Искры на ветру (СИ)
Впрочем, стоило карлику оглядеться, как он сам ответил на свой вопрос. Взглянув на галерею, нависавшую над садом, он успел заметить рыжие волосы и край зелёного платья, а вскоре и услышал шаги их обладательницы.
Королева Мередит одна из немногих при дворе не выказывала к шуту ни симпатии, ни злобы, предпочитая его просто не замечать. Самое большее, на что Тилль мог рассчитывать, — это мимолётный безразличный взгляд, будто бы королева считала шута недостойным даже малой толики своего презрения.
В народе королева слыла как самой прекрасной женщиной на свете, так и самой большой в мире стервой, и за последние годы Тилль убедился, насколько правдивы обе эти оценки. Первое время пребывания в замке он пытался развеселить или хотя бы задеть её самыми разнообразными выходками. Разумеется, поступать с королевой так же, как с остальными придворными, он права не имел, вместо этого отыгрываясь на тех, к кому Мередит испытывала симпатию или неприязнь. Но ничто из этого не привело ни к какой реакции, кроме того самого взгляда полного безразличия.
Лишь однажды шут добился желаемого. Как-то он сказал Тоби, знакомому поварёнку из замковой кухни, что королева настолько холодна, что он порой удивлялся, как его величество вообще смог зачать с ней дочь и ничего себе не отморозить. Тоби хохотал взахлёб и через несколько дней об этой шутке знал весь замок. А потом Тилль узнал, что во время очередного похода на рынок поварёнка жестоко избили, ограбили и отрезали ему язык. Конечно, это могло быть совпадением, мало ли что происходит в большом городе, если бы следующим утром шут не обнаружил перед дверью своих покоев окровавленный шёлковый свёрток. Развернув его, Тилль увидел кусок мяса, в котором с ужасом узнал человеческий язык, а в пропитанной кровью ткани — шёлковый платок королевы. С тех пор все шутки карлика о её величестве не уходили дальше его собственных мыслей.
Королева Мередит неспешно шагала, сложив вместе плотно обтянутые рукавами руки, а подол платья позади неё скользил зелёными волнами. Шёлковый пояс с золотой пряжкой стягивал изящную талию, а тонкая золотая диадема с холодными каплями изумрудов скрепляла разделённые на пряди волосы цвета закатного солнца. У неё было лицо женщины, чья красота совсем недавно преодолела свою наивысшую точку и теперь медленно, но неотвратимо угасала, однако даже теперь лишь безумец не признал бы её прекраснейшей из обитательниц Чёрного замка.
Обычно её сопровождали или фрейлины, или личные стражники дома Русвортов, или и те, и другие, но на сей раз королева вышла в сад одна. Когда она остановилась у беседки, старик-имперец вскочил с места так резво, будто внезапно помолодел на полсотни лет.
— Приветствую, ваше величество, мы как раз заканчиваем урок, — проговорил он, вложив, наверное, всё подобострастие, на которое был способен. — Смею заметить, ваша дочь проявляет завидное умение в овладении ригенским языком. Если вам угодно присутствовать…
— На сегодня урок окончен, — ответила королева. — Оставьте нас, мастер Виттенберг.
Старик хотел было сказать что-то ещё, но вместо этого почтительно склонил голову и поспешил удалиться, едва не забыв на столе книгу. Королева проводила его взглядом и опустилась на скамью беседки рядом с принцессой.
— Ты всё видела, матушка? — тихо спросила принцесса.
— Видела и слышала. Не помню, чтобы тебе нанимали учителя сквернословия.
— Я услышала это по пути в храм на прошлой неделе! — тут же нашлась Мерайя. — Экипаж ехал мимо лавки, и кто-то бранил лавочника за несвежую рыбу. «Чёрта лысого я у тебя куплю, а не угря!» — так оно и было.
Тилль восхищённо усмехнулся про себя: так ловко врать он принцессу не учил.
— Пусть так, — вздохнула королева, — но принцессе не пристало выражаться, как портовой девке…
Шут еле слышно хихикнул от мысли, откуда её величеству известно, как выражаются портовые девки, и он больно ущипнул себя за нос, чтобы сбить смешок. Выдавать себя было нельзя.
—…и мне больше интересно, что именно вызвало у тебя такое негодование?
Мерайя молчала, отведя глаза, но всё-таки сдалась под выжидающим взглядом королевы.
— Матушка… — неуверенно начала принцесса, — Обязательно ли принцессе выходить замуж?
— Но как же иначе ты родишь дитя? — не было похоже, что этот вопрос удивил королеву. — Всякая добродетельная девушка должна сочетаться браком пред ликом богов и людей.
— Да, я помню, матушка Фрида часто читала мне «Триединый путь». В качестве наказания.
— Эта книга — проводник божественной мудрости. Бесценный дар богов смертным, переданный через святого Готфрида, — возразила королева и добавила с лёгкой улыбкой: — Но написана так нудно, что я в своё время её тоже терпеть не могла.
Мерайя хихикнула и перестала терзать перстень.
— Но разве в этом единственное предназначение принцессы? Рожать мужу детей?
— Быть матерью — счастье. Когда ты родилась, не было на свете женщины счастливее меня…
— У Алибет, служанки, что меняет мне простыни, семеро детей, — перебила принцесса. — Она совсем не выглядит счастливой, скорее, усталой и растолстевшей. А однажды, когда у неё заболела спина, она вполголоса кляла за это собственных дочерей.
— Уверяю, дорогая моя, с тобой такого не случится. К твоим услугам лучшие лекари и повара мира. К тому же, тебе вовсе не придётся менять простыни и надрывать спину. Да и семерых детей от тебя не требуется. Достаточно будет, если ты подаришь мужу нескольких здоровых сыновей.
— Значит, всё-таки в этом моё предназначение? Рожать сыновей? — печально вздохнула принцесса. — Мне просто хочется… Хочется быть счастливой. По-настоящему счастливой.
Королева улыбнулась и придвинулась ближе к дочери, приобняв её за худенькие плечи, а обычно беспощадный взгляд её тёмных зелёных глаз сделался вдруг удивительно мягким. Тилль настолько редко видел подобные эмоции на лице королевы, что эта улыбка показалась чем-то неправильным
— Пойми, Мерайя, наш мир полон зла и опасностей, и лишь принцессы ограждены почти от всех них, поэтому они самые счастливые девушки в мире. Отцы берегут их, как зеницу ока; менестрели слагают песни об их красоте, а рыцари посвящают им победы. Помнишь турнир в честь твоих именин в десять лет? Сир Болдвин Гримвуд выбил сира Оуэна Мэйса из седла и…
— И объявил на всё ристалище, что посвящает эту победу мне, — Мерайя закончила фразу за мать. — Боги! В тот момент я думала, мои щёки сгорят от смущения. Он же был совсем старик, а ты велела мне бросить ему тот венок с ленточками.
— Так уж устроены мужчины: они будут делать для тебя всё до тех пор, пока думают, что могут что-нибудь от тебя получить. Так, например, можно выменять благосклонность на преданность, улыбку и обходительность на помощь в трудный час, а уж если ты подаришь мужчине сына, то он даст тебе всё, что угодно. Разумеется, в пределах его возможностей. Именно поэтому мы с отцом стремимся выбрать для тебя подходящую партию. Того, кто сможет дать тебе всё, о чём ты мечтаешь.
Но королеве было невдомёк о чём действительно мечтает её дочь. Иногда во время уроков истории верховный книжник, магистр Илберн, заводил речь о выдающихся женщинах: о королеве Лире Рейнар, что укрощала драконов; о леди Ангасте, которая, встав во главе войска, отбила возлюбленного, захваченного в плен эльфами, или, наконец, о Кэйлинн Русворт, её дальней родственнице, что в молодости получила прозвище «Королева пиратов», прошла через множество приключений и сумела дожить до девяноста девяти лет. Такие истории Мерайя слушала, затаив дыхание, с восхищением и блеском в глазах.
Сейчас же, хоть девушка и улыбалась, слушая слова матери, но её взгляд был печален. Да, принцесса действительно превосходно научилась изображать интерес, и лишь тот, кто постоянно и внимательно наблюдал за ней, мог понять, что на самом деле таится в её маленьком сердечке.
— Почему же тогда ты не родила отцу сына? — спросила принцесса, и королева ответила незамедлительно, будто ожидала такой вопрос.