Охота на магов: путь к возмездию (СИ)
— Какие же меры? Это подвергнет нас опасности… — задумчиво проговорил Анариэль, сложив руки за спину.
— Такие моменты будут случаться. С этим ничего не поделать, — заключила Афелиса. — Пусть я и была жертвой, но удачно выкрутилась.
— Никто и не мог сомневаться, что однажды твоя предусмотрительность поставит тебя на кон.
— В любом случае, нам нельзя раскрываться. Кодекс запрещает…
— Что уж там кодекс, когда жрецы иной раз не слушают нас? — вздохнула Леотар, заправляя русую прядь волос за ухо. — Он не наказывает их. Даже поощряет. Мы могли поддерживать с тобой связь и отслеживать каждый твой шаг, что было сподручно. Магический рубин требует сильных, отчаянных жертв. Тех, что будут поминать как героев и величать великими. Понимаете? Если таковых не будет, то и не судьба нам увидеть белый свет.
— Госпожа Леотар, я, конечно, долго рассуждала над ним, и в те тюремные дни не могла спокойно спать. Неужели рубину необходимы смерти? Не достаточно ли будет нашей общей силы, чтобы пробудить магию в нем? — спросила Афелиса припоминая давние сцены и желая как можно скорее забыть о них.
— Это опасно, — ответила она, немного помолчав. — Впрочем, — пожала она плечами, нахмурив брови, — что же лучше: гибель нескольких магов или гибель всего нашего общества и исчезновение колдовства? Рубин попросту раскрошится, и обычные люди не узнают об этом.
— А надобно ли им знать? Они и так вдоволь узнали, что теперь считают нас выходцами из ада, — недовольно сказал Анариэль. — Людям не нужно знать то, что выходит за рамки их разума, а иначе наступит хаос. А ты, Афелиса, ощутила это на себе. И стала настоящей воительницей, спустившейся с небес.
Он равнодушно поглядывал на фрески, но по мере разговора его с Афелисой выражение лица изменялось, и какое-то болезненное сострадание читалось в глазах и в легкой, иронической улыбке. Вскоре из-за спины послышался голос старушки; опершись рукой на трость, она неспешно переставляла ноги.
— Не заскучала, дорогая? А твои ребятки и места себе не находят.
— Вы как всегда добры, Хакан, — сказала Афелиса, подавая ей руку.
— Чего стоит! Мне главное знать, что этакое случилось с тобой? Думала, что и в ближайшее время не объявишься, а тут, как подарочек с небес. Ты знаешь, что время здесь вечно, и нет ни дня, ни ночи… ни света, ни тьмы. Все равно.
— Знаю, не зря ведь здесь прошло мое детство. Мне в диковинку было впервые выйти на свет с тобой.
— И то верно, — кивнула она, принимая ее руку.
— Живы ли остальные? — спросила Афелиса, смотря на Анариэля.
— Они шлют мне письма, пусть и не слишком содержательные, но нужно быть благодарным и за это. Некоторые из них тоже наткнулись на магов, и больше никаких сигналов не последовало.
— Никто не станет действовать без нашего приказа, — проговорила Афелиса тут же. — Духу не хватит.
— Те, кто владеет темной магией вольны, но, — внезапно замолчала Леотар, делая паузу, — им незачем посягать на нас. Не хватало еще нам стычек и с ними…
— Где Элид и Илекс? — наклонилась к старушке Афелиса, заглядывая в лицо.
— Они совсем недалеко. Вот в том коридоре и зайдешь налево в комнатку.
Пальцем она указала на проход и, кивнув, Афелиса опустила ее руку и вышла вон из зала. От каменных стен сквозило холодом и сыростью, из-за чего дрожь бежала по телу и хотелось поскорей выбраться на волю. Стоя у порога, она робко заглянула вовнутрь, отчего сердце кольнуло в груди. Маленькая девочка, смирно сидя на стуле, безумным взглядом уставилась в стену, а Элид, видимо, озабоченный мыслями, почувствовав чье-то присутствие, вмиг обернулся, лежа на диване, и в спешке вскочил.
Илекс лишь мельком взглянула на нее: она посмотрела на нее так, как будто прежде между ними ничего не случалось, то есть была удивительно угрюма и мрачна. По бледному лицу и вздрагивающим краям губ было видно, как малышка едва ли скрывает свое волнение. Рука ее дрожала, когда она брала чашку чая. Девушка ожидала непременной истерики, объятий и теплых слов, но на нее напало сомнение. Элид тоже чувствовал что-то недоброе, однако, все же потупился.
— Извини меня, — сказал он твердым, ни о чем не сожалеющим голосом. — Моя ошибка в том, что не верил твоим словам. Всей душой я благодарен тебе, и надеюсь, что это не последняя наша дорога. Мы ведь прошли этот путь вместе, не так ли?
Афелиса сначала с удивлением вслушивалась в его слова, но после осознала, что так донимает его. Среди глубокого молчания слышалось, как колотилось мальчишеское сердце. Пусть и в речи его ничего не трепетало и казалось вовсе неискренним, но все же слова эти были тяжелы. Вопреки гордости, Элид склонил голову, и в щеки его прилилась кровь.
— Да… ты прав, — вдруг проговорила Афелиса, и он тут же исподлобья посмотрел на нее. — Если это и судьба, то я счастлива, что смогла спастись благодаря тебе.
— Благодаря мне? — повторил Элид, казалось, вне себя от изумления и сильно ударяя на слово мне, не веря. — Как же благодаря мне? Илекс права, ты спасла нас. Ты!
— Твоя заслуга в том, что ты раскусил замыслы магов и решился пойти на помощь.
— Но Илекс тоже знала. Она была там всегда, не пропуская ни одного собрания; Так ведь, Илекс? Скажи. Скажи, правда ли это все?
Эти слова наконец пробудили ее ото сна, сказанные с такой мольбой, безысходностью, снисхождением, что она вмиг встрепенулась и трепетно взглянула на него. Непонимание, боль и ужас отражались в этих темных глазах. Казалось, Элид и сам спохватился. Заметив безмолвную мольбу его, она лишь смутилась и только прижалась к спинке стула.
— Ты чего? — обратился он к ней, как-то странно смотря. — Будто язык проглотила… Небось вновь ничего сказать не можешь…
— Я… я могу, — сказала она очень тихо, словно ей не хватало воздуха.
— Так говори! — выкрикнул Элид.
— Не напрягай так ее, — Афелиса быстро подошла и положила руки на плечи, пристально всматриваясь в его глаза. — Я знаю, что ей было известно. Так прошу более не повышать на нее голоса.
— В любом случае, ты принимаешь мои извинения?
— А как же иначе? — Афелиса потрепала его по голове. — И это не последний наш путь. Рубин еще не восстановлен. У магов по всей земле есть только осколки, а вот до последнего мы еще не добрались…
— И где же последний? — тихо спросила из-за угла Илекс.
— Еще не известно. Если Анариэль в ближайшее время найдет, то скажет нам.
— Не о чем пока переживать. Посмотри на нее, — сказала Элид, указывая на девочку. — Совсем больной ребенок. Всего стыдится, да и вид у нее оставляет надеяться на лучшее. Хотя знает больше меня.
— Знаю, но совсем не использую…
Она подумала немного, и вдруг покраснела, как пламя. Сгореть со стыда, лишиться выдержки было ее несомненно первым движением при неудаче, в горечи и в падениях, когда ее случайно уличали за шалости. Почти во всех случаях она раскрывала свою чувствительность и предавалась слезам. Иной раз, когда Милада вновь сравнивала ее неспособность к арифметике с успехами Элида, вопреки дружбе и теплоте общения, она молчала и только так смотрела на него, как будто желала сжечь парнишку взглядом в пепел. Бедняжка всегда оставалась горда до крайности, хоть и прижалась, отдавая себя в жертву. Такая боль была сладка и подпитывала ее головушку мыслями пусть и печальными, но приятными. Элид не умолкал, чтобы рассеять досаду и показать, что вовсе и нет ее вины, но Илекс молчала, словно не слышала ни слова.
Афелиса посмотрела на дитя, уселась на диване подле стула и не спускала с нее глаз. Наконец, поддавшись соблазну, Илекс не удержалась и вопросительно взглянула на нее.
— Вскоре вы приживетесь здесь, тогда я уже не смогу подолгу быть рядом с вами, — с ноткой разочарования проговорила Афелиса.
— И куда ты уйдешь?
— Еще есть масса невыполненных задач. И если они не решатся, то кто знает, возможно, мы останемся здесь навсегда. Униженные и не имеющие права жить.
— Скорее уж мы помрем со скуки, чем дождемся возмездия, — отвечал Элид, не выдержав более своей возмущенности.