Где найти Гинденбургов...(СИ)
Николай Николаевич Воронов выдвинулся также во время Гражданской. Вот только он воевал против Юденича, где сумел проявить себя решительным и храбрым командиром, на артиллерийских курсах в Петрограде учился вместе с самим Матвеем Васильевичем Захаровым, который потом помогал и поддерживал талантливого артиллериста. Кстати, именно на этих курсах читал лекции бывший царский генерал Барсуков. Во время боев с белополяками Воронов попал в плен, потом вернулся в СССР, отличился на маневрах, после чего был награжден путевкой на учебу в академию им. Фрунзе. А потом была Испания, где впервые столкнулись волонтер Вольер (он же комбриг Воронов) и генерал Купер (комкор Кулик). Вот только Кулик был советником при командующем Мадридским фронтом, а Воронов руководил артиллерией республиканской Испании. Еще один момент противостояния двух артиллеристов произошел уже на Халкин-Голе, где Кулик пытался вмешиваться в решения Жукова, даже хотел отдать приказ отвести артиллерию с плацдарма за реку, Жуков взбесился, рискнул и победил, а уже командарм Кулик был отозван Ворошиловым в Москву. Воронов же координировал работу артиллерии во время всего конфликта, но при этом сам ни с кем не конфликтовал! История почти в таком же виде повторилась и в Зимнюю войну, когда Кулик отвечал за работу всей артиллерии РККА в зоне войны, а вот Воронов работал вместе с Тимошенко над артиллерийским обеспечением прорыва линии Маннергейма[8]. И львиная доля в удачном преодолении финского укрепрайона была заслугой Николая Николаевича Воронова.
Сталин не забыл поинтересоваться у Воронова состоянием здоровья. На это были серьезные причины. Завидным здоровьем Воронов не отличался. Во время плена дважды переболел тифом, ему должны были ампутировать ноги, но выкрутился, а в 1939 году, во время польского похода РККА, стальной карандаш, подаренный Воронову Долорес Ибаррури, отклонил от его сердца металлический осколок. Воронов скромно поблагодарил Сталина за заботу – пару дней назад ему было действительно плохо, и бригада скорой помощи еле сняла сердечный приступ.
– Товарищи, я взял на себя смэлость пригласить на наше небольшое совещание еще одного специалиста, я бы сказал, что это большой специалист в отставке, но это нэ помешает нам его выслушать. А пока у меня вопрос к товарищу Воронову, скажите, сколько у нас сэйчас есть мин заграждения?
– Запас сухопутных мин заграждения составляет 9,2 млн единиц, в том числе 500 тысяч противотанковых мин[9], - почти мгновенно отреагировал начальник артиллерии РККА.
– Как вы считаете, в будущем конфликте с Германией, при вероятной протяженности линии боевых действий от Балтийского до Черного моря, это количество будет достаточным?
– Я считаю это количество совершенно недостаточным. А учитывая возрастающую роль танков в боевых действиях, особый акцент необходимо сделать на производстве противотанковых мин.
Воронов отвечал спокойно и уверенно. Он знал позицию командарма Кулика, который не уделял минной войне особого внимания, уверенный в том, что при быстрых прорывах танков, главной останавливающей силой должна стать мобильная противотанковая артиллерия. Но Николай Николаевич имел свое мнение и не стеснялся его отстаивать на самом высоком уровне.
– 29-го февраля мы проведем большое совещание по этому вопросу, я прошу вас, товарищ Воронов, подготовиться к нему. Посмотрим, что скажут компетентные товарищи.
В кабинет неслышно вошел Поскребышев, который положил перед Сталиным папку с несколькими документами. К каждому из них прилагалась небольшая записка, составленная секретарем Сталина лично. Иосиф Виссарионович увидел вопрос во взгляде своего помощника и легонько кивнул головой.
Уже через минуту в кабинет Сталина вошел невысокий старичок с лицом дон Кихота, Евгений Захарович Барсуков. Сталин находился у своего стола, но сразу же пошел навстречу отставному военному.
Генерал вытянулся, насколько ему позволял возраст, начал рапортовать:
– Товарищ … замялся, смутившись наличием военных, старших его по званию, но быстро одернул себя, вспомнив Поскребышева, – Товарищ Сталин! Комбриг в отставке Барсуков по вашему приказанию прибыл!
Сталин улыбнулся. Небольшое смущение царского генерала не ускользнуло от его внимания.
– Здравствуйте, Евгений Захарович! Как ваше здоровье?
– Спасибо, товарищ Сталин, здоровье мое старческое, но бодрости духа не теряю. – энергично ответил отставник.
– Ну что же, будем надеяться, что и ясность мысли вы нэ тэряете. Нам с товарищами, – он указал на собравшихся за его столом военных, – понадобилась ваша консультация. Не откажете в помощи? Хотелось бы разобраться с нэкоторыми вопросами.
– Я, собственно говоря, не готовился, но помочь готов.
– Вот и хорошо. Присаживайтесь и начнем.
Видимо, из чувства симметрии и порядка генерал выбрал место рядом с начальником артиллерии РККА, комкором Николаем Николаевичем Вороновым, оказавшись напротив другого артиллериста, Григория Ивановича Кулика. А вот с новоназначенным заместителем наркома обороны Семеном Константиновичем Тимошенко Барсуков лично знаком не был. Не довелось. Появление такого «динозавра от артиллерии», которым был Евгений Захарович Барсуков, командарма Кулика удивило, но не потревожило. Это был весьма самоуверенный человек, который, к тому же, был хорошо знаком со Сталиным еще со времен обороны Царицына. Судьба слишком высоко вознесла командарма, которому еще предстояло стать маршалом, во всяком случае, если проект слияния Артиллерийского управления и Управления начальника артиллерии будет одобрен, к чему сам Кулик никаких препятствий не видел и активно этого добивался.
Сталин медленно прошелся вдоль стола, почти что вернулся на свое место, вновь развернулся, после чего обратился к генералу Барсукову:
– Евгений Захарович, вы были знакомы с генералом Головиным?
– С Николаем Николаевичем Головиным я хорошо знаком, особенно по его работе в штабах 9-й и 7-й армии. Насколько я знаю, он после поражения белогвардейцев бежал за границу, находится, предположительно, в Париже.
Сталину по-военному четкий и честный ответ понравился.
– А ви знакомы с его двухтомным трудом «Военные усилия России в мировой войне»?
– Не имел такой возможности. Последнее, что мне удалось прочитать из его трудов – доклад генерала Головина «О социологическом изучении войны» в Брюсселе, считаю его очень дельным. В свое время присутствовал на защите его диссертации[10]. Так же оцениваю ее очень высоко.
Генерал Барсуков отвечал, практически не задумываясь, это тоже понравилось хозяину кремлевского кабинета, он любил людей, которые в своих вопросах хорошо ориентируются.
– Я пришлю вам экземпляр для ознакомления. – Сталин указал на два невзрачных тома с закладками, которые находились на его столе.
– Генерал Головин часто ссылается на труд генерала Маниковского «Боевое снабжение русской армии в мировую войну». Насколько я знаю, именно вы заканчивали этот труд послэ безвременной гибели Алексея Алексеевича. Поэтому мы и обратились к вам за консультацией.
– Я имел честь отредактировать и немного дополнить капитальный труд Алексея Алексеевича, – четко отрапортовал Барсуков. Но в этом вопросе он немного кривил душой. На самом деле труд генерала Маниковского был значительно расширен и переделан именно Евгением Захаровичем, как минимум, половина текста принадлежала ему.
Сталин опять мягко, почти неслышно развернулся, подошел к окну, на несколько секунд задумался. Он в это время вспомнил первую встречу с генералом Алексеем Алексеевичем Маниковским, состоявшуюся 7 августа 1917 года. Все договоренности с Временным правительством были тогда уже невозможны. Страна катилась в пропасть, уверенно направляемая рукой главноуговаривающего Керенского. Они встретились в неприметном трактире недалеко от Васильевской заставы. Маниковский, с его военной выправкой, не стал рядится гражданским штафиркой, он пришел в потрепанной форме поручика-фронтовика. Они говорили под горькое пиво, которое Сталин терпеть не мог, но когда было надо… Тогда и возникла самая большая тайна большевиков, Сталин усмехнулся, вспоминая, как Троцкий приписывал своим пламенным речам главную роль в Октябрьском перевороте. Смешно. Антонов-Овсеенко? Да вы что? У Революции был штаб. Он располагался в редакции «Правды», как раз напротив нее и стала «Аврора», которая нужна была не для того, чтобы из пушек по Зимнему палить, а потому что обладала одной из лучших радиостанций во флоте. И переворот получился таким успешным потому, что им руководили профессиональные военные: военный и морской министры правительства Керенского, руководители разведки Российской империи. Это они сделали ставку на слабенькую тогда организацию большевиков, оценив ее внутреннюю дисциплину и властный потенциал. А Сталин? Сталин не произносил речей с поездов, броневиков трибун или телег. Он был тем связующим звеном, которое и соединило военный план вооруженного переворота с политической платформой своей партии. Сталин не руководил революцией, он был у непосредственного руководства переворотом и сделал для революции намного больше чем все Троцкие и Антоновы-Овсеенко вместе взятые. Даже немножко больше, чем великий теоретик революции Ильич. Сталин часто называл Ильича «чистюлей»! Уж очень тот любил делать все грязные политические дела чужими руками: с Парвусом Ганецкий, с Маниковским Сталин, с Ротшильдами Пешков, а сам чистенький, сам не у дел. В своих мыслях Сталин почти вплотную подошел к окну, пауза, как он почувствовал, затянулась, поэтому вождь сделал несколько движений, как будто собрался набить трубку, да передумал и продолжил: