Ты меня поймал (СИ)
Спешу на своё место.
— Это вообще какой-то плохо придуманный боевик, — заводится подруга, проезжая через открывающиеся вторые ворота. — Вас встретят! Словно мы отъявленные преступницы.
— Хочешь позвонить графу и высказаться насчёт его методов охраны? — прерываю этот поток возмущения, так как осталось буквально пару метров, где стоит очередная парочка секвой.
Только эти в костюмах. В остальном отличия нет. Одинаковы с ларца…
— Нет, — зло, но уже опустошенно отвечает Вознесенская и резко давит на тормоз. — Я потерплю.
Терпение — это не добродетель моей подруги, так что держу ухо востро, чтобы в крайнем случае успеть выйти на линию огня первой.
Но, спасибо Вселенная, до необходимого помещения добрались без приключений и практически в тишине.
Пять палат по два пациента на каждую, о чём свидетельствовала частично расставленная мебель: полуторные кровати с матрасами для мам и пластиковые колыбели для маленьких больных.
Скоро тут поселится чьё-то горе, из-за чего в сердце тягуче разлилась боль, а плечи и губы совсем сковало холодом.
Я уже посмотрела примеры требуемых от меня работ, но теперь у меня есть небольшие изменения — хочется внести как можно больше света и тепла. Подарить малышам и их мамам не только надежду на излечение, но и хоть капельку добра.
— Мотылёк?! Ау!? Выйди на связь.
Громкий голос Наташи заставляет меня вздрогнуть и оторвать взгляд от пока голых белых стен.
— Тут как-то холодно. Ты точно превратишься в сосульку за несколько часов работы. Я пойду найду кого-нибудь, чтобы включили отопление. Хотя бы тех шкафов, что нас сюда конвоировали.
Кивнула, согласившись, но вдруг представила встречу недовольной Вознесенской с охраной… боже мой!
— Я с тобой! — нервно выкрикнув, оставляю сумку на ближайшей кровати и несусь вслед за подругой. — Пройдусь, а то ноги замёрзли, — отвечаю на удивлённый моим рвением взгляд Наты.
— Ну, пошли. Давай разделимся. Я вон в то крыло, а ты в то.
Там, куда мне указала подруга, на первый взгляд никого нет. В той части ещё идёт отделка стен, а весь пол уляпан штукатуркой. Хотя, возможно, мне попадутся мастера, которые смогут помочь с настройкой отопления.
— Хорошо. Давай, — с сожалением соглашаюсь, понимая, что Наталья не желает моей компании в своих поисках.
Скорее всего, цель у них иная. Эта авантюристка когда-нибудь наши головы на плаху приведёт. Вот точно!
Мы расходимся в разные стороны, и я только по отдалённому цокоту модных ботинок подруги догадываюсь, где она блуждает.
Корпус явно планируется немаленький, судя по квадратным метрам. И кругом ни души. Хотя, наверное, в субботу у рабочих выходной день…
Подхожу к окну и любуюсь осенним листопадом в парке возле здания. Листья, словно танцоры кружат в своём последнем танце, подхватываемые порывами ветра.
Тяжело вздыхаю и, стараясь не думать о прошлом, резко отворачиваюсь от окна. И замираю.
Передо мной стоит Третьяков. Мой граф Дракула.
Забываю, как дышать и двигаться, только смотрю и не верю своим глазам. Какого черта он тут делает?!
От нехватки воздуха рвет лёгкие, но я не могу протиснуть хотя бы крохи кислорода. Взгляд мужчины обволакивает, парализует, убивает.
— Мотылёк! Ты где? Я что-то никого не могу найти.
Мне надо бы ответить, иначе Вознесенская сейчас поиски объявит. Пытаюсь разлепить вконец замёрзшие губы, но только собираюсь подать голос, как Дракула сокращает между нами расстояние до минимума и накрывает мой рот пальцами. Указательный палец второй руки прижимает к своим губам, призывая к молчанию.
И это уже в принципе лишнее, так как от чувства его пальцев на моих губах я дара речи лишилась окончательно. Слишком… трепетно, интимно и непозволительно, как будто сотни иголок воткнулось разом.
— Лара! Ну ты чего? В прятки что ли со мной играешь? Или заблудилась?
Интонации подруги становятся нервно раздраженными с каплей паники и сигнализируют мне о необходимости «срочно найтись».
Дёргаюсь, пытаясь найти в себе остатки разума, которым ещё не завладел этот человек. Да только Третьяков отрицательно качает головой и лишь дерзко улыбается.
Он не желает раскрыть своё местонахождение, но и меня почему-то не отпускает. На миг прикрываю глаза, стараясь избавиться от этого яда бездействия, а когда их открываю, то уже поздно что-либо менять. У Дракулы свои планы, и он решил …
Лео
И я решил её поцеловать.
Просто так. Потому что мне так хочется. Потому что чувствую подушечками пальцев лёгкую дрожь её холодных губ без следа какой-либо косметики. А может, ещё по какой-то причине …
Поэтому легко скольжу рукой со рта на изящный подбородок, чтобы обхватить и немного вздёрнуть вверх, прежде чем прижаться к губам, слегка раскрытым от неожиданности моей выходки.
Мы продолжаем смотреть друг другу в глаза, и я не знаю, что именно Лара видит в моих, зато наблюдаю рассвет чистейшего изумления, едва наши губы соприкасаются.
Возможно, сейчас моя лунная бабочка очнётся и даже стукнет меня за непозволительную своевольность, но я усиливаю нажим и теперь впитываю её дрожь своим ртом. Губы нежные и холодные, как лепестки роз по утру в саду мамы. Я регулярно в детстве разорял её клумбы, безжалостно обдирая бутоны. Мне нравилось трогать и мять нежные и тонко пахнущие лепестки, а потом любоваться их полётом с высокого склона за домом.
Идеальная, но ни разу не для меня!
Осознание действительности отрезвляет, и я возвращаюсь из сна.
Наш поцелуй длился не более трёх секунд, а я уже практически сроднился с мягкостью женских губ и их яблочным вкусом. Напоследок скольжу пальцем по слегка припухшей нижней губе, словно стирая след от своего поцелуя.
— Меня здесь не было, — шепчу Ларе и отпускаю.
Быстро делаю несколько шагов назад, чтобы не испытать нового соблазна. А он велик! Растерянные голубые глаза едва ли отпускают меня. Там столько эмоций, что удивительно, как этот шквал не снёс хрупкую девчонку на громкие крики возмущения.
Я ухожу, решая сохранить этот образ в сердце. Большей невинности мне не встречалось в моей жизни. Только у детей.
— Лев Николаевич, мы вас потеряли, — спокойно отзывается Захар, когда я спускаюсь на первый этаж. — Нам пора выезжать. Вылет через час.
— Как вовремя я нашёлся, — шучу в ответ, и что-то наподобие улыбки касается рта моего телохранителя.
Уже на улице к нам через чёрный ход несётся Виктор Иванович — архитектор сие сооружения и главный ответственный за открытие ещё одного отделения моей клиники. А ещё он тоже наполовину француз, чем отчего-то непомерно гордится.
— О, Леонардо, вы уже уезжаете?! А как же утвердить отделку? И девушка! Художница. Как там её зовут… что мне с ней делать?!
Его французский прононс звучит так наигранно, но я уже привык.
— Всё будет отлично, Викто'р, — уверенно ставлю точку его истерике. — Илларионова Клара — наш новый художник, попрошу вас обеспечить девушку всем необходимым и дать полный карт — бланш. Oui?!
— Offrir une liberté totale?! (Предоставить полную свободу?!)
От изумления архитектор переходит на французский язык, видимо, чтобы точнее понять мои распоряжения.
— C'est exact! (Всё верно!) До встречи, — и поскорее прячусь в салоне машины, чтобы мужчина не успел выйти из транса и засыпать меня кучей вопросов.
В тишине машины надо бы продумать скорую встречу, но в памяти всплыла нежность розовых лепестков моей ромашки.
— За Илларионовой охрану выставить? — будто подслушав мои мысли, спрашивает охранник, при этом ни капли не отвлекаясь от вождения.
— Нет. У неё свободный доступ на перемещения. Иначе, боюсь, творческая душа художника будет страдать под неусыпным контролем твоих коллег, Захар.
— К вам вернулось хорошее настроение и бодрость? Выспались? — как всегда подмечая все тонкости, Яровой не оставил без внимания и этот момент.