сейчас же в ее глазах горел огонь страсти — она хотела, не меньше, чем он.
Но по-своему, не желая играть по его правилам.
"Моя дерзкая девочка…"
Его рука осторожно легла на ее плечо, словно прося продолжить, и София, прикрыв глаза, плотнее обхватила губами горячую головку, а ее язык пощекотал натянутую уздечку, вызвав вздох удовольствия у мужчины.
Откинув на спину черные локоны, София повторила свою ласку, уже смелее, ее губы скользили все ниже и ниже, член Инквизитора проникал все глубже и глубже, до самого горлышка женщины, пока, наконец, ее нос не коснулся его вздрагивающего живота, жестких волос, и он не ощутил нежных мягких сокращений ее горла на головке своего члена.
Эта откровенная жадная ласка, движения умелого горячего языка и губ заставили его застонать, податься вперед безотчетным движением. Его пальцы крепко сжались на ее плече, и София повторила свою коварную ласку, чувствуя, как он дрожит под ее руками.
Губы леди ситх скользнули вверх, теперь она круговыми движениями жадно целовала и гладила головку его члена, обводя острым язычком ее контур. Ее движения, плавные и гибкие, завораживали Инквизитора, он откровенно любовался ею из под полуприкрытых век: черные локоны прикрывали ее лицо, тело плавно двигалось и он, запустив пальцы в волосы Софии также начал двигаться — неторопливо, подстраиваясь под заданный ею ритм, под движения ее развратного языка, умело ласкающего самые чувствительные места с таким обожанием и нежностью, словно она сама получала от этого удовольствие не меньшее, чем он.
Покорность Инквизитора, его напряженность и такая сладостная беспомощность, эти осторожные, вкрадчивые, мягкие движения странным образом возбудили ее. Прижималась к нему, вдыхая запах его возбуждения, София ноготками прочерчивала красные полосы на его бедрах, ягодицах, так, словно она хотела растерзать этого мужчину, сделать его удовольствие невыносимым. Ее губы хищно скользили то вверх, то вниз, мягко сжимая его член; двигаясь то нарочито медленно, словно дразнясь, то ускоряя темп, подводя к самым сладким вершинам, то снова делая движения медленными и плавными, леди ситх словно хотела отомстить Фресу за тот вечер после приема, за ту сладостную откровенную ласку, за вкрадчивые движения пальцев внутри себя, за стоны, которые невозможно было сдержать, несмотря на искусанные губы; или напротив… так, словно хотела загладить вину, за свой побег?
— Иди-ка сюда!
Он не выдержал.
Ее извивающееся белоснежное тело на черном шелке, хоть и доставляющее ему удовольствие, было чересчур соблазнительно, слишком желанно. Ему мало было прикасаться к ее плечам, ласкать ее волосы, сжимая затылок — ему хотелось, чтобы она вся принадлежала ему.
 
Хотелось ощутить ее жар, ее дрожь под своими руками, выступивший на гибкой спине сладкий пот. Хотелось довести ее до изнеможения, до исступления, до беспамятства, чтобы сладкие судороги теплыми волнами пронзали все ее тело.
Хотелось разделить ее желание, вернуть ей дерзкие движения ее язычка, заставить просить, умолять… остановиться или продолжить?
Руки Инквизитора вынудили ее на миг оторваться от его тела, поставили на колени, и теперь уже он сам жадно целовал ее живот и ниже, ниже, между почти насильно широко разведенных ног, горящее желанием мокрое лоно.
Его язык настойчиво коснулся возбужденной точки, пальцы скользнули вглубь ее тела. София вскрикнула от чересчур острого ощущения, и, словно мстя за обжигающее наслаждение, сладкой истомой растекающееся между ножек, она склонилась над мужчиной, снова поймала губами его член, продолжила свою откровенную ласку, полную обожания и нежности, принимая его глубоко, до самого горлышка.
Стон Инквизитора, хриплый, похожий на рык, сорвался с его губ; его ладонь скользнула вдоль извивающейся спины Софии и легла на поясницу, прижимая женщину к себе, к своему жадному рту, сильнее насаживая ее на пальцы, глубоко проникающие в ее лоно, не давая ей ни отстраниться, ни выскользнуть.
Моя женщина, моя самка.
Только моя.
Ее тело извивалось и дрожало, глухие стоны слетали из ее губ; она сжималась, словно пытаясь отдалить накатывающее удовольствие, но его пальцы, ласкающие ее изнутри, словно нарочно находили такие чувствительные места, при прикосновении к которым сладкая дрожь пронзала тело женщины, а ее бедра начинали инстинктивно двигаться, приближая подступающий оргазм. Ее губы скользили вдоль напряженной плоти Инквизитора, ласково сжимая самую вершину, обводя язычком уздечку.
Он прижался губами к возбужденному бугорку, ощутив тонкую дрожь живота Софии и принялся жадно вылизывать раскрытое перед ним горячее мокрое лоно, крепко удерживая женщину на месте уже обоими руками, обхватив ее за бедра; ее удовольствие было уже совсем близко, сладкой дрожью прокатываясь по телу; она не могла сдерживать стонов удовольствия, и почти кричала, бессовестно двигаясь, ласкаясь сама.
— Вместе… я хочу, чтобы мы вместе… — просила она, но его язык снова остро щекотал ее возбужденный клитор, а ее хриплый голос рассыпался на вскрики.
Наслаждение было совсем близко, но ласкающие губы отстранились, и София, вздрагивая, тяжело дыша, обнаружила, что лежит на черной измятой простыне, приходя в себя.
— Вместе? — коварно переспросил Фрес, целуя ее влажное бедро. — Хорошо. Значит, вместе.
Он поднял ее расслабленное тело и устроил ее полулежа, полусидя у изголовья постели, накидав подушек.
Разведя шире ее колени, подняв их повыше, жестко удерживая ноги Софии в таком положении и делая женщину бессовестно и абсолютно раскрытой перед собой, он склонился к ее розовому лону и лизнул — от мокрого входа до горящего от его прикосновений клитора, медленно, жадно. Хриплое дыхание женщины сбилось, она застонала, вздрагивая от этой вкрадчивой, почти невинной, но такой чувствительной ласки.
Подхватив ее под круглую попочку, он устроился удобнее меж ее разведенных ног, и вошел в нее — раскрытую, доступную, — одним сильным движением, прижавшись к ней всем телом, максимально вжимаясь в ее послушно разведенные перед ним бедра. Их губы снова встретились и слились в поцелуе, жарком, страстном, а ее ноготки чертили красные полоски на его напряженной спине, и его первые движения в ее теле были жесткие, отрывистые, проникающие глубоко.
— Открой глаза, — шептал он, покрывая жадными поцелуями напряженную шею женщины, извивающейся от любовной пытки, — открой глаза. Я хочу видеть, когда тебе станет хорошо.
София, постанывая, повиновалась, и ее затуманенные глаза встретились с его горящим внимательным взглядом.
Казалось, то, что он увидел в ее взгляде — смесь беспомощности и наслаждения, — возбудило его еще больше. Его горячее влажное тело двигалось жестко и сильно между ее бесстыдно расставленных ног; он словно терзал изнемогающую, стонущую женщину, чье тело вот-вот готово было задрожать в сладкой волне оргазма, то и дело повторяя приказ: