Мастера детектива. Выпуск 12

— А чем собираешься заняться?
— Придется уехать на несколько дней. Может быть, даже немного пострелять.
— Пострелять? В апреле? Да в такое время стрелять просто не в кого.
— Мне обещали, что кто–нибудь да найдется.
  
Глава 3
 
На следующий вечер в половине одиннадцатого я сошел с поезда в Кемпере. Готовясь к поездке, я переоделся в новый коричневый пиджак, голубую рубашку из швейцарского хлопка, похожего на шелк, и темно–серые брюки, а сверху накинул серо–голубой дождевик. Вдобавок я успел коротко постричься.
У меня и в мыслях не было изображать из себя пижона, просто я хотел выглядеть как типичный француз и надеялся, что если жандармы получат приказ разыскивать высокого худощавого сорокалетнего англичанина, то на меня они обратят внимание в последнюю очередь. С другой стороны — не настолько типичным французом, чтобы, все–таки остановив меня, они бы заинтересовались, зачем французу английский паспорт: у меня не было времени, чтобы раздобыть поддельный.
На мой взгляд, получилось довольно похоже, хотя кое в чем я мог и ошибаться. Но, подумав, решил, что здесь свою роль могут сыграть медные пуговицы — размером и толщиной они были с собачьи бисквиты, а кроме того, на них был отштампован какой–то геральдический крест, который мог принадлежать только собаке. Я очень гордился своими пуговицами — французы носят такие, поскольку уверены, что такова английская мода.
Ночь выдалась пасмурной: городские огни отражались в низко нависших облаках, а привокзальная площадь была все еще мокрой после недавнего дождя. Прямо напротив вокзала находился длинный ряд ресторанов: найдя нужный, я вошел.
Внутри было занято только пять столиков, и на всех стоял кофе или коньяк. Нахмурившийся официант направился ко мне, видимо, собираясь объяснить, что они закрываются. Не теряя времени, я отыскал глазами человека, сидевшего в одиночестве, и спросил его:
— Je m'excuse, mais n'avez vous pas vu une jeune fille avec… [15]
— Все в порядке, приятель, — ответил тот. — Садитесь. Я — Харви Ловелл.
— Льюис Кейн, — представился я и сел, слегка кивнув официанту. Тот с негодованием отвернулся.
— Хотите выпить? — спросил Ловелл.
— «Марк», [16] если здесь его подают.
Он щелкнул пальцами.
— Один «марк».
— А вы?
Он быстро покачал головой.
— Не сегодня.
Дожидаясь официанта, мы молча разглядывали друг друга.
Это был мускулистый блондин с коротко подстриженными курчавыми волосами, на несколько лет моложе и на пару дюймов ниже меня, одетый в серый спортивный пиджак в мелкую красную клетку, темные брюки и черный галстук–плетенку. Но не одежда, а его лицо приковывало внимание в первую очередь. Оно принадлежало человеку, смирившемуся с тем, что в его душе постоянно происходит некая тайная мучительная борьба. У него были полные плотно сжатые губы и голубые глаза которые то быстро перебегали с места на место, то застывали на одной точке. Все остальное состояло из морщин: две глубокие складки на щеках, словно траншеи, тянувшиеся от носа к подбородку, мешки под глазами, морщины на лбу. Глаза его выражали безмерную усталость и полное равнодушие к окружающему. Это было лицо человека, еще не видевшего ад, но вполне к этому готового.
Я достал сигареты и протянул ему пачку. Не знаю, может быть, у меня просто разыгралось воображение, по крайней мере я надеялся, что так и было: профессиональному телохранителю тонкая и восприимчивая душа нужна не больше, чем жестяные протезы вместо рук.
Харви отрицательно покачал головой и левой рукой вытащил сигарету из лежавшей на столе пачки «Житана».
— Какой у вас план? — спросил он.
— В полночь я забираю машину. В два часа мы с вами должны быть в бухте Одьерн: фонариком подаем сигнал яхте. Маганхард высаживается на берег, и мы отправляемся.
— По какой дороге?
— В любом случае нам придется проехать через Тур, а после я бы выбрал южную трассу: Бурже — Бург — Женева. Думаю, к середине завтрашнего дня мы можем быть в Женеве, а оттуда до Лихтенштейна всего шесть часов пути.
 
Он задумчиво кивнул.
— А вам что–нибудь известно о тех, кто будет пытаться нам помешать?
— Мерлен и сам толком ничего не знает. Это каким–то образом связано с бизнесом Маганхарда в Лихтенштейне: похоже, эти ребята хотят прибрать его к рукам. У него какие–то дела с «Каспар АГ».
— АГ?
— Грубо говоря, Aktiengesellschaft означает «корпорация». «Каспар» это крупная торговая и акционерная компания, которая контролирует большинство фирм, выпускающих электронику в этой части Европы — во Франции, Германии, Италии и так далее. Фирмы производят продукцию и продают ее «Каспару» по себестоимости. Они не получают никакой прибыли, а стало быть, и не платят налогов. «Каспар» выбрасывает товар на рынок и забирает себе всю прибыль. А в Лихтенштейне не существует настоящего налога на прибыль, так что они нигде не платят налогов. Идея не новая.
Официант принес мой заказ. Дождавшись, когда он отойдет, Харви сказал:
— Непонятно только, что от этого выигрывает Лихтенштейн.
— Небольшие таможенные пошлины на марки, невысокие государственные налоги и кучу работы для местных юристов. — Я отхлебнул из рюмки. — Они получают крохи от огромного пирога, к которому в противном случае не смогли бы подступиться. Насколько мне известно, по последним данным, в Лихтенштейне зарегистрировано шесть тысяч иностранных фирм.
Его щеку медленно исказила кривая гримаса: видимо, так он улыбался.
— А я–то думал, что они живут только за счет выпуска новых почтовых марок. — Он загасил окурок в пепельнице. — Я слышал, что нас будет разыскивать и полиция.
— Если они узнают, что Маганхард во Франции, хотя Мерлен говорит, что не должны. Но если да, то давайте договоримся сразу, — я в упор посмотрел на него, — в полицейских не стреляем.
Некоторое время Харви молча разглядывал меня, почесывая кончик носа указательным пальцем.
— Так–так, — наконец тихо произнес он. — О'кей. Я собирался сказать то же самое. — Он заметно оживился. — Значит, легавых не убиваем. Но у нас может возникнуть проблема, если ребята, которые пытаются влезть в бизнес Маганхарда, настучат полиции, что он здесь. Тогда для них нет никакого риска и хлопот.
— Я уже думал об этом, — признался я. — Похоже, мы еще многого не знаем об этой работе.
* * *
Около одиннадцати мы вышли из ресторана. Снова начался дождь медленная ровная изморось, которая судя по всему могла продолжаться часами.
— Вы сняли комнату? — поинтересовался Харви.
— Нет. Не хотел заполнять бланки и вписывать свое имя.
— Тогда нам лучше пойти ко мне.
Я пристально посмотрел на него в свете фонаря. Он криво ухмыльнулся.
— Я прихватил с собой другой паспорт. На чужое имя.
Дойдя до его отеля, расположенного неподалеку от реки, мы незаметно поднялись к нему в номер. Это была чистая и скудно обставленная комнатка, наделенная не большей индивидуальностью, чем дохлая мышь. Харви сел на кровать, предоставив мне на выбор журнальный столик и стул. На вид ни тот, ни другой не годились для того, чтобы на них можно было сидеть. Пока я нерешительно топтался на месте, он достал из–под кровати старую матерчатую сумку с эмблемой авиакомпании «Эр–Франс» и вытащил оттуда скомканную черную шерстяную рубашку. Когда он развернул ее, я увидел короткоствольный револьвер в кобуре с какими–то сложными на вид креплениями.
— Извините, мне нечего предложить вам выпить, — коротко сказал Харви и, закатав правую штанину, начал привязывать кобуру между икрой и лодыжкой. Я пересек комнату и взял револьвер с кровати.
Это был пятизарядный «смит–вессон» с двухдюймовым стволом, ничем не отличавшийся от самого обыкновенного маленького револьвера, за исключением того, что деревянная рукоятка была толще обычной, чтобы его было удобнее держать. Но даже она не выглядела какой–то особенной: на ней отсутствовала тщательная отделка с выемками для каждого пальца. Все правильно, рукоятки с выемками предназначены для бездельников, которым некуда спешить и которые палят из револьверов только в тире по субботам.