Мальчики Из Бразилии

Собаки заходились от лая и рычания.
- Тихо! - крикнул на них Менгеле.
  
Глава седьмая
 
Одним глазом Либерман по­глядывал на стрелку спидомет­ра на приборной доске своего маленького округлого «Сааба», отмерявшего сотни ярдов. Дом Уиллока был в четырех десятых мили от поворота на Олд Бак-роуд - если только он правиль­но разобрался в завитушках по­черка Риты - так что он уже где-то неподалеку. По пути он только один раз остановился зайти в туалет, и сейчас было двадцать минут первого.
Он чувствовал, что разроз­ненные куски головоломки встают на свое место, и все идет прекрасно. Он, конечно, опечалился, услышав, что было найдено тело Барри, но, тем не менее, как ни печально, даже этот факт мог пойти ему на пользу: теперь у него был убедительный весомый факт, который он может выложить на стол в Вашингтоне. И Курт Кохлер прибыл, и дело не только в записке Барри - скорее всего, в ней какие-то важные данные - но и в свидетельстве добропорядочного граж­данина. Конечно, он готов дождаться его и оказать всю помощь, которая в его силах; сам тот факт, что он лично приехал, является доказательством его готовности.
Кроме того, как только ему удастся убедить Уиллока в необходимости находиться под защитой, поскольку ему угрожает опасность, из Филадельфии тут же явятся Гринспан и Штерн с надежной командой ребят. - Си­туация имеет отношение к вашему сыну, мистер Уиллок. К его адаптации. Она была организована для вас и вашей жены женщиной по фамилии Элизабет Грегори, так? И прошу вас верить мне, никто, кроме...
Спидометр отсчитал последнюю сотню ярдов, и впе­реди слева показался почтовый ящик. «СТОРОЖЕВЫЕ СОБАКИ» гласили черные буквы на дощечке внизу, а в верхней части ящика - «Г.УИЛЛОК». Остановив маши­ну, Либерман переждал, пока мимо проедет грузовик, и пересек дорогу. Он повернул рулевое колесо, стараясь не выскочить из глубокой колеи, и грязная ухабистая дорога постепенно стала подниматься наверх между де­ревьями. Днище машины проскрежетало по камням. Ли­берман переключил скорость и поехал медленнее. Гля­нул на часы: почти двадцать пять минут первого.
Скажем, полчаса на то, чтобы убедить Уиллока (не упоминая о генах: «Я не знаю, почему убили отцов мальчиков; но они убиты, вот и все»), а потом еще час, чтобы сюда прибыли ребята Гринспана. Они могут быть тут к двум часам, может, чуть позже. Он же, скорее всего, снимется отсюда к трем и будет в Вашингтоне к пяти, к половине шестого. Позвонит Кохлеру. Он попы­тался представить себе встречу с ним и записку Барри. Странно, что Менгеле не обратил на нее внимания. Но, может быть, Кохлер переоценил ее значение...
Он услышал отчаянный лай собак, когда выбрался на залитую солнцем лужайку перед двухэтажным домом - белые ставни, коричневая дранка на крыше - который стоял под углом к нему; за ним в загоне, обнесенном высокой изгородью, лаяли и носились не меньше дюжи­ны псов.
Он выбрался на вымощенную камнем подъездную до­рожку к дому и остановил машину; поставил коробку передач на нейтраль, повернул ключ зажигания, опустил ручной тормоз. Собаки на задах продолжали лаять. По­одаль от дома в гараже стояли седан и красный пикапчик.
Он вылез из машины и, держа в руках портфель, остановился, глядя на белый ухоженный домик. Органи­зовать тут охрану Уиллока нетрудно; одни только собаки - они продолжали заходиться от лая - чего стоят. Устрашающее зрелище. Правда, убийца может попробо­вать добраться до него где-то в другом месте - в городе или на дороге. Уиллок должен вести нормальный образ жизни, чтобы убийца мог как-то проявить себя. Вот в чем проблема: надо запугать его так, чтобы он согласил­ся принять охрану «Молодых Еврейских Защитников», но не настолько, чтобы он сидел, запершись в доме, и не покидал его.
Он перевел дыхание и двинулся вверх по дорожке, что вела к крыльцу. На дверях был молоток, выполнен­ный в виде металлической собачьей головы, и тут же рядом красовалась черная кнопочка звонка. Он выбрал молоток и дважды стукнул им в двери. Молоток был старым и петли его заедали; удары были еле слышны. Подождав несколько секунд, в течение которых был слышен только лай собак в доме, он положил палец на кнопку звонка, но дверь открылась и на пороге показал­ся человек, меньшего, чем он предполагал, роста, с коротко стриженными седыми волосами, живыми весе­лыми карими глазами, который посмотрел на него и сказал глуховатым голосом:
 
- Вы Либерман?
- Да, - ответил он. - Мистер Уиллок?
Тот кивнул коротким ежиком седоватых волос и при­открыл дверь пошире.
- Входите.
Он оказался в холле, пропахшем псиной, откуда на­верх вела узкая лестница. Снял шляпу. Собаки - судя по звукам, пять или шесть из них, - выли, лаяли и скреблись за дверью в конце холла. Он повернулся к Уиллоку, который, закрыв двери и улыбаясь, стоял пе­ред ним.
- Рад встретиться с вами, - сказал Уиллок, который выглядел щеголеватым и даже нарядным в своей светло-синей рубашке с открытым воротом, закатанными рука­вами, отлично сидящих темно-серых брюках и блестя­щих черных туфлях. Занятия со сторожевыми псами никоим образом не сказывались на нем. - А я уже было стал думать, что вы не приедете.
- Я сбился с направления, - сказал Либерман. - Вам звонила женщина из Нью-Йорка? - С извиняющей­ся улыбкой он покачал головой. - Это я ее попросил.
- Ах, вот как, - ответно улыбнулся Уиллок. - Снимайте пальто. - Он кивнул на стоячую вешалку, где уже висели черная шляпа и пальто, под которым видне­лась грубая коричневая куртка с обтрепанными рукава­ми.
Повесив шляпу, Либерман поставил портфель на пол и расстегнул пальто. Уиллок проявлял к нему гораздо больше дружелюбия, чем ему сначала показалось по телефону - похоже, он в самом деле был искренне рад его видеть - но какие-то интонации его речи противо­речили этому впечатлению. Либерман интуитивно чув­ствовал, но не мог сформулировать, что его беспокоит. Глянув на двери, за которыми бесновались псы, он за­метил:
- Очевидно, их вы и имели в виду, когда сказали: «Полон дом собак».
- Да, - согласился Уиллок, все с той же улыбкой проходя мимо него. - Не обращайте на них внимания. Они всегда так гавкают. Я запер их, чтобы они нам не мешали. Порой люди из-за них нервничают. Заходите. - Он открыл двери справа.
Либерман повесил наконец пальто, подхватил порт­фель и вслед за Уиллоком проследовал в уютную гости­ную. Собаки начали колотиться и скрестись в дверь слева, рядом с черным кожаным диваном, на стене за которым висела коллекция дипломов с разноцветными ленточками среди прочих трофеев, размещенных на де­ревянных панелях стены, где нашлось место и снимкам в черных рамочках. В дальнем конце комнаты размещал­ся каменный зев камина, с рядом кубков на его верхней доске и часами. Окна справа были занавешены белыми портьерами, между которыми размещался старомодный диванчик, а в углу у дверей стояли стул и столик с телефоном и тумбочками в подставке.
- Садитесь, - Уиллок жестом показал ему на диван­чик, располагаясь сам на софе. - И объясните мне толком, почему я понадобился нацистам. - Он сел, аккуратно поддернув брюки. - Должен признаться, что вы меня чертовски заинтриговали.
«Р» прозвучало грубовато. Наконец он понял, что смущало его: добродушный Генри Уиллок передразнивал его, имитируя немецкий акцент в английской речи; ни­чего бросающегося в глаза, но «р» было слишком раска­тисто, а звонкие согласные он явно смягчал. Присев на диван, который скрипнул под ним, он глянул на Уилло­ка, который, расставив ноги и упираясь локтями в коле­ни, с улыбкой смотрел на него, наклонившись вперед; кончиками пальцев он выстукивал дробь по крышке зеленого альбома, лежащего перед ним на столике.
Может, он неосознанно передразнивает его. Случа­лось, Либерман и сам того не подозревая, начинал под­ражать интонациям и ритму речи тех иностранцев, для которых немецкий не был родным; и ловя себя на этом, он неизменно смущался.
Но нет, сейчас он был уверен, что хозяин сознательно так ведет себя. От улыбающегося Уиллока исходила какая-то скрытая враждебность. Но чего еще можно было ждать от антисемистки настроенного бывшего тю­ремного надзирателя, который дрессирует псов, способ­ных перервать человеку горло? Трогательного внима­ния? Хороших манер?