Королева рубиновых граней (СИ)
– Спасибо. Спасибо и… прости. Прости за то, что сделал и за то, что не сделал для тебя. Прости, дочка, – тихо повторил он.
Видя, как тяжело даются эти слова незнакомому в общем-то человеку, который по странной прихоти судьбы оказался её отцом, Лаатая отвернула лицо к окну, не желая, чтобы он видел слёзы, бегущие по щекам и произнесла:
– Я хочу побыть одна.
Каалет Ниянерен поднялся, провёл пальцем по мокрой щеке дочери, затем легонько поцеловал её в макушку и быстро вышел из комнаты.
***
Через некоторое время в покоях Лаатаи появились Тиса и Ниса, а с ними ещё куча взволнованных женщин. Они принесли с собой несколько коробок и суетливо стали их распаковывать, аккуратно перебирать лежащие там платья ловкими руками в лёгких нитяных перчатках.
– Ваше сиятельство, – обратилась одна из них к Лаатае, которая не сразу поняла, что обращаются именно к ней, – нам велено одеть вас. Вы позволите?
Как во сне девушка прошла в ванную комнату, где её ловко раздели, затем уложили в ванну, в которую добавили целый флакон драгоценного розового масла, долго натирали и полировали её тело и волосы. Причём головой, руками и ногами занимались отдельно сразу три мастерицы. А в конце ещё одна женщина полностью удалила все волосы с её тела, сказав, что в рубиновом королевстве это является нормой. И, лишившись поросли {там}, Лаатая почувствовала ещё большую свою незащищенность. Даже после того, как на неё надели эти странные коротенькие штанишки, она остро ощущала мягкие и, стыдно, но стоило признать, приятные шёлковые прикосновения.
Дальше пришла череда коротенькой же нижней шёлковой рубашки, едва прикрывающей эти самые штанишки. Затем последовали тугой корсет и несколько воздушных пышных юбок. После них женщины надели на неё нижнее платье, в точности повторяющее цвет внутреннего камня янтаря судьбы, цвет чистого благородного воска. И уже поверх него было надето второе платье, как можно было догадаться, оно было прозрачным, с янтарно-красным отливом.
Руки и плечи Лаатаи оставались абсолютно открытыми, что несказанно смущало девушку, привыкшую к строгим платьям пансиона мессы Латиры. А ещё её приводило в смятение отсутствие длинных панталон. Ноги казались голыми даже под ворохом юбок. Это было необычно и… волнующе. Ну как можно при таком количестве одежды чувствовать себя вызывающе раздетой?! Неужели у всех тех красавиц, томно дефилирующих по парку, тоже нет панталон? И, если случайно приподнимется юбка, хотя бы когда приходится идти по ступеням, то окружающие могут заметить ноги?!
Меж тем расторопные помощницы усадили Лаатаю на пуфик перед зеркалом и принялись за её волосы. Когда распорядительница месса Миата увидела желтеющую шишку под низкой чёлкой, женщине чуть не стало плохо. Она немедленно послала одну из горничных за придворным магом и лекарем, которые не замедлили явиться на её зов. Мужчины внимательно осмотрели повреждение, после чего лекарь смазал шишку вонючей мазью, чем вызвал недовольное шипение мессы Миаты, затем придворный маг прижал ко лбу Лаатаи ладони с зажатым в них янтарём, от которых к голове девушки пошло приятное тепло и одновременно расслабляющее умиротворение. Он подержал руки пару минут в таком положении, затем убрал их, полюбовался на свою работу и поинтересовался её состоянием.
– Спасибо, мне… намного лучше, – благодарно ответила ему девушка, с удивлением поняв, что она и вправду успокоилась.
После ухода мужчин, полностью избавивших Лаатаю от предательской шишки, женщины накинулись на её волосы. Они расчёсывали и укладывали ещё влажные прядки, скалывали их миниатюрными заколками, а в конце торжественно водрузили на голову ажурную диадему, вырезанную из цельного куска янтаря, которую месса Миата осторожно вынула из принесённой ей собственноручно шкатулки.
Лаатая настороженно разглядывала отражающуюся в зеркале красавицу. Тонкая талия, высоко поднятая корсетом и достаточно открытая грудь, белые плечи и шея, гордо держащая голову. С лица исчезло выражение детской непосредственности, как будто она поняла что-то важное, то, что открыло ей дорогу в мир взрослых, навсегда оставив детство в прошлом.
Месса Миата, критически осмотрев её с головы до кончиков атласных туфелек, удовлетворённо кивнула и вышла из комнаты, быстро вернувшись в сопровождении его высочества Каалета. Он сделал знак рукой, и все женщины вышли, оставив отца и дочь наедине.
– Какая ты у меня красавица! – восторженно выдохнул он. – Ни одна принцесса не сравнится с тобой! Девочка моя, ещё не поздно, скажи, и я отменю сделку! Ты достойна самого лучшего!
– Что может быть лучше, чем быть королевой… папа. Мне всё равно, за кого выходить замуж. Я готова, – ровно, без единой эмоции произнесла Лаатая и направилась к двери.
– Подожди, – окликнул её отец. – Это просил передать тебе твой жених.
И Каалет раскрыл чёрный бархатный футляр, в котором находилось ожерелье, червоное золото которого терялось в блеске драгоценных рубинов, своим рисунком образующих цветок невиданной красоты. В комплекте к ожерелью прилагались серьги, масштабно повторяющие рисунок цветка. Отец ловко застегнул защёлку ожерелья на шее у Лаатаи и протянул ей серьги, чтобы она надела их в уши. Но девушка беспомощно воззрилась на него, показывая, что у неё не проколоты уши. У неё никогда не было собственных украшений, ни дома, ни, тем более, в пансионе строгой мессы Латиры. Каалет нахмурился, затем взялся за мочку её правого уха большим и указательным пальцами, послышался лёгкий треск, и ухо в том месте обожгло уколом резкой боли. Латая дёрнулась от неожиданности.
– Всё, уже всё, моя девочка, – успокоил её отец, а затем усмехнулся. – Никогда не думал, что буду использовать боевую магию для того, чтобы прокалывать женские ушки.
Он аккуратно вдел одну из серёжек в образовавшееся отверстие, затем немного подержал ладони около саднящей ранки, а после того, как удостоверился, что боль успокоилась, проделал то же самое с другим ухом. Закончив, он отошёл немного в сторону, удовлетворённо кивнул сам себе и шагнул к двери, предложив Лаатае свою руку, на которую та неуверенно опёрлась, и они вышли из комнаты.
***
– Ваше высочество… – начала Лаатая.
– Папа, прошу тебя, называй меня папа, мне так больше нравится, – перебил её отец.
– Хорошо… папа. Скажи, почему в коридорах нет ни души?
– Посланник Повелителя Санаха попросил, чтобы о нашей сделке знало как меньше народу. Я уже говорил тебе, что в их королевстве имеются проблемы, которые они надеются разрешить с помощью пророчества о янтарной деве, – говорил отец, ведя её по абсолютно пустынным коридорам королевского крыла дворца. – Соответственно, там имеются силы, которые не хотят, чтобы это пророчество сбылось. Поэтому посланник просил пока не афишировать ваш брак.
– А когда же можно будет рассказать об этом маме? – спросила девушка.
– После консумации, – коротко пояснил отец.
– После чего?
– Повелитель сам объявит о вашем браке, когда сочтёт нужным, – неуклюже ушёл от ответа Каалет.
– А как же горничные и те женщины, что помогали мне одеваться? – не унималась Лаатая.
– Они не догадывались, кто ты и для чего тебя одевали, – ответил младший брат короля.
– Понятно, – вздохнула девушка, и они продолжили путь в полной тишине, пока не подошли к огромным дверям, полностью инкрустированным янтарём.
Перед ними его высочество остановился и достал перстень с прозрачным янтарём странного, почти красного цвета.
– Вот, – сказал он, протягивая дочери этот перстень, – надень его и носи, не снимая. Такой цвет он приобрёл от крови твоих предков Ниянеренов. В нём есть и моя капля крови. Пока он при тебе, я буду знать о твоих чувствах. Радость ли это будет, страх ли, любовь или гнев – перстень тотчас же передаст их мне, как только ты сожмёшь камень вот так, – и отец, надев перстень на руку Лаатаи, развернул его камнем внутрь и с силой сжал кулак девушки, после чего быстро прижал её к своей груди и повернулся к входу в зал Янтаря Судьбы.