Где найти Гинденбургов...(СИ)

* * *
Первого марта сорокового года в двадцать часов и двадцать шесть минут в квартире Зинаиды Виссарионовны Ермольевой раздался звонок. Профессор, которая вымоталась на работе и чувствовала себя отвратительно уставшей, подошла к телефону не сразу. Эта удивительная женщина получила профессора без защиты диссертации, создание холерного бактериофага, разработанный ею препарат оказался эффективным при брюшном тифе и дифтерии. Сейчас в ее лаборатории отрабатывалась промышленная выработка холерного бактериофага, который должен был применяться при вероятной вспышке опасного заболевания.
– Зинаида Виссарионовна? – голос в трубке был незнакомым.
– Да, это я. – голос женщины прозвучал немного глуховато, казалось, скрывать усталость уже не было сил.
– Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин.
Зинаида Виссарионовна похолодела. Она знала, что Иосиф Виссарионович имел такую привычку, звонить кому-то, задавать вопросы, иногда это были совершенно простые, ничем не приметные люди… Усталость слетела с нее, как будто и не бывало.
– Добрый вечер, Зинаида Виссарионовна. Как дела, сестричка[23]?
– Работаем, товарищ Сталин.
– Мы следим за вашими успехами, да… Есть мнение, товарищ Ермольева, что вам надо бросить все свои силы на создание препарата из плесени. По нашим данным, первые полученные результаты очень пэрспективные. У нас сложилось мнение, что вашей лаборатории надо расширяться. Сегодня принято решение о создании научно-исследовательского института. Назовем его институтом антибиотиков. И вы будете им руководить. Да… Бактериофаг пусть до ума доводят коллеги. Считайте главной и неотложной задачей создание препарата из плесени. Справитесь?
– Приложу все силы. – твердо ответила Зинаида.
– Хорошо, сестричка… Думаю, что справитесь. У вас просьбы есть?
– Есть одна просьба. – так же твердо произнесла профессор Ермольева.
– Я знаю эту просьбу, сестричка…
На несколько секунд, показавшихся Зинаиде бесконечными, в трубке стало совершенно тихо.
– Мы сделаем так: дадим ему ответственное и секретное государственное задание. Справится – выпустим. Не справится, больше о нем нэ спрашивай.
«Удивительная женщина! Да! Однолюб! Уже второй раз замужем, обоих мужей арестовали, а просила бы за первого мужа, да… А что, если в этом деле свести обоих ее мужей? Интересно получается, да…». И Сталин поднял трубку телефона, на другом конце которого находился товарищ Берия.
А в одинокой квартире профессора Ермольевой, потомственной казачки и выдающегося ученого, еще долго горел свет. Зинаида Виссарионовна долго курила, одну папиросу за другой, но нервное потрясение еще не проходило. Сталин звонил далеко не каждому профессору. Но волновало Ермольеву не это. Когда-то у профессора Барыкина было три любимых ученика: Ермольева, Зильбер и Захаров. Оба они были в Зинаиду влюблены. Оба – это Зильбер и Захаров. Образцовый семьянин Барыкин не в счет. Зинаида полюбила красавца Льва Зильбера. Они поженились. А потом муж ее бросил. Вторым мужем Ермольевой стал Алексей Захаров. Их обоих арестовали. А она яростно боролась за возвращение одного из них. И теперь понимала, что у ее Левушки, вирусолога Льва Зильбера, появился реальный шанс выйти на свободу.
 Глава двенадцатая 
 И вместо сердца – пламенный мотор 
Чикаго. 3-е марта 1940 года
Красивая и эффектная молодая женщина, одетая несколько скромно, но с определенным шармом, в холле Конгресс Плаза отеля не задержалась, она прошла к нескольким столикам, стоявшим на улице, где расположилась, заказав чай. Ветра не было, на улице было скорее зябко, чем холодно, на стол легла маленькая белая сумочка, на которую легла пачка сигарет. Официант подбежал и ловко поднес огонь, женщина, вставившая сигарету в мундштук, закурила. Молодой симпатичный мужчина с круглым лицом, восточным разрезом почти черных глаз и полными чувственными губами, одетый в дорогой плащ модного светло-кофейного цвета, быстрым шагом пересек улицу и направился к входу в отель.
 
* * *
Владимир Николаевич Ипатьев в воскресное утро имел привычку поспать подольше. Всего один день в неделю. Здесь, в Америке, его православное рвение не то чтобы дало трещину, но стало отнюдь не таким, как при царе-батюшке. Отношения с Господом у генерал-лейтенанта Ипатьева были более чем сложные. Достаточно того, что рак горла, от которого его спасла германская медицина, был в те годы совершенно смертельным заболеванием. С одной стороны, произошло маленькое чудо, и кого, кроме Господа надо было благодарить за это? С другой стороны – без врачей Германии чуда не произошло. В душе каждого ученого присутствует скептик, а часто еще и атеист. Вера была результатом традиционного воспитания и определенного положения в обществе, которое он занимал. С одной стороны – создатель химической промышленности в царской России, благодаря его усилиям за годы войны Россия увеличила производство взрывчатых веществ почти в 9 раз! За этот трудовой подвиг он и был удостоен звания генерал-лейтенанта, был произведен в академики Российской академии наук. С другой стороны, в подвале дома, который принадлежал не ему, что вы, а его младшему брату, Николаю, была расстреляна царская семья и бывший император Николай с бывшим наследником престола. К убийству гражданина Николая Романова отношение генерала Ипатьева тоже было сложным. Он неоднократно встречался с царем. И в четырнадцатом году, когда отправился с комиссией в Донбасс, чтобы наладить производство бензола и толуола из угля, и в пятнадцатом году, когда так остро стал вопрос снарядного голода, упирающийся в элементарное отсутствие возможностей несуществующего химпрома. Но ведь царю подавали докладные о таком состоянии дел задолго до войны! И ничего! А семейка Романовых? Нет, не царь, человек действительно интеллигентный, исключительно вежливый, деликатный, обходительный… А эта жадная вороватая толпа его родственничков, набивающая мошну на военных поставках! Сколько они попили его крови! Сколько усилий надо было приложить, чтобы преодолеть обычный имперский бюрократический аппарат, но какие сверхусилия нужны были, чтобы пробиться сквозь ряды высокопоставленных мздоимцев! Тогда отношение Ипатьева к семейке Романовых окончательно сменилось с осторожно-верноподданного до сугубо презрительного. И весть о казни царской семьи химик Ипатьев принял с удивительным спокойствием, даже безразличием. Больше всего Владимира Николаевича удивляло то, что из всех Романовых выжить удалось самым отвратительным (по его опыту) персонажам.
Отель считался неплохим, но утром в нем было довольно зябко. Ипатьев плотнее закутался в халат, подошел к окну, на журнальном столике лежало нераспечатанное письмо. Владимир Николаевич привычно вскрыл конверт, украшенный замысловатым вензелем. Усмехнулся. Ему сообщали, что выдвинули его на золотую медаль Гиббса, причем шансы получить награду в этом году у академика Ипатьева велики как никогда. Ну да, ну да… Он вообще-то четырежды академик, если разобраться в этом: Академик Санкт-Петербургской академии наук, Российской академии, Академии наук СССР, Национальной академии наук США. И еще… он человек, который страстно желает вернуться на Родину.
Часы! До прихода маклера осталось чуть менее часа. Пора привести себя в порядок. Подошел к зеркалу, да, после болезни и операции изрядно похудел, но теперь вес набрал и вид его стал более чем внушительным, вот только борода и усы… Куда они делись? Четырежды академик с улыбкой вспомнил «генеральскую наружность», с которой расстался почти одновременно с революцией, а после операции оставил себе небольшую аккуратную бородку. А ведь в семнадцатом Ипатьев поверил в большевиков. Бороду сбрил в знак отказа от старого мира. Немало принятию Ленина и его соратников поспособствовали хорошие отношения генерал-лейтенанта Ипатьева с генералом от артиллерии Маниковским, который много сделал для того, чтобы в России появилось нормальное производство взрывчатых веществ. По поручению Алексея Алексеевича Маниковского, Льва Яковлевича Карпова[24] и большевистского правительства Владимир Николаевич сумел убедить ученых-химиков, которые вместе с ним входили в Химический комитет при Главном Артиллерийском Управлении царской армии начать работу на благо большевистской России. Его работу высоко оценил Ленин. Он часто встречался с видными большевиками – Дзержинский, Луначарский. А еще с Троцким, который создавал и руководил Красной армией. И это ему очень сильно аукнулось…