Поэты 1790–1810-х годов

 
 
Прах развей! — но буде кость злодеев
 
Не умякнет под земным пластом,
 
Будто прах под грузом мавзолеев
 
Не смесится с илом и песком?
 
Праздны черепы, сии избытки,
 
Мать-земля расплавит в новы слитки;
 
Внутрь ее зияли, где погряз
 
Геркулан со знамям и щитами,
 
Лиссабон с хоругвью и крестами,
 
Плавится людей оседших связь.
 
 
14
 
 
Мнится, что миры людей дремучи,
 
Кои прилегли к земной груды,
 
С спящих мышц стряхнут надгробны кучи
 
И в чреду проснутся на трубы;
 
Так как мир, кой оюнев днесь паки,
 
Предкам зиждет по кладбищам раки,
 
Может быть, из-под сырых холмов
 
Воспряну́л, чтоб лечь в земной утробе;
 
Так не все ль мы в раздвижном сем гробе
 
Переводим с древних дух веков?
 
 
15
 
 
Кто ж присвоит право первородства?
 
Ты, остаток древния резьбы,
 
Сын наследственного благородства,
 
Тщетно режешь старые гербы,
 
Тщетно в славе предков ищешь тени,
 
Кроясь как бы под безлистны клены:
 
Прадедов увядшие дела
 
И дипломы, ими заслуженны,
 
Как сухи листы, с дерев стрясенны,
 
Не украсят твоего чела.
 
 
16
 
 
Пусть тебе природа даровала
 
В люльке князя, графа имена,
 
Пусть звезда сверху́ на грудь упала,
 
Разметав по пле́чам ордена,
 
Но поверь, что яркий сей фено́мен
 
Для твоих достоинств вероломен,
 
Все сии насечки вмиг спадут.
 
И гремящие без дел титу́лы,
 
Так же, как наследной славы гулы,
 
До горы потомства не дойдут.
 
 
17
 
 
Знай — один лишь разум просвещенный
 
В поздных переломится веках!
 
Хоть над жизнью гениев почтенных
 
Тучи расстилались в облаках,
 
Тучи, град и дождь на них лиющи,
 
Но по смерти их, над темной кущи,
 
Над которой буря пролилась,
 
Мирна радуга для них явилась,
 
Половиной в древность наклонилась,
 
А другой — в потомстве оперлась.
 
 
Между 1793 и 1796
 
  
65. ДОПОЛНЕНИЕ К ВЧЕРАШНЕМУ РАЗГОВОРУ
 
 
<М. М. Сперанскому>
 
 
 
Полно, друг, с фортуною считаться
 
И казать ей философский взор;
 
Время с рассуждением расстаться,
 
Если счастие кати́т на двор.
 
 
 
Лучше с светом в вихрь тебе пуститься
 
И крутиться по степям честей,
 
Чем в пустыню с Про́логом забиться
 
И посохнуть с горя без людей.
 
 
 
Ветер веет вам благополучный:
 
Для чего ж сидеть бы взаперти?
 
Для чего вдаваться мысли скучной,
 
Что застигнет буря на пути?
 
 
 
Правильно ты весил света муку,
 
Тяжесть золотых его цепей;
 
Но ты взвесил ли монахов скуку
 
И сочел ли, сколько грузу в ней?
 
 
 
Пестра мантия с златыми рясны
 
Хоть закроет стать твою и ход,
 
Но закроет ли глаза невластны
 
От плутовок — набожных красот,
 
 
 
Кои в церковь с полыми грудями
 
Ходят показаться женихам
 
И, пред образом курясь духами,
 
От сердец приемлют фимиам?
 
 
 
Трудно от зараз их защититься,
 
Хоть себя крест-накрест огради;
 
Вечно сердце станет биться,
 
Панагия хоть и на груди.
 
 
 
Панагия, друг, не крепки латы,
 
И блестяща митра ведь не шлем,
 
Ежели шалун амур крылатый
 
Грянет в архипастырский тере́м.
 
 
 
Полно, друг мой, мыслями ристаться;
 
Полно, сидя с книгой, ум копить;
 
Время, время с пристанью расстаться
 
И по ветру парус распустить.
 
 
 
Как гальот твой по зыбям помчится,
 
Так причаль за борт и мой челнок;
 
Если вал девятый и случится,
 
То удар мне сбоку, чай, легок.
 
 
27 февраля 1796
 
  
И. И. МАРТЫНОВ
  
Иван Иванович Мартынов (1771–1833), сын священника, родился на Полтавщине, учился в Полтавской семинарии. В 1792 году переехал в Петербург, где учился, а затем преподавал греческий и латинский языки, поэзию и риторику в Александро-Невской семинарии, в которой сложился кружок молодых вольнодумцев. Позже М. М. Сперанский вспоминал: «В Главной семинарии мы попали к одному такому учителю, который или бывал пьян, или, трезвый, проповедовал нам Вольтера и Дидерота» [106]. Затем Мартынов перешел на службу в канцелярию коллегии иностранных дел, а с 1797 года преподавал русскую словесность в Институте благородных девиц. В 1796 году издавал журнал «Муза». В 1803 году назначен директором департамента министерства народного просвещения.
Находясь на этом посту, Мартынов содействовал учреждению нескольких новых учебных заведений, в том числе Педагогического института, где читал лекции по эстетике. Был известен как переводчик с классических языков и с французского.
  
66. К ПАТРИОТУ
 
 
 
Не титла гордые венчают
 
Тебя, любезный патриот;
 
Лице твое светло добро́той,
 
Твой дух — прозрачный водопад;
 
В тебе прохладу обретает
 
Гонимый лютою судьбой.
 
За златорамое зерцало
 
Садишься сча́стливых творить,
 
И, где невинность угнетенна,
 
Тут быстрый взор твой неусыпен, —
 
Лишь камень дел не чтит твоих!
 
Всех чувствия к тебе стремятся;
 
Ты твердый правоте оплот.
 
 
 
Блажен, не льстясь что звуком злата,
 
Расчета в лицах не храня,
 
Глаголу совести лишь внемлешь
 
И не робеешь злых угроз!
 
 
 
Подобен ты отважну парду:
 
Колючим терном он идет,
 
Не чувствуя малейшей боли.
 
Ярится ли перун над ним
 
Иль тихий солнца луч сверкает —
 
Унынье не мятет его;
 
Хребтом он сильным отражает
 
Гонителей своих удар.
 
Где твердость, коль не в сердце правом,
 
Свое жилище сорудила?
 
Заплатит некогда тьмой зол,
 
Неверно кто весы склоняет;
 
В его жемчужной чаше яд,
 
Хоть сот он вкусом ароматный, —
 
То слезы, кровь вдовиц, сирот;
 
Не долго сот сей услаждает;
 
В нем жизнь и смерть! в нем честь и срам!
 
Когда он праг преступит жизни,
 
Проклятие пойдет за ним;
 
Тебе ж последует до гроба
 
Благословенье, патриот.
 
 
 
Но есть стремнины, коих трудно,
 
Чтя добродетель, избежать;
 
Быть может, ты на них преткнешься;
 
Дерзай — до ската лет твоих!
 
Не долгой путь нам здесь назначен,
 
Его украсить должно нам.
 
Коль поздной старости достигнешь,
 
Не совращаясь с добрых дел,
 
Седина каждая заступит
 
Тебя пред времени судом.
 
Слезами сердца провожденный,
 
Хоть погрузишься в смертный сон,
 
Но из-под хладной дски возникнут
 
Лучи твои в сей тусклый мир;
 
Здесь память дел твоих раздастся,
 
А там… там правда! вечность! бог!
 
 
<1796>