Моё сводное наваждение (СИ)

Сильнее, чем это было еще утром.
  
Глава 23. Любовь
 
Мы возвращаемся в кафе, в котором ранее обедали, и я, согреваясь огромной чашкой свежесваренного кофе, рассказываю Мирону о нашем с Мартой разговоре и сделанных о себе выводах в том числе. Он не переубеждает меня и не осуждает. Наверное, Мир даже согласен с некоторыми сделанными мной заключениями.
— Расстраиваться причин нет, Лю. Все, что было в прошлом, останется в прошлом. Тут уже ничего не поделаешь. Подумай лучше вот о чем, — улыбнувшись, коротко касается он губами моего виска. — Ты уже давно не та девочка, что однажды переступила порог дома своего отца. Ты каждый день выходишь за рамки своего обычного поведения, верно? Иногда, чтобы стать самим собой, нужны определенные условия. Ты их дождалась. И поправь меня, если я ошибаюсь, но тебе самой нравишься новая ты, да?
— Ну... мне точно нравится больше не думать о балете, — робко улыбаюсь я.
— Вот. Главное, понять свои ошибки и сделать выводы. Ты с этим справилась. А по поводу страха... Все мы чего-то боимся — это неизбежно. Но если смотреть страху прямо в глаза, можно даже самого себя убедить в собственном бесстрашии.
— Звучит классно, — вновь улыбаюсь я, глядя Мирону в глаза. — Постараюсь запомнить это высказывание.
— Я, если что, напомню, фенек, — подмигивает он и притягивает меня к себе для объятий. — Можешь на меня рассчитывать.
— Спасибо, Мир.
Мы молчим некоторое время, просто наслаждаясь теплом друг друга. Но тут я думаю о том, что в любой момент меня могут его лишить, и признаюсь Мирону:
— Твоя... твоя мама пообещала мне, что не позволит быть тебе с такой, как я. Она меня за что-то ненавидит, Мир.
— Просто напросто ревнивая мегера. И потом, кто ее вообще спрашивать будет? — фыркает Мирон. — Но что правда, то правда — подстав от нее не избежать. Потому договоримся на берегу, ладно, фенек? Нам круто вместе, и мы никому не позволим этого испортить.
— А нам круто? — лукаво спрашиваю я.
— Хочешь с этим поспорить, фенек? — отстраняет он меня от себя, улыбаясь, и... начинает щекотать! — Хочешь, спрашиваю?
— Нет! — чуть ли не визжу я, заливаясь хохотом, и пытаюсь убрать от себя его руки. — Нет. Нет, пожалуйста!
В итог, он прижимает мою спину к стене, его взгляд вмиг темнеет, и еще через мгновение он меня целует. Естественно, заполняя мое нутро сладким волнением. М-м-м...
— Ну так что? — оторвавшись от моих губ, улыбается Мирон. — По мороженому и домой?
— Да, давай. Я буду...
— Клубничное, — кивнув, перебивает он меня. — Я помню.
Я счастливо улыбаюсь — помнит.
Домой мы возвращаемся как раз к ужину. И меня ждет «очень приятный» сюрприз в лице моей горячо любимой бабушки...
Жаль, папа мне не рассказал, что она здесь, когда звонил и интересовался, во сколько я буду дома. Так бы я попробовала уговорить Мирона увезти меня на край света, например.
— Что ж! — резко встает с дивана Галина, явно чем-то недовольная. — Вот и наши детки! Можно идти к столу.
Она, ни на кого не глядя, тут же срывается вон из зала. Следом за ней поднимается бабушка:
— Ну и манеры. Впрочем, о чем я говорю? Здравствуй, Люба. Мирон.
— Здравствуй, — выдыхаю я.
— Ирина Владимировна, прошу, — ведет рукой папа, быстро подмигнув нам с Мироном.
— Другое дело, — снисходительно замечает бабушка и идет вперед.
Никита подбегает к нам после того, как папа и ба выходят из гостиной, берет в свои руки обе наши и тянет вслед за ними:
— А где вы весь день были? Мама злилась, что ты, Мир, не брал трубку. А потом в гости пришла твоя бабушка, Люб. Папа как мог разряжал обстановку.
— А моя бабушка случайно не сказала, зачем пришла в гости? — шепчу я ему.
— Не-а, но они с папой ходили в его кабинет, разговаривать.
— Ох... — несчастными глазами смотрю я на Мирона.
— Я с тобой, помнишь? — нагло ухмыляется он, вызывая у меня благодарную улыбку.
Начало ужина проходит более-менее спокойно. Папа пытается поддержать светскую беседу с моей бабушкой, которая изредка хвалит повара, кажется, назло Галине. Та же просто молча ест. Складывается впечатление, что она недовольна каждым за этим столом. Мы же с Мироном переглядываемся: он иногда строит мне и Никите рожицы, а мы пытаемся не рассмеяться вслух.
 
Настает время десерта, и папа, наконец, интересуется, как прошел наш с Мироном день. Он на каждом ужине этим интересуется, но именно сегодня отвечать на этот вопрос мне не сильно хочется.
— Мы снова провели урок вождения, — отвечает Мир. И это правда — на обратном пути по пустынной трассе он дал мне порулить. — Хочу заметить, что Люба схватывает на лету. Думаю, она играючи сдаст на права.
— Отлично, — хвалит папа.
— Боже упаси! — возмущается одновременно с ним моя бабушка. — Еще и это! Нет, Андрей, так продолжаться не может. Люба, твоя мама настаивает на том, чтобы я забрала тебя жить к себе. И я вынуждена с ней согласиться: у меня тебе будет гораздо лучше.
— Любе хорошо с нами! — восклицает Никита.
— Конечно, — с сарказмом замечает Мир.
— Ирина Владимировна, — предостерегающе произносит папа.
— Мальчики! — громче всех восклицает Галина, нарушив обет молчания. Ее лицо вмиг светлеет, словно новости счастливее она и представить не могла. — Подумайте. Люба не привыкла жить в такой большой семье. Она плохо всех нас знает. Конечно же, ей будет лучше со своей бабушкой! А нас она может навещать по выходным. Раз в месяц.
— Галина, — уже рычит папа.
— Довольно, — безапелляционно бросает бабушка. — Тут не о чем спорить. Люба, твоя задача — собрать вещи к выходным. И обойдись без своих обновок, — недовольно морщит она свой нос в конце фразы.
Что папа, что Мирон отталкиваются от спинок стульев, чтобы что-то сказать, но замолкают и смотрят на меня смешанными взглядами, потому что я негромко, но твердо, как никогда в своей жизни, произношу одно-единственное слово:
— Нет.
— Что значит: нет, Любовь? — недобро сверкают глаза моей бабушки.
Мирон, смотря на меня восторженно-довольным взглядом, вновь расслабленно откидывается на спинку стула. А в глазах у отца я, кажется, вижу гордость.
— Это значит, что я останусь жить у папы.
— Лишнее подтверждение тому, что обстановка в этом доме плохо на тебя влияет, — заявляет она словно не в первый раз, бросая недовольный взгляд на отца. — Ты пропустила урок балета, Люба! Учишься водить машину, как какая-нибудь плебейка! Да и выглядишь в последнее время не лучше! Мы с твоей матерью столько сил и времени вложили в тебя не для того, чтобы в один прекрасный день ты пустила все наши старания по ветру! Ясно тебе, неблагодарная девчонка? Сейчас же иди собирать вещи! Лишняя минута в этом доме грозит еще худшими последствиями.
— Ирина Владимировна! — теряет терпение отец. — Я уже вам сказал и повторю вновь: этот якобы плохо влияющий на Любу дом она покинет только в том случае, если захочет сама. Я ее отец, в конце концов! И имею полное право запретить вам указывать моей дочери, где и как жить!
— Да что ты говоришь? — тоже выходит из себя бабушка, подскакивая на ноги и упирая ладони в столешницу. — Где же ты был, самый лучший в мире отец, когда твоя дочь пошла в первый класс? Когда она приносила двойки по геометрии? Когда у нее начался переходный возраст, делая ее характер абсолютно несносным? Когда ее чуть не из...
— Бабушка! — крикнула я, тоже подскочив со стула.
— Да, дорогая, — сузила она на меня глаза, — когда тебя чуть не изнасиловали, потому что ты напилась, как свинья! Где был твой отец? Я скажу тебе — где. Он в это время воспитывал чужого ребенка!
— Я говорила тебе, Андрей, что твоя дочь не так мила, как хочет казаться, — усмехнулась Галина.
— Замолчи! — одернул ее папа и вновь посмотрел на мою бабушку: — Я виноват лишь в том, что шел у вас — двух змей — на поводу. И почему-то вы и словом не обмолвились, что у моей дочери проблемы, когда напоминали мне об очередном платеже на ее воспитание. Но больше я этого терпеть не намерен, слышите? Так и передайте Эвелине! Впредь она и копейки от меня не получит, потому что растить дочь я буду сам. И поверьте мне на слово, в моем доме ей дышится в сто крат легче, чем когда-либо дышалось в вашем! А теперь будьте добры нас покинуть. И в следующий раз настоятельно рекомендую приезжать в гости, предварительно предупредив и, конечно же, если по-настоящему будете желать увидеть внучку, а не для того, чтобы в очередной раз ткнуть ее носом в то, что вы субъективно считаете неправильным. До свидания, Ирина Владимировна.