Поэты 1790–1810-х годов
190. ПОСЛАНИЕ В ВЕНУ К ДРУЗЬЯМ
Давно живущие средь ВеныИ мне давнишние друзья,Душа к которым без изменыДавно привержена моя!Я к вам от Северной ПальмирыТеперь, настроя звуки лиры,Хочу послание писатьИ о себе кой-что сказать.Обнявши брата Владислава,Через него я шлю к вам весть,Как здесь Российская державаНе престает поныне цвесть,Как здесь министры все спокойны,Устроясь во взаимный лад,И их чиновники достойныБерут чины наперехват.Как здесь, в обширном Петрограде,На дождь и слякоть несмотря,Во всем величьи на парадеМы видим нашего царя.Как он, Европу созерцая,Иметь мечтая перевес,Обширно царство оставляя,Спокойно едет на конгресс.Что ждет вдали — того не знаем,Но, други, согласитесь в том,Что трон, который покидаем,Несчастным кажется рулем.Не осердитесь хоть из дружбы,Что речь покажется темна.Ведь я чиновник статской службы,А в оной ясность не нужна.Оставя свой предмет высокий,Я о другом вам расскажу:И красоту здесь, и порокиЛитературы покажу.Здесь пишут менее, чем было,И повестей хороших нет:Не всходит более светилоПоэзии средь наших лет.Державин спит давно в могиле,Жуковский пишет чепуху,Крылов молчит и уж не в силеСварить Демьянову уху,Измайлов, общий наш приятель,Хоть издает здесь свой журнал,Но он лишь только что издатель,И ничего не написал.191. ПАДЕНИЕ ЛИСТЬЕВ
Элегия
Рассыпан осени рукою,Лежал поблекший лист кустов;Зимы предтеча, страх с тоскоюУмолкших прогонял певцов;Места сии опустошенныСтрадалец юный проходил;Их вид во дни его блаженныОчам его приятен был.«Твое, о роща, опустеньеМне предвещает жребий мой,И каждого листа в паденьеЯ вижу смерть перед собой!О Эпидавра прорицатель!Ужасный твой мне внятен глас:„Долин отцветших созерцатель,Ты здесь уже в последний раз!Твоя весна скорей промчится,Чем пожелтеет лист в поляхИ с стебля сельный цвет свалится“.И гроб отверст в моих очах!Осенни ветры восшумелиИ дышат хладом средь полей,Как призрак легкий, улетелиЗлатые дни весны моей!Вались, валися, лист мгновенный,И скорбной матери моейМой завтра гроб уединенныйСокрой от слезных ты очей!Когда ж к нему, с тоской, с слезамиИ с распущенными придетВокруг лилейных плеч власамиМоих подруга юных лет,В безмолвьи осени угрюмом,Как станет помрачаться день,Тогда буди ты легким шумомМою утешенную тень!»Сказал — и в путь свой устремился,Назад уже не приходил;Последний с древа лист сронился,Последний час его пробил.Близ дуба юноши могила;Но, с скорбию в душе своей,Подруга к ней не приходила,Лишь пастырь, гость нагих полей,Порой вечерния зарницы,Гоня стада свои с лугов,Глубокий мир его гробницыТревожит шорохом шагов.192. ЭПИТАФИЯ КНЯЗЮ КУТУЗОВУ СМОЛЕНСКОМУ
Пади пред гробом сим, России сын и Феба!Не смертный погребен — здесь скрыт посланник неба!193. К ПОРТРЕТУ ФРИДРИХА II
Сей смертный помрачил сияние короны,Ум, лучший дар творца, во зло употребил,Ему дивилися — и гибли миллионы,Он добродетель пел — и бич Европы был.Поступками тиран, философ размышленьем,Величие снискал единым преступленьем;Им свет опустошась, его боготворил.«ЗЕЛЕНАЯ КНИГА»
Если официальные объединения типа Общества любителей российской словесности при Московском университете представляли один полюс литературной жизни, то на другом располагался интимный кружок друзей-поэтов, чуждающийся любых форм организации. Вместо статутов и протоколов единственным документом такого кружка была тетрадка, заполняемая коллективными стихами, а распорядок заседаний заменялся ужином,
Где до утра слово пей!Заглушает крики песен…В этом отношении и кружок Милонова, и его рукописный «орган» — «Зеленая книга» — существенно дополняют общую картину литературы эпохи.
Милонов — одаренный поэт, сравнивавший себя с Ювеналом, литературный учитель Рылеева, один из ярких представителей гражданской поэзии 1810-х годов, имел и другую славу — трактирного завсегдатая и пьяницы. Именно эту вторую славу Милонова зафиксировал и передал потомству в записанных им анекдотах («Table talk») Пушкин. Пушкинские записи позволяют увидеть здесь нечто более значимое, чем эпизод из биографии второстепенного поэта. Пушкин подбирает случаи столкновения «высокого» и признанного поэта и его более талантливого, но спившегося и ставшего изгоем современника: Сумароков и Барков, Херасков и Костров, Гнедич и Милонов. В таком сопоставлении самое «падение» одаренного поэта выступает как неприятие мира и бунтарство.
В этом смысле показателен и демонстративно «внелитературный» кружок литературных друзей Милонова. Дело не только в том, что он был составлен из людей, далеких от признанной литературы. Нормы высокой поэзии были здесь объектом пародирования и осмеяния; «трогательные» стихи, которые «маленький Опочинин» должен поднести великой княгине Екатерине Павловне, сочиняются коллективно, а гонораром служат бутылка коньяку, сахар и лимоны для изготовления пунша. Сочинение стихов сопровождается пародийной поэтической перепиской.