Храмовый раб (СИ)
Уважаемые люди, судя по всему, тоже отнеслись к делу ответственно, и количество пестрых тканей, камней, перьев и ожерелий радовало глаз, складываясь в какое-то безумное цветное пятно. Но местным эта картина казалась исполненной великолепия, что явно было видно по вытаращенным глазам горожан, тыкающих без стеснения пальцами в особо удачный образец местной моды.
— Тиииихоооооо! — заорал глашатай, стоящий на возвышении. Благородный Темпти-Шилхак, глаза и голос великого царя, начинает свой суд. Житель города Римуш обвиняется в воровстве вверенного ему зерна у храма великого бога Иншушинака. Приведите обвиняемого.
На площадь привели Римуша со связанными сзади руками. Голова и могучие плечи были опущены. Сзади шли стражники с копьями. Римуша подвели к возвышению и поставили на колени.
— Ты знаешь, в чем тебя обвиняют? — спросил Темпти-Шилхак.
— Да, господин.
— Что можешь сказать об этом?
— Я невиновен, господин.
— Ты готов поклясться?
— Да, господин. Клянусь Великой Матерью, великими богами Хумпаном и Иншушинаком.
Площадь зашумела. По местным понятиям, после таких слов обвиняемый мог встать и идти в ближайший кабак, обмывая освобождение. Великие боги в противном случае должны были испепелить святотатца на месте. Но солнышко на небе сияло, как ни в чем не бывало, а обвиняемый был здоровее некуда.
— Пусть выступит представитель храма великого бога Иншушинака.
Перед возвышением встал эну Хутран.
— Великий и благородный судья, в храме стало пропадать зерно, и я решил проверить это. Я сам принял на воротах партию ячменя, пересчитал ее, но на склад поступило на два мешка меньше. После этого склад был пересчитан, проверены записи и был выявлен излишек пятнадцать мешков.
— Я ошибся, великий судья, — закричал Римуш.
Стражник ударил его палкой. — Говорить будешь, когда тебя спросят.
— Так в чем храм обвиняет этого человека, если ничего не пропало? — спросил судья.
— Он накапливал излишки и продавал их, — сказал эну Хутран
— Вам есть, чем доказать свои слова?
— Я прошу позвать старшину крестьян хозяйства храма, о великий и благородный судья.
— Пусть придет.
Перед судом стал невысокий пожилой мужчина в коричневой тунике.
— Назови свое имя
— Набишту, — великий господин, склонился крестьянин.
— Что ты можешь пояснить по этому вопросу?
— Великий и благородный судья! Я руковожу общиной, которая обрабатывает земли, принадлежащие храму великого Иншушинака. Мы чтим богов, поэтому содержим в полном порядке наши каналы, и за это боги благословляют нас хорошим урожаем. Мы отдаем положенную долю храму и пользуемся уважением, как честные люди. Но в прошлом году умер уважаемый всеми хранитель зерна, и на его место встало это порождение осла и шакала. С каждой партии у нас стало не хватать то одного, то двух мешков. И нам приходилось привозить из своих запасов. А ведь у нас дети, великий господин. Один мешок-это неделя жизни для целой семьи. В этот день мы заехали в ворота, и наш обоз был пересчитан прямо у въезда, чего раньше не бывало. Пересчитал какой-то раб, который сделал это на диво быстро. Господин жрец не поверил ему и пересчитал за ним. Все оказалось верно. Семьдесят два мешка ячменя. Мы проехали к хранилищу и выгрузили зерно. Но этот негодяй, — старшина ткнул пальцем в Римуша, — посчитал, что мешков только семьдесят. Раб начал спорить с хранителем, и он жестоко избил его.
— Раба убили или искалечили? — спросил судья
— Нет, господин, — ответил эну Хутран. — Он просто избит.
— Тогда нам нет дела до него. Продолжайте.
— Великий и благородный судья, — продолжил эну Хутран. Мы опросили стражников, и выяснили, что Римуш регулярно вывозил зерно на рынок по моему поручению. Но я такого поручения ему не давал. Также мы опросили всех торговцев зерном и выяснили, кому он продавал украденное. Всего за украденное зерно он получил сорок сиклей серебра. И торговец зерном, и стражники, и даже избитый раб находятся здесь и готовы предстать перед вашим светлым ликом.
— Ты, негодяй, куда дел деньги? — спросил судья Римуша.
— Проиграл в кости, — поник тот. — Пощадите, господин. Я возмещу украденное.
— Ну что же. Все стало ясно, и я оглашаю приговор. За воровство у храма великого Иншушинака, лжесвидетельство и ложную клятву именем богов, приговор-смерть. Судья повернулся к присяжным:
— Ваше мнение, уважаемые?
— На кол его!
— Нет, уже казнили так недавно.
— Сжечь!
— Разорвать на части!
Последняя идея пришлась по душе большинству. Глашатай вышел на возвышение и заорал:
— Волей великого и справедливого судьи Темпти-Шилхака, глаз и голоса нашего великого царя Шутрук-Наххунте, второго этим именем, умножителя государства, владеющего троном Элама, наследника царства в Эламе, любимого слуги богов Хумпана и Иншушинака, присутствующий тут Римуш признан виновным в воровстве, богохульстве и клятвопреступлении. Он будет разорван быками на части завтра на закате. Имущество будет конфисковано, а семья продана в рабство. Деньги будут переданы храму в счет убытков. Суд окончен.
Оглашенный приговор вызвал немалое возбуждение. Судя по болтовне горожан, тут уже давно никого не разрывали на части, и это зрелище было сравнимо с финалом чемпионата мира по футболу для Макса. Возбужденные толпы валили по улицам и, бурно жестикулируя, обсуждали произошедшее. Определенно, завтра ожидался аншлаг.
Вернувшись домой, Макс подкатил к поварихе. Умильно глядя в глаза и наделав ей комплиментов, он выпросил вторую порцию каши. Доев, решился спросить:
— Тетушка, скажи, как тут обстоит дело с девушками. А то я парень молодой, надо иногда Иштар чтить. А порядков ваших не знаю.
— Вот бедолага. Да тут все просто. Идешь в храм Иштар, даешь деньги и берешь понравившуюся женщину. Но красивых быстро разбирают. В основном некрасивые сидят и ждут, когда смогут службу богине сослужить. Кое-кто годами сидит. Если видишь, что женщина глазами стреляет, берегись. Эти шлюхи путают служение богине и свой чес между ног. Подцепишь болезнь такую, что нос провалится. Или мочиться через боль будешь.
То, что тут был сифилис и гонорея, стало для Макса ударом. Отважные попаданцы трахали эльфийских принцесс целыми табунами. Но, видно, у тех к сифилису был врожденный иммунитет.
— Бери ту, что голову опускает и на мужчин не смотрит. Это верная жена. Она богине службу сослужит и мужу навсегда верна будет.
— А бесплатно можно? — спросил Макс. — Тут негусто платят, с серебром туго. В смысле совсем не платят.
— Ну подружку себе заведи из рабынь, — сказала повариха.
— Тьфу ты, — ругнулся Макс, — как я сразу не догадался?
— Свободных женщин берегись. Лишишь кого девственности, казнят. Поймают с мужней женой, казнят обоих.
— Это я удачно зашел, — подумал Макс, — ни фига себе тут нюансы всплывают.
Следующим вечером народ валом валил в сторону центральной площади. Плоские крыши окрестных домов были усыпаны зрителями. Макс всерьез подозревал, что хозяева туда билеты продавали. Сама площадь была запружена народом, и только в центре стражники расчистили пятак, на котором стояли флегматичные быки и что-то задумчиво жевали. Макс кое-как пробился через толпу, сопровождая эну Хутрана, место которого было в первом ряду. Минут через двадцать на площадь вывели понурого Римуша со связанными руками и уложили его на землю. Короткая попытка вырваться с его стороны была пресечена многоопытным персоналом. Руки и ноги были зафиксированы веревочными петлями, которые были привязаны к самым обычным хомутам на шее быков. Погонщики подтянули животных за поводья, и Римуш оторвался от земли, как в каком-то аттракционе. На возвышение поднялся глашатай и заорал:
— Волей великого и справедливого судьи Темпти-Шилхака, глаз и голоса нашего великого царя Шутрук-Наххунте, второго этим именем, умножителя государства, владеющего троном Элама, наследника царства в Эламе, любимого слуги богов Хумпана и Иншушинака, присутствующий тут Римуш признан виновным в воровстве, богохульстве и клятвопреступлении. Он будет казнен на ваших глазах. И пусть каждый вор знает, что его настигнет правосудие.