Блитвуд (ЛП)

Я протянула руку, чтобы пожать ему руку, решив теперь не пренебрегать светскими условностями. Он так сильно рассмеялся, что пролил воду из чайника.
— Просто Рэйвен, — поправил он, взяв мою руку.
Как и тогда, когда он в первый раз прикоснулся ко мне, я услышала трезвон, гармонично зазвучавший в моей голове и напугавший меня настолько, что я резко бросила его руку. Он отвернулся и занял себя уборкой разлитой воды.
— Что касается того, как твой вид зовёт нас — Дарклинг это одно из наших имён. Греки называли нас вестниками, посланниками, потому что мы странствовали между мирами и относили души умерших в иной мир — смертных в их загробный мир, а созданий фейри назад в Волшебную страну.
— Это довольно похоже на то, что делают ангелы… ох! — сказала я, накрыв рот руками. — Ты хочешь сказать, что ты ангел?
Вместо того чтобы ответить, он поднял чайник с плитки и струей испускавшей пар воды наполнил коричневый глазированный заварочный чайник. Он взболтал воду и затем вылил её в желобок изо мха. Он отмерил заварку, вложил её в чайник и вновь наполнил его кипящей водой, а потом поставил его на серебряный поднос рядом с двумя чайными чашками с сине-белым китайским орнаментом, сахарницей и сливочником.
«Сливочник? — поразилась я. — Где вообще он достаёт сливки?»
— Такое слово вы применяете к нам, — в итоге ответил он.
Я уже не знала, чему была больше поражена — тому, что я стояла там в нескольких футах от ангела или что у него были припасы свежих сливок (на этикетке бутылки было указано «Фермы Ханибрук, Райнбек, Нью-Йорк») и жестяная банка с шоколадным печеньем.
— Позже нас называли исполинами или падшими ангелами, поскольку наши крылья были чёрными вместо красивых белоснежно-золотистых, как нарисовано на картинах. Где бы мы ни являли себя человечеству, они считали, что мы были демонами. Затем появились вы и решили, что демонами были все создания из Волшебной страны.
— А разве нет? — спросила я. — Те ледяные великаны пытались убить нас!
— Да, Ётуны12 довольно злобные, но, как минимум, они медленные и в течение нескольких месяцев в зимнее время они единственные, кто есть в лесу.
— Ну, те гоблины, что преследовали нас, определённо не были очень милыми.
Он пожал плечами, и его крылья натянули рубашку.
— Нет, гоблины не милые создания. Как ни печально, они пристрастились к человеческой плоти.
— Чёрт возьми! — выругалась я, встав. — Мои друзья! Мы должны вернуться и спасти их!
— Успокойся, — сказал он.
Одно крыло расправилось сквозь прорезь в его рубашке, заградив мне путь. Перья лишь слегка задели мою руку, но я остановилась. Было нечто умиротворяющее в их прикосновении, нечто, что напомнило мне о руках моей матери, когда она во время моих ночных кошмаров поглаживала мои волосы.
— Как только я разогнал гоблинов, они затаились в своих норах. Они не покажут свои мерзкие морды в течение следующего полумесяца. С твоими друзьями всё будет хорошо.
Пока он говорил, он продолжал гладить мою руку кончиками своих перьев, и затем нежно подвёл меня к скамье, рядом с местом, где он сервировал поднос с чаем. Он сел на скамью рядом со мной и заправил своё крыло. Его перья шелестели, пока он собирал их вместе, вплоть до момента, когда крыло не было убрано назад, между лопатками и стало едва заметным. Затем он налил чай, как будто это было самым обыкновенным делом в мире: сложить крыло, налить чай и добавить сахар.
Дружественные жесты, вместе с утешительным прикосновением его крыльев и горячий, сладкий чай успокоили меня, но затем я вспомнила, что Дейм Бекуит сказала о Дарклингах, практикующих контроль над разумом.
— Почему я должна доверять тебе? — спросила я. — Твой вид излавливает мой вид. Я видела это в канделбеллуме. Вы насильно увели Меропу и уничтожили принца. Вы превращаетесь в ворон и поедаете души своих жертв!
— Ах, канделбеллум, — сказал он, его губы изогнулись в презрительной ухмылке. — Да, он показывает красивые картинки, но откуда ты знаешь, что он говорит правду? Я точно также могу устроить тебе показ картинок. Допивай чай.
 
— Что?
— Твой чай, — степенно повторил он. — Допивай его… — Это…
— Шок. Да, так все продолжают твердить. Я не шокирована.
— Я собирался сказать, это для предания. Наша версия легенды.
Он длинными пальцами обхватил бело-синюю чайную чашку, которая неожиданно показалось такой миниатюрной в его руке. Он поднял чашку и покрутил её в воздухе, его заострённые кончики пальцев дотронулись до фигур на китайском узоре — мужчины и женщины в китайских нарядах, пагода, лодки, две птицы.
— Я знаю историю этого траура по возлюбленному, — сказала я немного самодовольно, взяв чашку в свою руку. — Девушка, которая была обещана другому, сбегает со своим возлюбленным, и брошенный ею жених выслеживает и убивает их, но они воскресают птицами.
Я прикоснулась подушечками пальцев к двум синим птицам, их клювы были сцеплены в всевечном поцелуе. Несмотря на то, что я начала излагать историю без энтузиазма, просто лишь для того, чтобы доказать, что я знала столько же, сколько и он, моя рука задрожала, когда я коснулась птиц. Я вспомнила, как мама рассказывала мне эту легенду, и как её голос наполнялся чувствами каждый раз, когда она доходила до момента, где возлюбленные превращались в птиц, как она вкладывала чашку в мои ладони и говорила: «Ничто не сможет удержать влюблённых порознь».
Я почувствовала, как Рэйвен скользнул рукой под мою руку, бережно обхватив мои руки, точно также как моя ладонь убаюкивающе держала чайную чашку. Внезапно моя рука стала ощущаться такой же хрупкой, как изящный фарфор, а моё тело обратилось в пустоту. Другую руку он протянул над чашкой, кончиками пальцев едва коснувшись её ободка.
— Смотри в чашку, — сказал он, его голос был хриплым урчанием у моего уха. — Это наша легенда.
Резким взмахом запястья, он закружил чашкой. Она начала вращаться в моей руке как волчок, только вот когда она должна была остановиться, она начала вращаться ещё быстрее, сине-белые картинки расплылись как притушенные образы, двигавшиеся сквозь снежную бурю, хлопья снега порывами мчали мимо них, настолько обильно и быстро, что я ощутила их жалящие укусы на своих щеках и увидела окруживший меня вихрь снега, такой невообразимый, что я не смогла сказать, наблюдала ли я, как снег вздымался из крутящейся чашки, или находился внутри чашки, созерцая падение снега… или же падала я сама.
Я упала в заснеженный лес. Только рука Рэйвена, всё ещё крепко сжимавшая мою руку, удержала меня от падения на колени в сугроб по пояс высотой. Мы стояли в наполненном снегом лесу. Звонил колокол — не низким, предвещающим опасность, звоном, а сладостным трезвоном, благовещавший отчаявшимся аккордом. «Помните меня, помните меня». Я прищурилась, вглядываясь сквозь метель, и заметила фигуру девушки, ссутулившуюся над большим бронзовым колоколом — девушка была не старше меня, более худая и более хрупкая, и всё же она неотрывно звонила в колокол своими руками, которые были белыми от обморожения и сырыми от крови. Вокруг неё лежали её сестры, каждая близ колокола, и все они были слишком истощённы, чтобы продолжать звонить, а вокруг них…
Я вздрогнула, когда у меня за спиной крадучись прошла тень. Рэйвен сильнее стиснул мою руку, я оглянулась и посмотрела что окружило рощу. Сумрачные воро́ны наводнили деревья, словно второй снегопад был сотворён из пепла. Длинные следы из копоти подсекали стволы деревьев — сумрачные волки бороздили по окраине рощи, стягивая круг по мере того, как колокол Меропы звонил всё слабее и слабее. Был лишь вопрос времени, прежде чем они настигнут её. Даже сейчас тени ползли в её направлении, медленно подбираясь к её плоти. Воро́на спорхнула с ветви и приземлилась рядом с ней, затем и ещё одна, и ещё одна, каждая воро́на подбиралась всё ближе, их когти скребли по снегу, клювы тянулись к нежной плоти… Я подалась к ней, чтобы остановить их, мои ноги ощущались ватными в глубоком снегу, но Рэйвен притянул меня назад.