Блитвуд (ЛП)

Она жестом указала на большой белый саркофаг, к которому мы подъехали. «Мы множество раз проходили мимо него с мамой, разнося головные уборы нашим состоятельных клиентов, — осознала я, — а мама даже не подавала и виду, что её собственная мать живет за пикообразными железными воротами и резным фасадом».
— И устанавливает свои правила, старые правила, — уши мисс Мурхен слегка подёргивались под полами ее шляпы, а её голос выдавал гнев.
Я стала гадать: «Чем же ей навредили старые правила?» Она убрала выбившийся локон под шляпу и посмотрела на меня.
— Часть старых правил влияет на кровные узы. Либо она поступит правильно для тебя… либо я попрошу меня уволить.
Я была так поражена и тронута этим страстным обещанием, что даже не знала, что сказать.
— Спасибо вам, мисс Мурхен, — начала я.
— Зови меня Агнес, — сказала она, сжав мою руку. — Мы, работающие девушки, должны держаться вместе, не так ли?
Затем она вышла из машины и повела нас вверх по мраморным ступеням меж двух мраморных бладхаундов. Мою кожу покалывало, пока я шла между ними, как будто они могли наброситься на меня, если я сделаю неверный шаг.
В верхней части лестницы лакей в ливрее с чёрными, красными и белыми орнаментами придержал для нас дверь. Мы пересекли порог и шагнули на пол, инкрустированный чёрными и белыми бриллиантами. Парадная лестница поднималась вверх до цветного витражного окна с изображением девушки, натягивающей стрелу на тетиву. «Диана на охоте. Ну, по крайней мере, мне пригодились все истории рассказанные мамой», — подумала я, заметив два мифологических произведения искусства в фойе. Скульптура Дианы, стоящей совершенно нагой в центре фонтана. Её лук был направлен в сторону второй статуи — скорчившегося мальчика, которого разрывали на куски дикие собаки. Обезумевшие от боли глаза мальчика смотрели на меня с таким умоляющим выражением, что напомнили мне кого-то. Я подошла поближе и увидела, что рога оленя вырастали из головы мальчика.
— Актеон, — сказала я вслух, поражённая жестокостью статуи. — Диана наказала его за то, что он увидел её голой, и превратила в оленя. Его собственные охотничьи собаки разорвали его на части.
Теперь я вспомнила, где видела это выражение раньше — на лице темноглазого парня, когда он смотрел на ворон, круживших над крышей фабрики «Трайангл Вейст».
— Вижу, что ты усвоила мифологию.
Голос, доносившийся из-за множества открытых французских дверей, прервал мои мысли. Мисс Мурхен кивнула мне, чтобы я прошла через двери в длинную полутёмную комнату. После яркого света в фойе потребовалось мгновение, чтобы глаза привыкли к темноте, и затем ещё несколько минут, чтобы среди покрытых гобеленом диванов, фиолетовых атласных стульев, столов, заставленных старинными безделушками, скульптурами, чучелами птиц и достаточным количеством пальм, сформировавших оазис пустыни, обнаружить говорившую женщину. Не помогло и то, что она была одета в чёрное платье, платье напоминавшее броню. Не помогло также то, что она могла оказаться одной из эбонитовых статуй мавританских слуг, что стояли на коленях по обе стороны от камина, перед которым она сидела. Только небольшое движение подбородка, заставлявшее дрожать её длинные серьги, отличало её от декора.
— Она здесь, миссис Холл, — сказала Агнес, подтолкнув меня кончиком зонта. — Мистер Гринфедер был прав. Они держали её в «Бельвью» в отдельной палате.
Я направилась к миссис Холл — я не могла думать о ней, как о своей бабушке — мои ноги дрожали на этом толстом ковре. Её блестящие глаза, подобные чёрным бусинам, были сосредоточены на мне. Когда я оказалась в нескольких фунтах от неё, она подняла руку в перчатке и сделала жест, чтобы я остановилась. Затем она подняла лорнет, который был прикреплён к длинной цепочке на её шее, и осмотрела меня с головы до ног.
— Вы уверены, что нашли нужную девочку, мисс Мурхен? — спросила она высоким и властным голосом. — Она не похожа на Эви, — при упоминании имени моей матери, её подбородок чуть дрогнул. — Она такая… худая.
 
— Подозреваю, они не очень хорошо кормили её в «Бельвью», — колко ответила Агнес, которая незаметно подкралась ко мне со спины. — Но я вполне уверена, что это дочь Эви. Посмотрите на её волосы, мисс Холл. Они в точности как у Эви.
Агнес ещё раз меня немного подтолкнула, и я оказалась в нескольких дюймах от миссис Холл. Та подняла дрожащую руку к моим волосам и перебрала прядь высвободившихся волос. На мгновение её рот напрягся, когда она посмотрела в мои глаза.
— Хмм… они более тусклые, чем у Эви, но да, сейчас я вижу сходство. У неё, в самом деле, нет телосложения Эвангелины. Эта одежда как лохмотья висит на ней.
— Хотите, чтобы я назначила встречу с мисс Джейнвэй?
Миссис Холл фыркнула.
— Было бы неплохо. Она слишком высока, чтобы поместиться в старую одежду Эви. Иди сейчас, — приказала она Агнес, которая сжала мою руку, прежде чем вышла из комнаты. — Скажи Кэрри, что она должна немедленно этим заняться и выбрать одежду, подходящую для её интервью.
«Моего интервью?»
Когда миссис Холл снова на меня посмотрела, лорнет забалансировал на её длинном узком носу, я набралась смелости благодаря рукопожатию Агнес.
— На самом деле, — сказала я, — я такого же роста, как и мама. Она измеряла меня в мой день рождения, — мысль, что это был последний день рождения, который я провела с мамой, истощила мою смелость и заморозила горло.
Миссис Холл опустила лорнет и посмотрела на меня.
— Ну, возможно, это я усохла. Ты похожа на гиганта. Сядь, пока мне не пришлось напрягать шею, глядя на тебя.
Она махнула лорнетом в сторону скамеечки у её ног. Я опустилась на неё, рядом со статуей стоявшего на коленях Мавра, чьи глаза говорили: «Берегись или закончишь как я, застыв навек в ногах Медузы». Осознание того, что все статуи в комнате могли быть живыми существами, замершими под чёрным пристальным взглядом моей бабушки, только увеличило мой страх. Что если я начала бредить? Она посчитала, что я должна быть в сумасшедшем доме. Может быть «интервью» именно для этого? Для другого сумасшедшего дома?
— Ну, — сказала миссис Холл после того как тщательно меня осмотрела. — Ты не унаследовала красоту Эви, но возможно это и к лучшему. У тебя есть какое-то образование?
Я постаралась не показать, что меня задело высказывание о том, что я не так красива, как моя мама. Конечно, я знала это. Вместо богатых каштановых волос как у мамы, мои были бледной и слегка изнеможённой версией. В отличие от изумрудно-зелёных глаз мамы, мои были мутно-карие, некого среднего оттенка между серо-голубым и оливково-зеленым, как будто природа так и не смогла решить, какого цвета должны были быть мои глаза. Даже черты моего лица были немного расплывчаты, не хватало резкости классического профиля моей матери. Но, по крайней мере, моя мать передала мне что-то.
— Мама учила меня латыни и греческому языку, мы вместе читали книги и обсуждали их. У неё был абонемент в библиотеку Астора, даже при том, что мы его с трудом могли себе позволить, и в свободное время мы читали там или в филиалах Сьюард и Хадсон Парк Нью-Йоркской публичной библиотеки… — я понизила голос, вспомнив какие необычные книги запрашивала мама в библиотеке, вызывая странные взгляды библиотекарей. Но я не упомянула этого бабушке.
— По вечерам, пока она мастерила шляпы, я вслух читала для неё.
Я возродила в памяти, как тонкие белые мамины руки порхали среди лент, бусин и перьев, и почувствовала острую боль, поняв, что коробка с её ремесленными вещицами, которую я хранила после её смерти, должно быть, канула в лету. Хозяйка без сомнения продала её, когда увидела моё имя среди погибших.
 
— Но у тебя не было нормального образования?
— Мы слишком часто переезжали, и это не позволяло мне ходить в обычную школу.
— Несомненно, это для того, чтобы держать втайне от меня твоё местонахождение. Так и было, пока мой детектив не обнаружил твоё имя среди погибших в пожаре, тогда-то я и узнала, что ты была в Нью-Йорке. Представьте себе, моя внучка работала на сгоревшей фабрике с простыми работягами!