Тело, душа и магия (СИ)

Лишь одно важно — Ив. У Джанта есть одна цель. За неё и стоит уцепиться.
— Признаю, ты поступил храбро.
Звучный голос Лихо пробудил Джанта от дрёмы с открытыми глазами. Он вспомнил, что они вдвоём остались в лагере, пока Светозар — по его словам, прирождённый охотник — делал обход.
Взор тут же наткнулся на костёр — голубой, ведь Джант его разжёг своей магией. И, несмотря на то, что жаркий огонь дарил тепло их небольшой полянке, внутри царил холод. Подступающие из-за высоких деревьев тени пуще прежнего леденили душу.
— Спасибо, — пробормотал Джант, поворачиваясь к Лихо. Она сидела вразвалку, откинув ушастую голову назад. — Но с чего бы такие откровения?
— А сама не знаю. Просто посчитала нужным тебе сказать, что я уважаю тебя. Даже я там струхнула.
— Уважаешь, просто потому что я спасал наши задницы? Да ладно, — усмехнулся Джант. — Тебе что-то нужно от меня?
На этот вопрос Лихо встрепенулась. Хвост её вильнул так, что собрал собой весь налетевший от костра пепел.
— Мне? С чего бы? — отвела взгляд она. — Я привыкла быть самостоятельной. И что такого в безобидной похвале?
— Ничего. Не верится просто.
— Вот такие вы, пуринишки… С вашим лицемерием не видеть бы бревна в своём глазу.
Джант не стал реагировать. Вроде бы игра в молчанку сработала, пока они добирались сюда. Вот и сейчас должна сработать.
Но, к его неожиданности, неловкая тишина привела совсем к иным последствиям.
— Прости… Мне быть озлобленной гораздо легче, чем добрячкой.
Лихо поджала ноги, задумчиво всматриваясь в пляшущие пламенные язычки костра. И Джанту оставалось лишь недоумённо глядеть на её вдруг поджавшуюся фигуру. Наверное, нужно было отговориться, отмахнуться, она ведь не уставала оскорблять его и на корабле, и в дороге. Но глубоко внутри Джант чувствовал, что не сможет наплевать на чужую искренность. Чей бы она ни была.
— Я понимаю. Тоже долгое время был один.
— Ты же директоров баловень, — неубедительно усмехнулась Лихо. — С чего бы тебе быть одиноким?
— Наставник всегда был занят, приходил, только когда ему что-то было нужно. — Прежде чем продолжить, Джант на секунду задумался, стоит ли. Но не мог умолчать, когда от него явно просили честности. — За мной частенько присматривала Сэчико. Она была мне как бабушка.
Джант на мгновение замолчал, Лихо не стала ничего спрашивать. Её ухо обернулось к нему, но её неспокойно качающаяся фигура выдавала её невнимательность. И Джант было собирался вновь заговорить, как Лихо его перебила:
— Знаешь, в Академии не принято рассказывать о прошлом, но была не была, — повела ушами она. — У меня вот никого не было, знаешь? Росомахи часто бросают своих детей на произвол судьбы, а в Белокаменную Твердыню наше племя зачастую не пускают, так что… Я вырастила себя сама. И я довольна тем, что вышло.
Лихо так показательно гордо выпятила грудь, причём до того извернулась, что Джант незамедлительно понял: притворяется. До этого ничто не мешало ей показывать собственную важность иными способами, и её теперешний жест казался по-детски наигранным.
— О, рассказываешь Джанту, как побиралась на улице вся в блохах?
От неожиданности даже Джант дёрнулся. Но это всего лишь Светозар, словно слившийся с тенями. Джант бы не удивился, если бы у этого ублюдка обнаружились корни теневых нимф: так эта стихия шла его чёрным, как сама Пустота, глазам.
— А тебя кто-то звал, маменькин сынок? — опасно сощурилась Лихо.
— Знаешь, Джант, а она ведь однажды при мне кричала от страха в кровати, прямо мне на ухо, — как бы дружелюбно толкнул его Светозар. — Что-то там про «яму»…
— Замолчи! Заткнись! — вскрикнула Лихо, выпуская когти.
Джант понял: надо прервать их перепалку, пока весь лес не сбежался посмотреть на драку бывших любовников.
— Меня не очень интересуют подробности вашей личной жизни, — сказал он вполголоса. — И, да, ведите себя потише, детишки. Мы и так развели огонь, не хватало ещё, чтобы какая-нибудь ещё тварь приползла на голос.
— Просто этот маленький подзаборный пёс выводит меня из себя, — уже тише прохрипела Лихо. — Прибой, ты не прожил ни дня без того, чтобы тебя кто-нибудь да опекал. Сначала твои родители холили и лелеяли тебя, их дорогого и единственного, потом за тебя вступилась эта жалкая Ива…
 
Джант было хотел ответить за «жалкую Иву», но его неожиданно опередил Светозар:
— В отличие от тебя, Ива по-настоящему понимала меня. Ты же просто не способна понять, что у других тоже бывают трудности, ты лишена всякого сострадания. Наверное, поэтому тебя никто и не любит — тебе нечем ответить.
Лихо дрогнула. На миг — такой мимолётный, что Джант, моргнув, мог бы его пропустить — в её глазах промелькнула растерянность. Но тут же — теперь казалось, что прежняя Лихо была лишь виде́нием, иллюзией — она с силой сжала зубы.
— Я хотя бы не такая двуличная тварь, как ты.
С этими словами она вскочила с места и, виляя пушистым хвостом, направилась к палатке. Что-то в ней казалось неправильным, что-то побуждало Джанта остановить её, не дать сбежать.
— Постой, Лихо! — вдруг воскликнул он, сам не понимая, что должен ей сказать.
— Что? — обернулась она.
Разочарованная, повесившая руки. Её ладони дрожали, а глаза — покраснели. От злобы или от слёз — Джант более не знал.
— Не говори так о себе, — удивительно по-доброму отозвался он. — Все могут любить. И у всех нас найдётся кто-то, кто нас полюбит.
— И зачем ты мне это говоришь? — спросила Лихо так, будто ей уже не терпелось уйти.
— Просто… это ведь самое сильное чувство. Любовь. Она спасает. Не сдавайся, Лихо. Всё придёт.
Джант искренне улыбнулся, сконфуженный и смущённый. Он ведь никогда не думал очутиться в роли мудреца и наставника. Но и оставить кого-то на произвол судьбы — пусть то и была взбалмошная Лихо — он не мог.
— Спасибо, — вдруг тихо отозвалась та и, спрятав взгляд, нырнула под ткань палатки.
А Джант так и остался на месте. Что стоило вынести из этого разговора? Разве слова Джанта на что-то повлияли?
Не так важно. Главное, что Джанта посетило чувство: он всё сделал правильно.
— Как мило, — наконец заговорил Светозар. — Воркуешь, пока твоя невеста в плену? Не волнуйся, я ей всё расскажу.
— Чего ты сказал?
Джант медленно повернулся к ухмылявшемуся шакалишке. Тот, как ни в чём не бывало, смотрел на него, пренебрежительно вскинув подбородок.
— Ничего особенного, — пожал плечами он. — Тебе же Ива уже так, без надобности… Ты ведь даже не вступился за неё, когда Лихо назвала её жалкой. Теперь некому, кроме меня, отстаивать честь милой Ивы…
Что ж, теперь чувство справедливости подталкивало Джанта вспороть глотку этому заигравшемуся ублюдку. Но сколько бы ни чесались кулаки в желании разбить чьё-то лицо, Джант не дал себе спуску. Сделал добро — соответствуй. Лихо ничем не лучше Светозара, и оба заслуживают, может, не сострадания, но спокойствия.
— Можешь говорить обо мне, что хочешь, — наконец выдавил он. — Но прекрати приплетать сюда Ив. Надеюсь, ты достаточно уважаешь её, чтобы не обсуждать за её же спиной.
— О, ясно… Как знаешь. В любом случае, мне, видимо, будет, о чём ей рассказать, — ехидно улыбнулся Светозар. Джант лишь вздохнул в ответ.
— Рассказывай, что хочешь. Только вряд ли она станет тебя слушать.
На этом Джант встал и, игнорируя брошенные ему вдогонку колкости, подхватил ружьё, с которым заступил на своё дежурство вокруг лагеря.
***
Признаться честно, Ива не любила снег. Издалека он казался — словно великолепное виде́ние, произведение искусства — воздушным, изящным и даже немного ласковым. Маленькой зверочке с большими пушистыми ушами казалось, что вот она нырнёт, и белое покрывало нежно укроет её, подобно объятиям матери. Однако стоило приблизиться — стоило опустить крохотную горячую ножку в сверкающую белизну, — как неожиданный холод резко хватался за жар тела и облизывал пальцы ледяным языком. Тогда Ива отрывала стопу и бежала к маме, плача.