Упорядоченное (Сборник)
Копьё пробивало анимированные трупы и костяки, дробило кости, рвало мёртвые тела, расшвыривало их в разные стороны; они падали, ломались кости, черепа срывало с позвонков, тела, сохранившиеся лучше, уже едва могли подняться.
Однако, хоть и «едва», но они поднимались. Поднимались и вновь вцеплялись в бронзового пса, даже не пытаясь увернуться от ударов его копья; и вот – полетела, завертевшись, погнутая бронзовая пластина, руны на ней угасли, обратившись в тёмные росчерки, бессильные и безвредные.
Молодой ди Фелипо попятился. Потом ещё. И ещё. И ещё – до тех пор, пока совсем не скрылся за углом.
Видение погасло.
– Мой первый опыт, – раздалось снисходительно-небрежное. – Малоудачный. Анимированный конструкт на динамических кристаллах Кнехта. Бронзовая броня, механика, все дела. Я был молод и крайне самоуверен. Однако, как нетрудно видеть, даже моя самоуверенность, моя наивность оказались более продуктивны, нежели всё знание высоких материй моего наставника, да упокоит Спаситель его бедную душу. Мой конструкт оказался малопригоден, его хватило только на одну схватку, мертвяки не оставили от него ничего, смяв бронзу так, что я потом даже не смог узнать ни одной детали, не говоря уж о том, чтобы что-то использовать вторично. Правда, мертвякам тоже досталось. Тогда я понял, что на правильном пути, только вот использовать надо совсем иные ингредиенты…
Вениамин вздрогнул – уродливая нечеловеческая башка глядела на него совершенно чистым человеческим взглядом. Исчезли слепые бельма; и смотрели глаза эти на молодого ассоциата с такой болью и отчаянием, что его буквально вышвырнуло обратно в реальность – ту самую, где он стоял на коленях возле пыльных полок, а за его спиной большое костяное существо, состоящее из множества мелких, по-прежнему пыталось прорваться сквозь отпорный круг.
А чуть дальше клубился бесформенный коричневато-жёлтый туман, так не похожий на обычную аппарацию.
– Теперь вы поняли, надеюсь, мой дорогой ассоциат? Вы поняли, насколько важны мои изыскания? Но, увы, эти ретрограды из Академии никогда не могли осознать, что такое истинное «благо общества», они думали только о том, чтобы их собственные ручки, нежные и белые, остались бы чисты и незамараны. А грязную работу пусть делают другие; мы же их гордо осудим, да-да, осудим, проклянём, развоплотим и заточим! Навеки!..
Сухой треск, зелёные искры так и посыпались. Костяные тварюшки добрались до середины отпорной полосы, оставляя за собой полустёртые, потерявшие силу символы.
– Что?! А…
– Спокойно, мой дорогой ассоциат, спокойно. – Коричневые клубы поползли к защитной черте. – Моя работа не может быть прервана никакими случайностями. Мои глупые коллеги решили, что за «бесчеловечные» и «жестокие» эксперименты меня следует отправить на холод. Разумеется, негласно, дабы не внушать студенчеству дурные мысли. Достопочтенный профессор астромагии ди Фелипо уйдёт на покой и уедет далеко, в свой маленький белый домик на берегу тёплого моря, – голос призрака резал, подобно ножу. – Его светостатуя останется на почётном месте в Парадной галерее! Но куда им, мягкотелым, справиться со мной, прошедшим в поисках знания такие места, что они бы описались от страха, едва услыхав их названия! Я вырывал тайны у пирамид Чёрных Королевств, и заточённые там призраки поневоле выдавали мне свои секреты. Я побывал в библиотеках забытых храмов, там, где у книг страницы из бронзы, и ни одну нельзя вынести из зала, ибо их сторожат заклятья более древние, чем сам человеческий род! Поэтому всё, что смогла сделать моя дорогая Академия, – подсунуть мне… опытный образец… отягощённый заклятиями… которые должны были бы меня погубить. И они погубили… но не только меня. «Образец», как вы можете видеть, ассоциат, тоже остался здесь – и я даже успел его отпрепарировать. О, слышали бы вы как она кричала!
– Она? – вырвалось у Вениамина. – Вот эта голова?.. Но она же… не человек…
– Пхе, дорогой. «Не человек»! Это я сделал её таковой. Так что нет, это она, мой юный друг, как есть она. Мне подсунули девчонку, думали, я буду не столь зорок и внимателен при виде пары молоденьких и крепких сисек. Они ошиблись. Впрочем, – ди Фелипо загремел торжествующе, – время вышло. Я доведу свою работу до конца! Мои конструкты обеспечат мир и покой на кладбищах! То, что умерло, останется мёртвым – и я займу подобающее место – вперёд, костец, вперёд!
Костец – костяное существо, могущее то рассыпаться роем мелких тварюшек, то собираться вновь, в создание величиной с небольшого медведя – упрямо и настойчиво пробивался сквозь воздвигнутый Вениамином барьер. Его создатель, похоже, был настоящим мастером.
– Что вы делаете, профессор?!
– Возвращаю себе свободу, конечно же, – невозмутимо отозвался ди Фелипо.
– А… а тело? Вам же нужно те…
– Всё, что мне нужно, – резюмировал достопочтенный профессор астромагии, – уже имеется в наличии.
* * *Милостивая государыня и благородная госпожа Алисанда де Брие ди Бралье дю Варгас шла по коридору Академии стремительно, почти летела. За плечами романтично (очень романтично) развевался просторный плащ (элементарное динамическое заклинание, наложенное на края ткани – просто, но весьма эффектно). Каблучки выстукивали боевой марш, и встречные студиозусы, особенно младших курсов, торопливо прижимались к стенам. Глаза милсдарыни и благородной госпожи метали молнии, а сжатые кулачки не обещали ничего хорошего тому, кто подвернётся ей под горячую руку.
Плебейскими ступенями госпожа дю Варгас пренебрегла.
Левитационную платформу (на тех же динамических перезаряжаемых кристаллах Кнехта) украшали многочисленные грозные надписи «Только для профессорско-преподавательского состава», «Студент! Не занимай чужое место!», однако Алисанда обратила на них не больше внимания, чем на детские каракули.
Окинув презрительным взором пялившихся на неё с восхищением первокурсников, она взмыла вверх по выложенной изразцовым камнем шахте.
Последний этаж. Дальше уже пришлось самой, ножками, на самый верх, под крышу.
Здесь в узком коридоре дормитория было темно и тихо – но отнюдь не потому, что добропорядочные ученики и ученицы мирно спали. Внизу, в «студенческих залах» Академии, не столь разукрашенных и чопорных, как «парадные», продолжалось веселье. Нет, не в честь какого-то праздника, а просто так.
«Пятый день недели – наш,
Наступает Ералаш!», – как пелось в известной студенческой песенке.
Светильники притушены, двери комнат закрыты. Дальше, дальше – туда, где сходятся балки, где под низкими стропилами – узкая створка с вырезанным в ней сердцем, что пробито насквозь берцовой костью.
Только теперь Алисанда задумалась, кто же это ухитрился изобразить тут такое.
А перед комнаткой Вениамина…
Благородная госпожа дю Варгас аж поперхнулась.
Скромный тёмно-зелёный плащ до пят с серебряной оторочкой, выбившиеся из-под капюшона светлые-пресветлые волосы…
Что эта сучка тут делает?! Выходит от него?! Ну, погоди, изменщик, всю морду расцарапаю; а шлюшке этой все космы повыдергаю!..
Мысли эти никак не подходили благородной молодой госпоже, принадлежащей к одному из самых знатных семейств Припроливья, но милсдарыня де Брие и прочее, и прочее, и прочее далеко не всегда носила шелка с бархатом, атласные туфельки и сияющий самоцветный жемчуг.
И имя её появилось в роскошной родовой книге дю Варгасов вкупе с собственным гербом, тщательно отрисованным особым художником-геральдистом, отнюдь не сразу после рождения, как положено.
– Асти, – холодно уронила Алисанда, сближаясь со светловолосой гостьей. – Могу ли я чем-нибудь помочь?
Асти дёрнулась и отскочила от двери, словно ручка её внезапно раскалилась докрасна.
– Ал-алисанда…
– Алисанда, Алисанда, – светски кивнула милсдарыня де Брие. – Так всё-таки могу ли я оказаться чем-то полезной?..
– Нет, – Асти оправилась от неожиданности. – Благодарю, но – нет.