Моё сводное наваждение (СИ)

— Учитывая, что ты сам предложил помощь, твое высокомерие кажется лишним, не считаешь? — усмехается отец. — Заберешь ее из города? Позже скину адрес и время.
— Буду с нетерпением ждать, — насмешливо выдыхает Мирон и отключается.
— Вот и отлично, — улыбается отец мне и, наверное, заметив, что разговор не принес мне особой радости, продолжает: — Не принимай его слова на свой счет. Вообще, Мирон хороший парень, когда не выделывается.
— То есть только тогда, когда спит? — бездумно спрашиваю я.
Папа начинает смеяться, я тоже улыбаюсь, сообразив, что говорила вслух. Не могу понять, нравится ли мне забываться в обществе отца. Вроде бы он хорошо реагирует на все, что бы я ни говорила. С мамой так не было никогда.
Совсем скоро мы добираемся до города, а следом и до Школы Искусств. Пока папа паркует машину, я замечаю Эльвиру Львовну, свою преподавательницу, стоящую на лесенках высокого здания школы. Она словно кого-то выглядывает и, увидев меня, начинает целенаправленно идти в нашу сторону.
Странно.
— Твоя подруга? — весело хмурится папа, тоже замечая ее.
— Нет. Мой учитель, Эльвира Львовна.
— Какая молодая, — хмыкает он и выбирается из машины: — Наверное, хочет что-то со мной обсудить?
— Наверное, — соглашаюсь я в пустоту салона. Интересно, что?
— Здравствуйте, я... — слышу я голос преподавателя, когда вслед за отцом выхожу из машины.
— Эльвира Львовна, — с улыбкой перебивает ее папа, протягивая к ней руку. — Очень приятно. Я отец Любы, Андрей.
— Андрей Викторович, да. Здравствуй, Люба, — коротко улыбается она мне и вновь смотрит на папу: — Андрей Викторович...
— Можно просто — Андрей.
— Да, спасибо, — вежливо и немного натянуто улыбается она. — Так вот. Я пыталась разговаривать насчет Любы с Эвелиной Петровной, но она напрочь отказывалась меня слушать, и теперь мне стало известно, что Люба перешла под вашу опеку и, возможно, вы уделите мне десять минут своего времени?
— У Любы какие-то проблемы? — хмурится папа, бросив короткий взгляд на меня.
Да? Я тоже в недоумении смотрю на преподавателя, чувствуя некоторое волнение.
— Нет-нет, — уже искренне улыбается Эльвира Львовна, ласково касаясь моего плеча. — Люба замечательная ученица. Правда, учится не тому, чему следовало бы...
— Очень интересно, — смотрит папа на меня, весело сузив глаза, а затем вынимает из кармана пиджака... визитку и протягивает ее учительнице. — Давайте поступим так. Сейчас мне нужно на деловой ужин, и кажется, я уже опаздываю на него. Но я бы очень хотел пообщаться с вами по поводу своей дочери. Позвоните мне завтра, и мы договоримся о встрече. Хорошо?
— Эм... — явно не ожидает такого поворота событий Эльвира Львовна, неуверено обхватывая пальцами пластик в руке отца. — Это... Не совсем уместно, я думаю.
— Глупости, — отмахивается отец и, подмигнув мне, возвращается к машине: — Буду ждать звонка, Эльвира Львовна. Люба, увидимся дома, и легкого занятия.
— Спасибо, — едва слышно благодарю я.
Мы с преподавателем словно завороженные смотрим, как машина отца покидает парковку, а затем Эльвира Львовна спохватывается:
— Что же мы стоим? Пойдем, уже давно следовало начать занятие.
— О чем... — решаюсь я спросить, пока мы поднимаемся по ступеням, — вы хотите поговорить с моим папой?
— Не стоит беспокоиться, Люба, — вновь ласково касается она пальцами моего плеча. — Тебе не о чем волноваться.
Не понаслышке знаю о том, что эта фраза всегда вызывает обратный эффект.
В общем, весь урок я не могу как следует сосредоточиться на нотах, потому что думаю о причинах грядущего разговора. О его теме. Раз за разом порываюсь сделать еще одну попытку разговорить преподавателя, но так и не могу решиться задать свой вопрос вслух. Сама Эльвира Львовна выглядит сбитой с толку не меньше меня. Возможно, разговор не тянет на целую встречу? И она немного сконфужена предложением моего отца?
Вопросов рождается все больше, а ответы я, возможно, узнаю лишь после состоявшейся встречи...
Тем не менее, к концу занятия у меня выходит-таки сыграть мелодию и даже тихонечко под нее попеть. Эльвира Львовна просит петь громче и улыбается вместе со мной, когда я выполняю ее просьбу. У нас такое часто бывает. И я не стесняюсь петь, потому что моя учительница мне очень нравится — добрый и приятный человек.
 
Как-то так выходит, что я совсем забываю об уроке вождения с Мироном, а когда выхожу на крыльцо после занятия, вспоминаю, что он должен за мной приехать! От одной этой мысли ритм сердца увеличивается до скорости света, вызывая слабость в теле. Но... Может, он все же передумал? Или изначально не планировал возиться со мной, а отцу солгал? Хочу ли я, чтобы именно так все и было? Или же, невзирая ни на что, мне приятна мысль провести вечер с ним?
Ужас. Я запуталась в собственных чувствах. Совершенно.
Кстати, о запуталась. Похоже, мое пение не шибко впечатлило Виталия, раз он промолчал и больше мне не писал. Возможно, зря я ему полностью открылась.
И тут, словно мой новый приятель умеет читать мысли, мне на телефон приходит сообщение от него:
«Залип на твоем голосе... Потому прости, что молчал. Зато прослушал ВСЕ! Хочу с тобой встретиться. Сейчас. Что думаешь?»
Сначала я счастливо улыбаюсь, но потом дохожу до слов «встретиться» и «сейчас», и мое сердце падает. Я не могу... И совершенно не уверена, что хочу... Живое общение во сто крат сложнее виртуального.
А затем я вздрагиваю, потому что слышу сигнал клаксона. Поднимаю глаза и вновь вздрагиваю, но уже внутренне: Мирон выходит из машины и, скрестив руки на груди, опирается бедром на ее капот. Кажется, он выглядит недовольным от того, что приходится меня ждать.
Быстро отвечаю Вите, что сегодня встретиться никак не выйдет, и иду к Мирону.
Не знаю, какое из чувств одолевает меня сильнее: сожаление или предвкушение.
— Прости за задержку, — говорю я тихо, встретившись с пристальным взглядом Мирона.
— Ничего страшного. Я всего лишь отложил дела, чтобы подождать тебя тут, пока ты с кем-то мило переписываешься. Кстати, с кем? Кто заслужил такую твою радостную улыбку?
— Тот, кто, в отличие от тебя, хорошо ко мне относится.
— Надо же, — хмыкает он и, открыв дверцу, насмешливо бросает: — Поехали. Если не передумала.
— Не передумала, — себе под нос отвечаю я и сажусь в машину.
Едем мы минут тридцать-сорок, пока не выезжаем за город. Вид потрясающий: уходящая вдаль дорога, а сбоку от нее зеленые поля и холмы с разнообразными деревьями. Иногда взгляду попадаются далекие домики небольших деревень. Мы съезжаем с главной трассы и едем еще минут десять по узкой, обрамленной густым лесом дороге, а затем и тормозим. Мирон поворачивает ко мне голову и, изогнув губы в кривой улыбке, спрашивает:
— Начнем? Что ты вообще знаешь о вождении? Пробовала раньше рулить сама?
— Отвечаю по порядку. Да. Немного. Нет.
— Понял, — усмехается он. — Значит, слушай внимательно...
Сердце, трепетно сжавшееся в груди еще на его кривой улыбке, теперь оглушительно стучит о ребра. Он рассказывает все о машине и ее управлении с нуля, словно я несмышленый ребенок пяти лет, ни разу не видевший чуда автопроизводства и тем более на нем не ездивший, но я не останавливаю его и не перебиваю. Мне нравится его слушать... С ума сойти, но да, очень нравится. И то, что он смотрит мне в глаза, и обстоятельность его объяснений, и его серьезность, иногда, причем совершенно к месту, разбавленная шутками. Им против воли и абсолютно естественно заслушиваешься. И почему он такой не всегда?
А затем занимательная и такая волнительная теория переходит к практике.
— Усвоила? Садись за руль, — сам себе кивает Мирон.
И вот тут меня начинает бить настоящий мандраж...
Мы меняемся местами... но, ужас, неужели Мирону ни капельки не страшно за свою машину? За самого себя? Зачем ему вообще доверять мне управление?! Мы же врежемся в ближайшее дерево! Как он может быть так спокоен? Почему предложил свою помощь? Откуда он может знать, что я справлюсь?!