Храмовый раб (СИ)
И вот, через неделю после начала осады подошел обоз, влекомый медлительными быками. С телег начали снимать деревянные детали, которые на глазах изумленных горожан стали превращаться со странную конструкцию, похожую на огромные качели, поставленные на десятиметровую подставку. Горожане спорили до хрипоты, пытаясь угадать назначение странного сооружения. Одни из них говорили, что это виселица, другие, что это гигантский амулет, славящий их странного бога.
И вот, наконец, требушет (а это был именно он) был собран. На телегах подвозили камни, каждый весом около таланта и складывали их в большие кучи рядом. Эти странные действия вызвали еще больше вопросов у горожан, которые развлекались на стенах, показывая персам обнаженные причинные места. Те не обращали на них никакого внимания.
И вот началась суета. Перед требушетом выстроилось пять тысяч воинов, установивших перед собой баррикады и деревянные щиты, сделанные из дверей домов городского предместья. Раздалась команда, три десятка воинов натянули канаты, запрокинули длинный конец к земле и закрепили камень в кожаной ловушке.
К первым рядам воинов вышел десяток барабанщиков, бивших в огромные литавры в ритме 125 ударов в минуту, и отряд трубачей. Макс не удержался и конфисковал храмовый оркестр, приспособив его для военных нужд. Музыканты были разодеты в нелепые разноцветные тряпки. На головах были надеты самые роскошные тюрбаны, которые нашли в городах по дороге, а во все стороны торчали перья. Ритм заводил воинов, которые каждую минуту по звуку трубы орали «Парс!». Непривычные к технологиям диско, горцы отбивали ритм ногой, не понимая, почему сильнее бьется сердце и хочется куда-то бежать. Горожане облепили стену, тыча пальцем в этот безумный концерт. Но тут раздалась отрывистая команда и странная конструкция повернулась вокруг свой оси и метнула огромный камень через головы зрителей прямо на жилые дома. Хрупкий кирпич брызнул в стороны, раня и убивая прохожих. Раздались крики ужаса. Горожане, еще недавно потешавшиеся над нелепыми дикарями, побежали со стен, топча упавших, и падая в давке со стен. На перезарядку орудия уходило около четверти часа, а камни продолжали лететь, калеча и убивая горожан и воинов.
После полутора десятка выстрелов все остановилась и начали менять груз на подвесе. Вперед вышел Ахемен со своим мегафоном и проорал:
— Главного зовите!
Через полчаса на стену залез наместник, который высокомерно посмотрел на Ахемена. Стараясь не выдавать страха, который охватил его от бомбардировки города, он презрительно сказал:
— Ты действительно, вонючий горец, пытаешься устрашить нас, кидая свои камешки?
— Нет, мы просто пристреливались! — заявил князь и отдал команду.
Камень весом в половину взрослого человека ударил в стену правее того места, где стоял наместник, и разнес один зубец, породив ливень осколков.
— Так лучше? — захохотал князь. Персы орали от восторга, наблюдая невиданное зрелище. — Ты давай, продолжай умничать, а мы пока будем крошить твои стены. Но только имей в виду, что с каждой минутой мои предложения будут хуже. Если в город войдут мои воины, то живые позавидуют мертвым. А о тебе и твоей семье я позабочусь лично.
— Что ты хочешь, перс? — спросил бледный, как полотно Син-Урраш, рядом с которым лежал слуга с головой, разбитой осколком кирпича. Наместник брезгливо отошел в сторону, чтобы не испачкать роскошные сандалии в луже крови, подбирающейся к его ногам.
— Ты сдаешь город. За это я отпускаю воинов по домам. Город я заберу себе, а эти воины будут служить мне, получая достойную плату. Всех ростовщиков вы выдаете до заката, их казнят. Все ценности храмов и ростовщиков вы передаете нам. Всю землю знати и храмов я конфискую. Все жители, кто хочет уйти, пусть уходят, но серебро и золото вывозить нельзя. Тех, кто останется, никто пальцем не тронет. Мои воины не зайдут ни в один дом, и не тронут ни одну женщину. Все долги и недоимки по налогам прощаются навечно, а попавшие в рабство за долги, освобождаются. Тем, кто примет Ахурамазду и веру в священный огонь, налог сокращается вполовину. Я клянусь единым богом, что каждое мое слово- правда.
Наместник, который открыл рот, чтобы высокомерно отказаться, не успел этого сделать. Рослый тысячник в бронзовом доспехе, стоявший сзади, произвел могучий пинок в зад князя Аншана, сбросив его со стены.
— Предложение принято! — проорал он. Ждите, мы сейчас ворота откроем. — И уже себе под нос буркнул:
— Нормальные ребята, с ними можно иметь дела. А за ростовщиков этого князя полгорода в задницу поцелует.
С жутким скрипом открылись городские ворота, в город вошли барабанщики с литаврами, за ними- трубачи, разодетые по местным порядкам роскошно, а по меркам Макса- просто чудовищно. За ними ехали князья, с любопытством посматривающие по сторонам. Горожане, пугливо жмущиеся к домам, разглядывали входящих воинов с замиранием сердца. Всегда и везде после такого начиналась резня, грабеж и насилия. Князья двинулись к дворцу наместника, разослав гонцов для сбора местного бомонда. Распоряжался тот же тысячник, люди которого уже вязали ненавистных ростовщиков и тащили на княжеский суд. Они же собирали по домам старшин ремесленников и базарных купцов. Жрецов на торжественный прием никто не позвал, но охрану у храмов выставили. Встреча была назначена на закате во дворце, все в том же зале, сменившем теперь хозяина.
На возвышении, которое раньше занимал Син-Урраш, сидел Ахемен, а по правую и левую руку от него- Макс и все семь князей, каждый из которых приходился Ахемену тестем.
В зале рассаживались купцы-караванщики, торговцы тканями, строители, оружейники, пекари, кузнецы, кожевенники, башмачники, ювелиры и многие другие. Ростовщики, связанные, стояли на коленях в центре.
— Почтенные, — спросил Ахемен, — вы знаете этих людей? — указал он на ростовщиков. Те утвердительно загудели.
— Что вы думаете об их судьбе? Были ли они милосердны к тем, кому давали деньги? Какой участи они достойны?
Встал старшина караванщиков и огладил роскошную бороду.
— Светлый князь. Я вожу караваны, и мой отец их водил, и мой дед тоже. Иногда для того, чтобы собрать товар, нам необходимо занимать деньги. Если боги являли свою милость, то мы возвращались с прибылью и гасили проценты, но если караван попадал в бурю, или нападали разбойники, то такой купец становился на грань разорения, и ему грозил рабский рынок. Из всех них только почтенный Харраш мог войти в положение и дать отсрочку. Остальные накидывались, как падальщики, не гнушаясь забирать самые вонючие тряпки. Я прошу пощадить его, мой князь.
— Кто-то еще хочет сказать свое слово? — спросил Ахемен. Зал молчал.
— Тогда вот мое решение. Всех этих людей вывести за стену и убить. Ростовщик Харраш казнен не будет, но ему запрещается заниматься этим ремеслом.
— Но, господин, у кого же мы будем занимать деньги? — удивились купцы.
— Этим будет заниматься княжеская казна. Процент — десятая часть в год, либо доля в прибыли, если займ крупный. Зал зашумел. Купцы и ремесленники переговаривались, обсуждая неслыханные условия и открывающиеся перспективы.
— И это не все. Княжество начнет выпускать клейменые золотые и серебряные слитки, весом в сикль и полсикля, чтобы было удобно рассчитываться. Все цены на товары будут устанавливаться в новой монете. Проба с содержанием драгоценного металла будет установлена единой. — Это Макс протолкнул идею. Расчеты рубленными кусками серебра, которые нужно было взвешивать, изрядно его утомили. Зал зашумел еще сильнее. Идея была революционной, но все присутствующие тут деловые люди мгновенно ее оценили. За нового князя они уже были готовы порвать глотку.
— А для мелких покупок будем использовать маленькие слитки из меди, которые по весу будут соответствовать цене в серебре. И налоги мы будем принимать только в новых деньгах.
В зале началось форменное безумие. Рыночные торговцы моментально поняли, какой взрыв будет на рынке потребления в самое ближайшее время.