Отдельный 31-й пехотный (СИ)
Я снова лежу на спине и гляжу в потолок. Спальный вагон уровня комфорта «люкс» оборудован новейшими электрическими лампами… вернее — одной лампой. Которая видимо работает от генератора, который в свою очередь барахлит. И эта лампочка светит азбукой морзе — то поярче сделается, то снова потускнеет.
— Теперь-то ты в состоянии говорить? — спрашивает меня полковник, которая сейчас Машенька. Простыни на ней нету вовсе, где-то на полу сейчас простыня валяется, никакого желания ее искать нету, жарко нам. Она лежит совершенно голая, не стесняясь своей наготы, забросив на меня ногу и проводя пальцем по груди.
— Угу — отвечаю ей я. Хорошо, что в перерыве всех этих языческих ритуалов плодородия — к нам постучалась красная как варенный рак валькирия Цветкова и принесла ужин. Обед мы с полковником пропустили, потому как я продолжал пастись среди лилий и лотосов, считая каждый изгиб ее тела, вдыхая ее аромат и обладая женщиной…
— Ну так вот, господин Стальной Стержень и Паровой Двигатель. Хм… вот чжурские всадники тебя назвали Неуязвимый Отшельник, а надо было — Неутомимый Ебака. Видели бы они твои настоящие подвиги — размышляет она, выводя пальцем у меня на груди какие-то узоры: — хотя, справедливости ради надо заметить, что этот титул — самое страшное твое оружие. И если бы ты перетрахал всю чжурскую конницу — принц Чжи нипочем тебе пайцзу не пожаловал бы. Всех коней бы им испортил. И принца. Или, например эту девицу из СИБ. Признавайся, хотел ее завалить? Чтобы она на коленях перед тобой стояла, вся такая покорная и на все согласная?
— Интересные у тебя фантазии — замечаю я: — но мне нравится, продолжай. Я так понимаю ты тут про эксперименты в постели?
— Пфф… — фыркает она и переводит тему, не отрывая своего пальца от моей груди: — вот ты говорил что я — лечить умею, да?
— Разве не так? Ты и себя и остальных… — начал было я, но тут ее палец уткнулся мне в грудь и застыл.
— Пятое ребро — говорит она: — коста, сердечная мышца, кардиа, легкое, пулмо… соединительные ткани — текстус коннективус… позвоночник… колумна вертибралис… я знаю все, что у человека внутри и я могу управлять этим. Смотри — она поднимает свою руку и в мерцающем свете электрической лампочки под потолком — я вижу, как у нее под кожей начинают бугриться мышцы, преображая женскую руку в конечность, которой сам Халк не постыдился бы. Она сжимает пальцы, разжимает их и я вижу, как ее ногти — растут, превращаясь в острые лезвия. Лезвия блестят в тусклом свете и кажутся очень и очень острыми. Волнительно… волнительно видеть как женщина, с которой ты лежишь в постели — превращается в такое.
— Я не умею просто лечить. Я управляю организмом. Своим. А если прикоснусь и получу внутреннее согласие на вмешательство — то и чужим. — говорит она и ее рука снова принимает прежний вид.
— Очуметь — говорю я и сажусь на кровати: — Это просто… я слов не могу подобрать! Это же…
— Да, да, я знаю, что я невероятна — отмахивается она: — Высший Родовой Дар, как-никак. В отличие от этих, которые заклинания у Церкви клянчат, я могу…
— Да! Ты можешь! Ты… ты же можешь сиськи больше сделать⁈ Или меньше? Или попу? А… и остальное!
— Уваров!
— Давай сперва с сиськами попробуем! О! А щупальца? Ну, как у осьминога? Не, не, не… хвостик. Ушки! Как у котенка! И глаза! И…
— Уваров!
— А если скажем… ну вот говорят, что в постели — нет границ. Я в теории… теоретически. Ведь ты можешь, скажем… дополнительные отверстия и… эй! Ты чего дерешься!
— Уваров, ты невозможен! Я тебе про Высший Родовой Дар, а ты!
— Так и я про то же! Его же использовать можно! Это ж какие возможности открываются! Маша, Машенька, я тебя научу, я тебе все покажу, у меня столько идей…
— Отстань! Все! Нет, я сказала! Как старшая по званию… оох… я же еще чувствительная после прошлого раза! Прекрати…
— Твой ротик говорит «нет»…
— Я убью тебя, Уваров!
— Хорошо. Твой ротик говорит «я убью тебя, Уваров», а твое тело…
— Клянусь, я тебя убью… подушкой во сне задушу… аах… ну… пожалуйста… оох… нежнее… пожалуйста нежнее…
Я снова гляжу в потолок, но на этот раз тусклая электрическая лампочка едва видна. Курить в купе, наверное, нельзя, но табличек я нигде не видел, а Мещерская твердо заявила, что в тамбур она сейчас не пойдет, потому что вообще ходить в ближайшее время вряд ли сможет.
Потому я смотрю вверх, вглядываясь в клубы дыма, которые выдувает полковник из своей трубки. Она сидит рядом со мной по-турецки и курит.
— Имей в виду — говорит она мне: — я на твои увеселения уже третье тотальное исцеление использовала. Это как если бы я в общевойсковом бою трижды человека с того света вытаскивала.
— Это потому, что ты меня не слушаешь — отвечаю я: — ты же не лекарь. Ты — метаморф. Ты умеешь телом управлять. Вот и измени соответствующие органы у себя. Сделай все там более крепким, упругим, способным выдерживать нагрузки и конечно же добавь нервных окончаний.
— Чтобы я с ума сошла? Ну нет. И потом… мне кажется, что это тебя только спровоцирует. Ты ж как ребенок — если стало прочней, то обязательно на разрыв проверить надо. Нечего. Просто будь нежнее. И осторожнее, это со мной ты так… а если с обычной девушкой? Ты ж ее порвешь. Или сотрешь.
— Ты совершенно зря отказываешься экспериментировать. О! Мне в голову мысль пришла… — я окидываю ее подозрительным взглядом: — если ты умеешь управлять своим телом… значит ли это что я твоего настоящего тела и не видел? И что ты себе Высшим Родовым Даром такие вот формы сделала? А может у тебя… хм…
— Что⁈ А ну возьми свои слова обратно! — кидает в меня подушкой полковник: — ты чего⁈ Я такая, какая есть! Это… ну выросло, само. А я бы… — она закрывает глаза и сосредотачивается, ее грудь мгновенно надувается на размер…
— Ого! Так и оставь! — тут же подскакиваю я: — а дай потрогать!
— Отстань!
— Ну пожалуйста!
— Ну… разве что разок…
— Можно так и оставить?
— Как я потом в китель влезу?
— Китель можно новый купить…
— Уваров! Нет! Я сказала нет! Ты вообще слова понимаешь, кобель озабоченный⁈
— Но, Машенька!
— Надо тебе любовниц завести. Надо сюда эту Лан притащить, пусть тоже страдает, чего я одна отдуваюсь…
— А это мысль! А ты можешь щупальца при этом вырастить? Мы ее будто изнасилуем щупальцами! Смотри, есть такая штуковина как тентакли…
— Уваров!
— Ай! Нет, мне не больно, но обидно! В постели и на войне нет правил, нет границ! Пуританка!
— Вот тут граница и с этой стороны никаких тебе щупалец или кошачьих ушек! Отстань! Извращенец! Нет и нет!
— Твой…
— Еще раз услышу про «твой ротик говорит нет» — клянусь, я найду способ тебя убить, Уваров! Я тебя мухоморами отравлю!
Когда я открываю глаза в очередной раз — я сразу понимаю, что все не так. Холодно, пар идет изо рта, холодно и темно. Сперва я не понимаю, что произошло и почему рядом нет теплого тела и цветочного аромата, а потом. Потом я вскакиваю на ноги. Глаза привыкают к темноте, и я вижу, что не так уж и темно, что светит луна и что в свете полной луны на заснеженном поле идет бой. Грохочут выстрелы и вверх ударяют столбы пламени. На поле, под светом луны — грузно ворочается темная туша, изрыгающая огонь.
Но не эта странная картина приковывает мой взгляд. Пышущий огнем дракон и темные тела вокруг него, полная луна в небе, грохот выстрелов и рев пламени — это все сразу уходит на второй план, как только я понимаю, что я сижу в остатках разодранного словно лепестки цветка спального купе вагона люкс, что у меня в ногах — смятые простыни, а среди простыней — белая, шелковая ночнушка, которую я видел на шее у полковника Мещерской.
Маша! Мария Сергеевна! Я вскакиваю на ноги и оглядываюсь. Где мой полковник⁈ В мгновение ока я собираюсь и выстреливаю в небо, оглядываясь в прыжке. Вижу ниточку железной дороги, вижу наваленные деревья на железнодорожном полотне, вижу развороченные вагоны, тела возле них. На поляне — отбивается от группы вооруженных людей и парочки огненных магов — самый настоящий дракон! Марии Сергеевны нигде не видно, ни в кителе, ни без него. Или я просто ее не вижу?