Том 8. Рассказы

– А люди?
– То же самое, конечно! Все население Берлина, а если хотите, и всего земного шара, могло бы поместиться в пространстве, занимаемом сейчас мною. Ведь, хотя иными путями, наука и техника стремятся не к тому ли самому, побеждая пространство? Быстроходные аэропланы, радио – все это сближает, «сливает» людей. При моем изобретении это слияние будет абсолютным.
В этом кабинете может поместиться неограниченное количество кабинетов, мебели, книг…
Дидерихс почувствовал головокружение.
«Нет, это галлюцинация», – подумал он.
А Вагнер продолжал:
– Все наши пространственные представления и представления о материи совершенно изменятся. Материальный конус поместится в цилиндре, цилиндр – в кубе, куб – в шаре…
– Но позвольте! – простонал Дидерихс. – Как же я найду нужную книгу в библиотеке, которая вся будет помещаться в одной книге! Как узнаю своего знакомого среди тысяч людей, которые будут пребывать во мне самом?.. Это кошмар какой-то! – И Дидерихс отер платком влажный лоб. – И как люди будут питаться? Как возьмут кусок хлеба, книгу, если все это будет проницаемым, подобно воздуху? Как люди будут узнавать друг друга?
– Очень просто: ведь черты их сохранят свои формы. Вещи будут проницаемы, но они смогут сохранять в пространстве то положение, которое вы им придадите, и изменять место по вашему желанию.
– А притяжение Земли? Как вы сами не провалитесь сквозь землю?
Вагнер засмеялся.
– И вы о том же? Они, мои преследователи, думают, что я должен иметь особые изоляторы на подошвах, чтобы не провалиться сквозь землю. Только сейчас, перед тем как мне укрыться у вас, они сделали нападение на меня, вернее – на мои ноги. Они хватали меня за подошвы у земли. Но я вошел по колени в землю. С таким же успехом я мог бы войти по голову, и тогда они увидали бы одну голову, двигающуюся по земле. Но у меня нет никаких «подошв». Они ошиблись. Законы тяжести не существуют для меня. И я благополучно ушел от них. Я мог бы позабавиться с ними, но я не выношу шума… Здесь хорошо!.. – И, посмотрев на часы, Вагнер воскликнул: – Однако уж второй час ночи! Еще раз извиняюсь за беспокойство! Я спешу на ночной экспресс… Пора и в Москву!.. Прощайте!..
И, кивнув головой, профессор Вагнер шагнул к книжному шкафу и исчез в книгах…
– Цилиндры… кубы… шары… трапеции… Но позвольте! Подождите! – вдруг закричал профессор Дидерихс и, побежав к книжному шкафу, стал колотить кулаком по книжным полкам. – Вернитесь! Вернитесь! – кричал он, нарушая тишину дома. Ответа не было. Только ассирийские львы и крылатые быки щурились по углам.
Дверь кабинета приоткрылаь, и в комнату заглянула седая голова лакея.
– Изволили звать? – И, осмотревшись вокруг, лакей спросил: – С кем вы изволили разговаривать?
Дидерихс смутился, устало потер ладонью лоб и молча опустился в кресло.
Старик слуга скорбно покачал головой.
– Отдохнуть вам нужно… Прикажете проводить в спальню?..
И, бережно подхватив Дидерихса под руку, он повел его из кабинета, бросая сердитые взгляды на крылатого ассирийского льва с человеческой головой.
Дидерихса отвезли в санаторий.
У него нашли нервное расстройство на почве переутомления.
  
Амба
 
I. Званый ужин
Помню, в детстве у меня возникли серьезные разногласия с моим другом Колей Бибикиным, которые едва не повлекли к разрыву нашей двухлетней дружбы. Он убеждал меня бежать в Америку, чтобы сражаться с индейцами, я же ни о чем не хотел слышать, кроме «Абессинии».
– Во-первых, не «Абессиния», а «Абиссиния», – поправил меня Коля.
– Во-вторых, пишется и «Абессиния» и «Абиссиния». Но я считаю правильнее писать и произносить «Абессиния», так как это слово происходит от местного старинного названия страны Хабешь, – возразил я с эрудицией настоящего ученого. Я прочитал тоненькую книжечку об этой далекой стране и был очарован.
 
– Но почему ты выбрал именно Абессинию? – не унимался Коля.
– Потому Абессинию, – отвечал я, – что, во-первых, амба. Ты знаешь, что такое амба?
Он кивнул головой.
– Отец говорил: амба – это если в лото или лотерее выходят сразу два выигрыша.
Я презрительно рассмеялся и пояснил:
– Амба – это высокое горное плато в Абессинии с такими обрывистыми краями, что жители лазят на свою амбу по лестницам, а скот поднимают на веревках. Понимаешь, как интересно. Выбрать хорошенькую амбу, недоступную человеку, взобраться на нее и жить, как на воздушном острове. Или можем занять две амбы и через глубокий каньон перекинуть веревочную лестницу и ходить друг к другу в гости. Ветер будет дуть в ущелье, а лестница качаться из стороны в сторону, вот так: туда-сюда, туда-сюда.
– А индейцы? – спросил Коля, уже, видимо, начинавший сдаваться, но ему трудно было расстаться с индейцами.
– Там, в Абессинии, тоже есть дикие племена и разбойники, страшно свирепые. Ты будешь с ними сражаться.
– Да, об этом надо подумать…
– Нет, ты не можешь себе представить, что это за прелесть, – продолжал я, все больше вдохновляясь. – Абессиния – это Швейцария. Даже лучше. Абессиния в пятьдесят раз больше Швейцарии и во много раз красивее. Абессиния – это красивый остров над морем песков и болот. Абессиния – это крыша Африки. Это чудесный парк. Везде пастбища с тенистыми рощами. Даже не один парк, а сотни, с различной растительностью. Внизу – сахарный тростник, бамбук, хлопок, тропические фрукты, этажом выше – кофе, еще выше – поля нашей пшеницы. Ты любишь кофе? А знаешь, почему кофе называют «кофе»? Каффа – провинция Абессинии, где растут прекрасные кофейные деревья. Оттуда к нам идет лучший кофе. Там водятся гиппопотамы, гиены, леопарды, львы. Там столько птиц, что ты не успеешь стрелять. И знаешь, там замечательные деньги. Из тонких брусков каменной соли в полметра длиной.
Это у них рубль. Если брусок треснул, или облупился, или плохо звучит, такой рубль не берут. А когда люди встречаются на дороге, то друг другу угощают, отламывая кусочек соли, – как у нас табачком. Каждый съедает кусочек, благодарит и уходит. Но самого главного я тебе не сказал. Там мы с тобой были бы военными. Уверяю тебя. Там берут на военную службу мальчиков девяти лет, делают их помощниками солдат. Мальчик несет впереди солдата ружье, чистит это ружье, ухаживает за лошадью или мулом и проходит пешком много-много километров.
Коля был побежден. Он задумался, тряхнул го ловой и сказал:
– Да, об этом надо подумать…
Коля Бибикин скоро уехал из нашего города вместе со своими родителями, а я таки исполнил свою мечту, хотя и с двадцатилетним опозданием. Сказать по правде, в то время я и сам скоро позабыл об Абиссинии, увлекшись лыжным спортом. И вспомнил я о ней только тогда, когда мне, как научному сотруднику Академии наук и «подающему надежды» молодому ученому-метеорологу, предложили принять участие в одной из экспедиций, отправлявшихся в различные пункты земного шара для метеорологических наблюдений.
Предсказатели погоды еще совсем недавно пользовались репутацией отъявленных лгунов. «Их предсказания надо принимать наоборот», – иронически говорили обыватели. Отчасти они были правы: метеорологи очень часто ошибались. Несмотря на все синоптические карты, на взаимоинформирование по телеграфу, откуда-то в последний момент появлялись непредвиденные циклоны и портили все предсказания. И только сравнительно недавно ученые-метеорологи решили обосноваться в самих очагах «производства» погоды.
– Куда вы хотели бы ехать? – спросили меня. – На родину циклонов, в Исландию, или же в Абиссинию? Для этих двух пунктов еще не набраны научные сотрудники.
«Абиссиния. Коля Бибикин. Амба…» – вдруг пронеслось в моей голове, и я без колебания ответил:
– Конечно, в Абиссинию.
…Когда я сошел на плоский песчаный коралловый берег Красного моря и увидал на горизонте голубую стену гор с серебряными зубцами, мне показалось, что я помолодел на двадцать лет, и, удивляя своих спутников, крикнул: