Чужбина с ангельским ликом (СИ)

— Арсений Тимурович добрейший и умнейший человек. Я отношусь к нему как к отцу, которого у меня, по сути, не было. Но я, если честно, действительно, на Троле после наших с тобой, по сути-то, смертей, с нашим уже растраченным резервом жизни, — ведь мы с тобой практически воскресли из пепла, а я так и дважды, — утратил интерес к тому, что выбрал на Земле. Не знаю, глубинный ли это слом или временное нечто как последствие от всего пережитого, но работа вгоняет меня в апатию. Арсений Тимурович создал мне курорт, и я это понимаю и благодарен ему. Только я не инвалид и не психическая развалина, и вот тут я благодарен уже Рудольфу за то, что он это понял. И возвращения домой я не хочу. Не вообще, а пока.
— Рудольф говорит, что по возвращении нас будут долго и тщательно полоскать в прачечной для космических вояк, приводя к утраченным стандартам Земли. Многие и вообще оставляют за собою в диких мирах, на этих «пыльных тропинках далёких планет» такие кровавые следы, что на островах космической реабилитации их лечат и восстанавливают годами. Бывает и так.
Эти острова в тёплых океанах Земли, САПФИРы, как их называли — секторы адаптации психики и физической, интеллектуальной реабилитации, были своеобразными стерильными боксами, где сидели они, космические странники и герои, зачумлённые страшными мирами, пока их приводили к нормам Земли.
— Ни о какой любви, ни о какой личной жизни и не мечтай, — Антон знал из рассказов Венда, что степени повреждения бравых суперлюдей выявляют долго и тщательно. Антону же хотелось любить сейчас. Особенно остро это проявилось после пережитой смерти в тюрьме и после воскрешения в мертвецкой. Невозможного, если по законам физики в Паралее, но запрограммированного для человеке Земли уже тогда, когда он пребывает в эмбриональном состоянии. Но и технологии Земли не безграничны, не беспредельны. Человеческий резерв тоже имеет конечные границы. И повторить подобное они уже вряд ли и смогут.
Хотелось жить по-молодому безудержно, стремиться в недостижимые дали, полно и радостно дышать, как привыкли на Земле. Хотелось целовать Голубику, хотелось, просыпаясь по утрам пить кофе, купаться, играть, дружить с другими людьми, столь же открытыми и ясными, добрыми, как привык на Земле. Путешествовать, носить земную одежду, лёгкую, чистую и красивую. Но Земля где-то в безмерной бездне отсюда, а на Паралее это невозможно.
— Где будет Голубика? — такой разговор с Олегом происходил ещё при жизни той, кто и стала местной женой. — Когда ты вернёшься на Землю? Ты возьмёшь её с собой? Но тебя отправят в «Сапфир». А что с ней?
Антон представил маму, её растерянное лицо. Отца, вечно отстранённого, вечно отсутствующего, он и не представил. Ещё в подростковом возрасте он сменил французскую фамилию Нерваль на русскую, материнскую — Соболев. Это была его осознанная месть отцу. Мама же упорно продолжала его звать Антуаном, и возражать было бессмысленно. Она так привыкла. Мама скажет: «Антуан? Как это? У тебя есть жена — инопланетянка? Жена из прошлого»? И это у её балованного мальчика?
Думая о маме, он всегда ощущал себя мальчиком, которому домашний робот, запрограммированный мамой с вечера, подавал завтрак в постель. После завтрака бассейн на втором уровне, общественный, но всегда пустой утром. Они жили на третьем уровне их города-дома, а на втором были гимнастические залы, бассейны и салоны для восстановительных процедур. Ниже — первый уровень — леса, озёра и беговые дорожки, где он бегал по утрам. Потом занятия в Академии Космического поиска. А вечером? По-разному. Были и встречи с девушками, был конный клуб. А девушки Земли… Свободные, развитые, утонченные и чистые, даже если много чего и позволяли себе. Разные, красивые и не очень. Но сейчас все казались недостижимой ему мечтой, как и сама Земля — Раем.
И впервые возникло понимание того, почему Рудольф Второй, ставший единственным, устроив себе маленькую закрытую Землю на территории секретных центров, вроде и временный тут, как и все они, не спешит в отличие от многих бежать на Землю подлинную вслед за ГОРом Разумовым со свалки Трола. Наделённый Миссией космического воина и спасателя этого мира, имеющий тайное могущество Земли, (потому что несколько орбитальных станций имелось в ближнем космосе Трола, и они висели над ничего не подозревающими жителями планеты), будучи здесь хозяином сам себе, он и жил в светлом Будущем, закрытом и обустроенном городе в прекрасном лесном массиве.
 
Голубика, продолжая учиться в Академии, работала в лабораториях «ЗОНТа». Венд взял её в свою маленькую лабораторию, где и сам подобно алхимику колдовал над синтезом кристаллов, изучая параллельно неизученный мир глубинного Трола. Спрятавшись в затейливых садах Гора, чтобы просто отдохнуть от своих страшных приключений и побыть с Голубикой хотя бы один медовый месяц, Антон не захотел покидать этих блаженных садов и через год. Здесь была, пусть и странная синтетическая, но Земля. А через два года и не надо было. Он вошёл в военную структуру, возглавляемую Вендом, и мог жить здесь сколько угодно.
Шло активное строительство подземного города. Раньше база была небольшой, сейчас внутри Трола ветвился и вширь, и вглубь город, имеющий несколько уровней залегания. Паралельцы — тролли выживали как умели сверху, а земляне жили тайно внизу и в горах наверху, не только и в ЦЭССЭИ, маскируясь под местных ученых и исследователей. Была очень сложная система секретности на различных объектах вверху, незаметная чужим иерархия землян, недоступный никому, кроме своих, подземный мир, выходящий в необитаемые горы.
Местная научная элита думала, что работает на свою страну в её поисках выхода из цивилизационной ловушки, а работала на цели, которые ставила им Земля. Цель была, как считали земляне, благом для Трола, но скрывалось кто благодетели. Имелись прекрасно отрегулированные дублирующие структуры на экстремальный случай, и множество выходов для спасения своих, случись планетарный коллапс.
И так сложилось, день за днем, месяц за месяцем, что Антон как бы и забыл подлинный мир Трола на долгие два года, считая, что живёт на одном из островов Земли, пока его отравленное жало не укусило Голубику. За что? Она шла по центральному проспекту, если это слово уместно было для чудовищных нагромождений их городского термитника. Она покинула «Сады Гора» лишь на день, чтобы навестить родителей. Антон был в это время в горах, где помогал Олегу проводить рабочий тест для вновь прибывшей с грузовым челноком робототехники. Даже Голубика не знала о подземных лабиринтах. Зачем ей было знать? Он уже давно и с лёгкостью покидал её. Она была привычная, тихая, ничему не мешающая и оказывалась рядом только тогда, когда он этого хотел. Она была счастлива, а он даже не задумывался о такой категории человеческого бытия, как счастье. Он просто жил, как ему хотелось, как было привычно и удобно. Он жил в своём затишье. Работы было много, а приключений ему больше не хотелось. Особенно тех, которые оставляют после себя груды мертвецов, в числе которых лишь чудом не оказался и ты сам. Ему больше не нравились другие миры. Поэтому пропасть легла между ним прошлым и им настоящим, как между разными и чуждыми друг другу людьми. После энергичного прошлого наступила тишина настоящего. Это затишье тревожило. Оно готовило ему неизвестное будущее, и он не мог не думать о будущем в свои двадцать три года.
Только в сказках герои спасают целый народ, будучи сами наперечёт, а в реальности народы спасают себя сами, если у них есть воля к будущему. И гибнут, если этого стремления нет. Коллективная душа Трола не выздоровела, она лишь на время затихла от судорог. А коллективная душа землян, чьей частичкой и был Антон, посылая своих эмиссаров Вселенского, хотелось верить, добра, всё же имела и свою отличную от Паралеи-Трола траекторию движения в вечно недостижимое будущее.
Короб с её изумрудным платьем он отвёз её родителям. И его зелёная рубашка осталась у них. Видимо, они решили, что он в ней не нуждается, — в рубашке, если отдал. Он же просто не сразу и вспомнил о собственном нелепом одеянии, в которое обрядился по настоянию Голубики. Зелёные атласные штаны он категорически отверг, оставшись в штанах тёмных и будничных, согласившись только на феерическую, расшитую блестящими узорами рубаху, да и то чувствовал себя в ней «ряженкой». Так обзывал местную мужскую одежду насмешливый Рудольф, впрочем, и сам не чуждый временами принарядиться, мотивируя это тем, что устал от униформы за долгие годы настолько, что испытывает нечто вроде аллергического зуда на коже даже при взгляде на неё. А Голубика так радовалась, добыв эту рубаху для своего возлюбленного, и как подозревал Антон, заплатила за неё немалую цену в столичном салоне одежды, стараясь соблюсти все традиции. Только её Надмирный Отец не дал ей ни долгой жизни, ни детей.