Поэты 1790–1810-х годов

  
34. ПЛАЧ И СМЕХ
 
 
 
Когда жестокий сплин [87] мне ночью спать претит,
 
То, вставши поутру с тяжелой головою,
 
Бываю я всегда печален и сердит,
 
                              Бранюсь с своей судьбою;
 
Все бедствия людей я вижу пред собою.
 
              Мне мнится, слышу смертных стон;
 
Зло лезет мне в глаза тогда со всех сторон.
 
Явятся предо мной огнем дыша́щи горы,
 
                              Страданья, смерть, чума —
 
И словом, я тогда куда ни взвел бы взоры,
 
Несчастий и злодейств мне всюду зрится тьма.
 
              Потом изыскиваю средства,
 
Нельзя ль чем облегчить несносны смертных бедства!
 
Но видя, что никак нельзя помочь тому
 
И что напрасно я на то лишь время трачу,
 
                              Нахмурюсь и — заплачу.
 
 
 
Когда же с умными людьми я где сижу
 
Иль книгу новую читаю и лежу,
 
                              Притом здоров бываю,
 
Тогда все горести свои позабываю
 
              И ни о чем я не тужу.
 
Тогда и то себе на память привожу,
 
              Что от драгой моей Климены
 
Не зрел и, кажется, не буду зреть измены.
 
И что несча́стливой судьбы моей премены
 
Авось-либо когда-нибудь я и дождусь.
 
              Авось-либо велико дело!
 
Я без него давно оставил бы сей свет;
 
Несчастный только им одним лишь и живет,
 
                              Скажу я это смело.
 
Хоть сим авось-либом я тщетно, скажут, льщусь,
 
Но от него всегда я вмиг развеселюсь
 
                              И — засмеюсь.
 
 
Август 1788, <1795>
 
  
35. ОДА
 
В ГРОМКО-НЕЖНО-НЕЛЕПО-НОВОМ ВКУСЕ [88]
 
 
 
 
«Croyez moi, résistez à vos tentations,
 
Dérobez au public vos occupations,
 
Et n’allez point quitter, de quoi que
 
            l’on vous somme,
 
Le nom, que dans la cour vous avez
 
           d’honnete homme,
 
Pour prendre de la main d’un avide
 
                                      imprimeur
 
Celui de ridicule et misérable auteur».
 
 
 
«Misantr.», act 1, sc. 2 [89]
 
 
 
Сафиро-храбро-мудро-ногий,
 
Лазурно-бурный конь Пегас!
 
С парнасской свороти дороги
 
И прискочи ко мне на час.
 
Иль, дав в Кавказ толчок ногами
 
И вихро-бурными крылами
 
Рассекши воздух, прилети.
 
Хвостом сребро-злато-махровым
 
Иль радужно-гнедо-багровым
 
Следы пурпурны замети.
 
 
 
Жемчужно-клюковно-пожарна
 
Выходит из-за гор заря;
 
Из кубка пламенно-янтарна
 
Брусничный морс льет на моря.
 
Смарагдо-бисерно светило,
 
Подняв огнем дышаще рыло
 
Из сольно-горько-синих вод,
 
Усо-подобными лучами
 
Златит, как будто бы руками,
 
На полимент небесный свод.
 
 
 
Сквозь бело-черно-пестро-красных
 
Булано-мрачных облаков
 
Луна, стыдясь гостей толь ясных,
 
Не кажет им своих рогов
 
И, мертво-бело-снежным цветом
 
Покрывшись перед солнца светом,
 
На небе места не найдет.
 
Ветр юго-западно-восточный
 
Иль северо-студено-мочный
 
Ерошит гладкий вод хребет.
 
 
 
Октябро-непогодно-бурна
 
Дико-густейша темнота,
 
Сурово-приторно сумбурна
 
Сбродо-порывна глухота
 
Мерцает в скорбно-желтом слухе,
 
Рисует в томно-алом духе
 
Туманно-светлый небосклон.
 
В уныло-мутно-кротки воды
 
Глядятся черны хороводы
 
Пунцово-розовых ворон.
 
 
 
Но вдруг картина пременилась:
 
Услышал стон я голубка,
 
У Клары слезка покатилась
 
Из левого ее глазка;
 
Катилась по лицу, катилась,
 
На щечке в ямке поселилась,
 
Как будто в лужице вода.
 
Не так-то были в прежни веки
 
На слезы скупы человеки;
 
Но люди были ли тогда?
 
 
 
Коль девушке тогда случалось
 
В разлуке с милым другом быть,
 
То должно, дуре, ей казалось,
 
О том реками слезы лить.
 
Но в наши веки просвещенны
 
Как могут люди огорченны
 
Так слезы проливать рекой?
 
Ведь ныне слезы дорогие,
 
Сравнятся ль древние простые
 
С алмазной нынешней слезой?
 
 
 
Теперь посмотрим мы, как вьется
 
Голубушка над голубком;
 
А сердце бьется, жмется, рвется
 
И в грудь стучит, как молотком.
 
Голубчик выпустил, знать, душку,
 
Нет жизни в нем ни на полушку,
 
Уж носик съежился его.
 
Овсянки, ласточки, синички,
 
Варакушки и прочи птички
 
Роняют слезки на него.
 
 
 
От этой жалостной картины,
 
Читатель, если ты не взвыл,
 
А от начальной пиндарщины
 
В восторг когда не приходил,
 
То сердца твоего тон низок,
 
Умом ты к готтентотам близок
 
И так, как лютый тигр, жесток.
 
Ты б должен на стену бросаться
 
Или в лоскутья истерзаться
 
От сих громко-прискорбных строк.
 
 
<1802>
 
  
36. К ЧЕЛОВЕКУ
  
 
 
Игрушка счастья и судьбины,
 
С дурным посредственного смесь,
 
Кусок одушевленной глины,
 
Оставь свою смешную спесь!
 
Почто владыкой ты себя природы ставишь?
 
Сегодня гордою пятой
 
Ты землю, презирая, давишь,
 
Но завтра будешь сам давим землею той.
 
 
<1802>