Пробуждение дракона (ЛП)

Лука быстро нашел палатку Джеральдо и Нико. Она была почти вдвое больше остальных, шкуры тянулись между столбиков. Он хотел пройти туда, но услышал изнутри голоса.
— …не сегодня, отец. Мне нужен перерыв, — голос Нико был высоким. Лука уловил дрожь стража, голос оборвался. Всхлип, словно Нико плакал, и приглушенный стон боли.
Лука осторожно приподнял край палатки, чтобы увидеть, что внутри. Он пригнулся в тенях. Почти всю палатку занимал большой деревянный стол. Может, там Джеральдо решал дела лагеря, там отец Луки исполнял бы долг во время осады. За столом сидел Нико, и Джеральдо склонялся над ним. Джеральдо закрывал вид, но Нико сжимался на стуле и стонал от боли.
— Не так быстро. Еще раз.
— Нет, отец, прошу…
Справа от Джеральдо горел факел, и он был близко. Лука понял, что в огне была кочерга. Джеральдо поднял ее рукой в перчатке, конец был алым от жара. Клеймо. Лука был в ужасе. Он застыл от стража, Джеральдо прижал раскаленный металл к руке Нико. Запахло жженой плотью. Лука зажал рот и нос рукавом. Мальчик извивался под клеймом, кричал, стиснув зубы. Джеральдо убрал железо, и Нико прижал ладонь к ране.
— Сосредоточься, — сказал Джеральдо. — Иначе лучше не станет.
Лука отошел от палатки, ему было плохо, он дрожал всем телом. Он вернулся к себе и упал на шкуры.
15
Рева
Прошла неделя обучения Ревы. Она узнала, что свиньи едят все, могут быть хитрыми, а самый маленький из них вечно кусал ее за ноги, когда она приходила. Она узнал, что женщины, что стирали одежду, цокали языками и умолкали, стоило подойти к ним во дворе. Она узнала, что весь день можно ходить в цепях, нося сено в амбары, собирая оливки в роще и помешивая овсянку в котлах. И так каждый день. Ее лодыжки стирались до крови, ночью она падала на солому с болью и усталостью. У нее не было ничего от раны и боли в животе, но это уже не было важно. Мышцы болели сильнее.
— Кто ты, менти? — спросила в первый день сестра Валерия.
— Райна, — Рева не смотрела на женщину. Она нашла точку на стене над ее головой. — Мой отец был торговцем, убитым людьми принца Стефана.
Сестра недовольно выдохнула.
— Тогда я — королева Серена, шутница. Думаешь, я поверю, что дочь торговца ходила по Эстале со служанкой?
— То была моя сестра, — рявкнула Рева. — Она не была служанкой, была леди Ксимин из Ирринтии. Она была у нас, но люди принца Стефана напали возле Унны, — Рева не сдержала кривой улыбки, — Ваше величество.
Ей не нужно было смотреть в глаза Валерии, чтобы знать, что они стали щелками. Валерия сжала кулаки.
— За работу, Райна. Покажешь, что умеешь работать, или я отдам тебя стражам для игр.
Рева посмотрела на Валерию, и желудок сжался от ненависти. Женщина не была сестрой Бога. Она была злой. Испорченной. Родители учили Реву, что Просвещенные сестры и братья — хорошие люди, знающие о мире. Они использовали знания для честных решений во имя бога. Как эта женщина могла носить эту мантию и говорить такое?
Сестра Валерия отвернулась, Рева прикусила язык, слова обжигали горло. Рева хотела все высказать, несмотря на последствия, но не сейчас. Она возмущалась в первые дни брака с Францисом. Она заступалась за слуг, которых бил Францис. Когда он отругал при ней служанку, она отругала его. Она каждый раз получала по лицу. Она быстро замолчала.
На второй день девушка с медовыми волосами помогала ей убирать в свинарнике. Они были в грубой ткани, ноги обмотали тряпками вместо обуви. Рева не мылась днями. От нее воняло навозом, потом и гнилью.
— Не так и плохо, — сказала девушка. — Я делала работу и хуже. Я раньше убивала куриц. Это не лучшее занятие для жизни. Так ты Райна? Красивое имя. Я — Карина.
Рева вздрогнула, услышав имя. Она не хотела знать его. Но было поздно. Девушка с медовыми волосами знала ее имя, а Рева — ее. Теперь она была целой, а не помехой, что болтала слишком быстро. Рева знала слишком много о девушке. Было уже поздно защищать сердце.
 
— Тишина восхищает. Ты справляешься хорошо. Но это не сработает, — Карина закрыла рот и мела свинарник. Она убрала кучу навоза в угол.
Рева работала, отвернувшись от Карины. Они почти закончили. Убрав навоз из угла в телегу, они закончили еще одно задание. Телегу нужно увезти к полям и разбросать навоз, чтобы удобрить почву.
Рева сдалась.
— Почему не сработает?
Карина улыбнулась и оперлась на метлу.
— Потому что я ненавижу тишину. И потому что тебе будет плохо всю жизнь молчать и только хмуриться, глядя на свиней.
Рева посмотрела на наглого поросенка с острыми зубами.
— Они такое заслужили.
Карина рассмеялась. Это было заразительно, и Рева улыбнулась.
— Это точно, Райна.
— Над чем вы смеетесь?
Они не заметили сестру Валерию. Рева опустила взгляд на пол, жар пронзил тело. Ей не нравилось признавать, но то было не только отвращение, но и страх.
Хлыст Валерии затрещал как удар молнии, Рева не сразу поняла, что происходит. Карина закричала, хлыст ударил ее по спине. Рева застыла, хлыст опустился еще раз на уже пострадавшую спину Карины. Ее горло сдавило, и Рева могла лишь стоять и смотреть, как Калерия снова и снова бьет хлыстом, пока Карина не упала на землю. Валерия ушла, и Рева помогла Карине встать. Обе плакали, Карина взяла Реву за руку и поднялась на ноги.
— Я н-ничего не сделала, — пролепетала Рева. Она не могла поверить, что позволила отхлестать Карину, как непослушную собаку. Как она могла? Разве она не Рева Авалон, дочь Изабеллы и Мартина Авалон? Разве она не за справедливость? Во рту была горечь, горло предало ее, когда требовался голос.
— Я поступила бы так же, — сказала Карина.
Но Рева не верила. Карина не молчала бы, если бы Реву били.
— Ничего не поделать, — продолжила Карина. — Валерия тут закон, мы должны ее слушаться.
Рева заметила, что бодрость пропала из голоса Карины. Она не была уже такой оживленной. Она звучала пусто.
— Я отведу тебя в зал, — сказала Рева. — Обработаю раны. Там есть целитель?
— Не знаю, — вяло сказала Карина. — Может, кто-то из узников… — она вдохнула, кривясь от каждого шага по двору.
Вокруг все были с каменными лицами. Никто не помогал им. Они боялись. Женщины и девушки боялись стражей в кольчуге и с мечами и сестер с хлыстами.
Их комнаты были между сторожевых башен. Это был длинный узкий зал, покрытый соломой. Ночью сестры проверяли ряды тел, чтобы все были на месте, а потом они запирали большие двери. Окон не было, только тьма, неприятные запахи и мало воздуха. Рева помогла Карине опуститься на солому и сняла растерзанную тунику с ее спины. От плеча до бедра тянулись шесть красных ран. Ее кожу словно растерзал зверь. Раны были красными, могло начаться заражение.
Карина посмотрела на Реву опухшими глазами.
— Все плохо?
Рева покачала головой, боясь, что голос выдаст ее ложь.
— Раны нужно промыть, — девушка прошла в зал. Она подошла, и Рева увидела, что это Лотти, тощая девушка, что отвечала за уборку. Рева много часов терла с ней полы, хоть они пробыли тут несколько дней.
Лотти ушла и вернулась через пару минут с миской воды и тряпками.
— Холодная, — предупредила она и начала нежно протирать раны тканью. — Райна, нужны бинты. Среди одежды есть чистые повязки на ноги.
Рева поспешила в конец зала, где ткань была грудами на неровных полках. Сестры оставляли на день запасную одежду, но брать ее без разрешения нельзя было. Случай был экстренным. Она забрала длинные повязки и поспешила к Карине.
— Нужна чем-то обработать, но если я возьму из припасов… — Лотти нахмурилась. — Это все, что я могу.
— Ты уже сделала много, — Карина взяла Лотти за руку.
Рева и Лотти вместе перевязали раны. Когда они закончили, Рева пошла для новой туники.