Станешь моей? (СИ)

«Однажды одному мальчику на обед тоже подали суп. Тогда ему было лет пять. И у него ещё была мама. Но мальчик капризничал и не хотел есть суп. И тогда мама села рядом, стала его ласково уговаривать и кормить из ложки.
– И кого ты хочешь из него вырастить? – строго спросил отец мальчика, который был очень недоволен поведением их обоих. – Жалкого сосунка, ждущего что ему помогут?
– О, нет, мой дорогой, как раз наоборот, – смягчает он тон, изображая женский голос. – Бессердечного тирана, умеющего властвовать, подчинять и любой ценой добиваться желаемого.
И тогда отец мальчика подошёл и выплеснул тарелку с горячим супом прямо в лицо женщине со словами:
– Тогда пусть знает, что всегда за его капризы может заплатить кто-то другой».
Он замолкает, делает ещё глоток и явно ждёт моей реакции.
– И какой урок вынес из этого мальчик? – наклонив тарелку, доедаю я.
– А какой вывод сделала бы ты?
– В зависимости от того, что было потом, – вытираю я губы салфеткой, совершенно не проникшись, хотя эта история и попахивает личным. – Если отец ушёл, а мальчику подали то, что он стал есть с удовольствием, он подумал: надо было сразу перевернуть этот суп. Если его выгнали из-за стола голодным, он решил, что капризничать надо без отца. А если ему принесли новую тарелку все того же супа, значит, жизнь – боль, а на кухне нескончаемые запасы куриного бульона.
Он смеётся так громко, что с дерева за окном срывается стая трещащих до этого о своём птиц и улетает.
– И какой ответ я ждал от девушки, которая проигнорировала шесть плакатов с надписью «купаться запрещено» и все равно залезла в море? – подливает он себе шампанское и снова садится на кровать.
– А какой вывод сделал мальчик? – пододвигаю я к себе картофельный салат.
– Что, когда он вырастет, никто не посмеет ему указывать что делать и когда. А ты неплохо разбираешься в мыслях пятилетних мальчиков.
– Просто у меня, случайно, как раз есть пятилетний брат, и мы с ним неплохо ладим. Уверена, про нескончаемые запасы супа он думает именно так, – похрустев добавленным в салат сельдереем, оставляю я тарелку, пока Адам снова смеётся.
– И ты мне определённо нравишься, Ева, – словно пробует он моё имя на вкус.
А может, мысленно добавляет цифру. Потому что, если верить интернету (а я готовилась, прежде чем приехать), я девятнадцатая Ева на проекте. Вот ни туда, ни сюда. Не тринадцатая. Не двадцатая. Неудобная, нечётная, не круглая. Не юбилейная. Дальше этой библейской аналогии ему в своём символизме не уйти. Хотя, как знать, чем больны тараканы у него в голове.
– Клубнику? – теперь он подливает шампанское мне. – Или торт?
Чиркнув зажигалкой, он поджигает свечу на огромном куске торта. А потом встаёт, чтобы закрыть окно и задёрнуть шторы.
– Серьёзно? – усмехаюсь я, наблюдая за его суетой. – Все миллионеры идут по этому пути? Клубнику с шампанским? Кольцо с бриллиантом? Торт со свечками? А невеста с отбора?
– А где ещё могли бы пересечься наши пути? – усмехается он. – Можешь загадать желание. Только чтобы оно исполнилось, нужно написать его на бумажке, записку сжечь, а потом только задуть свечу.
– Точно? – прищуриваюсь я, беря карандаш.
– А как иначе я смогу его исполнить? – снова смеётся он.
«Нет, он, конечно, урод, – чешу я карандашом голову, думая. – Но что-то в нём определённо есть. А вот что, посмотрим».
И даже не особо таясь (наверняка через плечо мне сейчас заглядывает одна из его скрытых камер), пишу то, чего действительно хочу больше всего на свете:
«Пусть мой брат поправится!»
  
Глава 10. Адам 
 
– Ах ты говнюк, – засовываю я в рот кусок пиццы, глядя на мониторы. – День рождения, значит, решил девчонке устроить? А камер-то, камер приволок! И в цветах, и на стену прилепили, и в медведе, – усмехаюсь я. – А грудь колесом, прямо как у павиана в брачный период!
В палатах госпиталя (название-то какое громкое для нескольких больничных коек на случай вот таких неприятностей с участницами или персоналом) камеры, как и в туалетах и ванных комнатах, не установлены. Есть что-то и на этом порочном шоу святое. Но Эван явно не стал церемониться. И я, кажется, знаю почему.
 
Впрочем, можно не гадать. Он и сам сейчас пожалует, Эван Всемогущий! Ибо поделиться ему своей гениальностью больше не с кем. Я – его единственный друг, и брат, к несчастью.
– Как аквапарк? – в нашу парадную столовую он входит, засунув руки в карманы.
Я среди этого фамильного серебра, накрахмаленных скатертей и вышколенных официантов потому и ем исключительно фаст-фуд, что осквернять дух семейных обедов своим присутствием и своей не кошерной едой доставляет мне особое удовольствие.
– Неужели ты был настолько занят, что ничего не видел? – запихиваю я в рот ещё кусок пиццы, закрывая макбук и открывая пиво.
– Конечно, видел. Ты был как всегда великолепен. Не знаю, как это у тебя получается, – расстилает он на коленях кипенно-белую салфетку, – одной что-то шепнул, на вторую посмотрел, к третьей притронулся и всё, потекли, сучечки, все до одной.
– А ты как всегда был отвратительно вульгарен, демонстрируя презрительность, дурной вкус и лицемерие. Хотя, наверно, казался себе шикарным, когда пытался вызвать у девушки отвращение ко мне и свести мой благородный поступок до уровня «случайно так получилось» своим скотским к ней отношением.
– Это шоу, бро, которое собирает основные деньги не с ВИП-доступа, а с покупок ежемесячных подписок. Если здесь не будет происходить ничего интересного, то никто не будет его смотреть. А больные детки – это так мило. Хворающий братик. Благородный миллионер. Из этого может выйти что-то получше, чем из той безмозглой рассеянной курицы, что спотыкается на каждом шагу.
– Так вот, значит, почему ты переключился на эту Еву, – глотаю я из бутылки пенный напиток, пока перед Эваном ставят нечто изысканное, красиво размазанное на тонком фарфоре и наливают его любимое розовое вино.
– Всё, что я делаю, Дам, исключительно в интересах шоу, – поднимает он за изящную ножку бокал. – Твоё здоровье, брат.
– Тогда, думаю, сегодня, исключительно в интересах шоу, конечно, – откидываюсь я к спинке старинного кресла и складываю ноги на белоснежную скатерть, – можно устроить выходной. Праздничный ужин в честь того, что всё обошлось, девушка жива. И пусть сегодня никто не выбывает. Как тебе такой план?
Он цедит сквозь зубы своё вино, смакуя на языке и раздумывая над моим предложением. И не хочет уступать, чисто из вредности. И знает, что если я что-то сказал, то тоже не уступлю. Он зависит от меня ничуть не меньше, чем я от него. И он прекрасно это знает, хоть и ведёт себя как хозяин.
– Мне не нравится твой интерес к этой Еве, – отрезвляет он меня, отставляя свой бокал. – На шоу тридцать девушек. Полный комплект. А твои мониторы показывают только её. Ты опять за старое, Дам? Очередной клон Вики?
– Нет, на Вики она не похожа. И всё же что-то в ней есть, – не вижу я смысла упираться, раз мой интерес для него настолько очевиден.
– Не увлекайся, Дам. У неё контракт «типа А». Ей нужны деньги. И она пойдёт до конца ради них. Ей глубоко плевать на тебя.
– Она хочет помочь брату, – допиваю я своё пиво.
– Сомневаюсь, что он у неё вообще есть.
– Тогда в этом соревновании лицемерий ты всё равно победил. Чтобы наш отец выплеснул суп в лицо матери? – усмехаюсь я. – Он скорее тебя утопил бы в этой тарелке ради неё.
– Да, она была его единственная слабость. И как ты не стараешься презирать всё, что связано с отцом, ты похож на него даже больше, чем я. Ты привязываешься. Ты боготворишь женщину, хотя сейчас для тебя это и некий собирательный образ. Тени. Призраки. Единичные черты, из которых ты возрождаешь Её образ, и только благодаря этому живёшь. Единственная слабость отца – это и твоя слабость, Дам. А я просто пытаюсь тебя защитить от тебя самого.
– Ты не сможешь, – беру я серебряный нож, что лежит с правой стороны от его тарелки. Отрезаю кусок пиццы. Ну надо же, острый! – Я отработаю свои деньги и уйду.